Страница 47 из 50
Но едва они дошли до края помоста, как их встретили воины, которые, стоя в своих пирогах, огласили воздух грозным воинственным кличем.
Нападающие, испуганные этим внезапным появлением новых врагов, поняли, что они погибли.
Кто еще не был ранен, бросился в озеро, но за ними тотчас кинулись вдогонку Гель-рыболов и другие, последовавшие его примеру. Некоторые, хотя и раненые, продолжали сражаться, всячески оскорбляя победителей.
Но скоро и они пали, подавленные численностью, пали рядом с теми из жителей поселка, которые, мертвые или насмерть израненные, лежали уже на окровавленных бревнах озерной деревни.
Когда сражавшиеся, освободившись от врагов, уже отдыхали и пили, не отрываясь, холодную свежую воду, Рюг вдруг стал громко звать испуганных женщин и детей, которые издали присутствовали при битве, и требовал, чтобы они тащили поскорей шкуры и мочили их в воде.
Вождь и Старейший, с замечательным хладнокровием подававшие все время, пока шла битва, оружие своим обезоруженным товарищам, осведомились о причине таких поспешных требований и криков Рюга.
— По-моему, — ответил большеухий мальчик, — бесполезно сжигать весь наш запас топлива. Теперь требуется затушить то, что было зажжено. Тем более, что и пол у нас начинает загораться.
Действительно, поселку угрожала новая страшная опасность — пожар.
К счастью, благодаря неусыпной бдительности Рюга, женщины, вовремя послушавшиеся приказаний хранителя огня, притащили груды мокрых шкур, которые и были поспешно разложены по полу и на очаге; охотники тоже пришли на помощь и таскали сосуды из коры, полные воды.
Огонь был быстро затушен.
Тогда занялись ранеными.
Трупы врагов были брошены в озеро.
Только вождь, раньше чем столкнуть в воду тело человека с волосатым лицом, которого убил Крак, сорвал с убитого его ожерелье из когтей медведя и надел его на шею ребенка со словами:
— Ты вполне его заслужил, и я дарю тебе это ожерелье в знак уважения и благодарности от имени всего моего народа.
Старейший взял руку Крака, положил ее на свое сердце, трепетавшее от волнения, и сказал:
— Теперь ты воин, сын мой, и я доволен тобою!..
Наконец, на заре появился и Гель-рыболов; он плыл так же ловко, как рыба в воде. Все лицо у него, от виска до подбородка, было рассечено, что не мешало ему улыбаться.
Спрошенный Старейшим, Гель сурово ответил:
— Я вместе с несколькими товарищами кончил под водой то, что вы начали на помосте. А чтобы помешать тому, кто мне нанес эту рану, узнать меня по ней когда-нибудь впоследствии, я выколол ему глаза.
За этой ужасной ночью последовал длинный ряд спокойных и мирных дней, и маленький поселок на сваях надолго стал снова убежищем труда и счастья.
Быстро миновал ряд тихих и мирных годов, в течение которых Крак много раз выдвигался из среды товарищей своими прекрасными и добрыми качествами.
В нем развивались, наравне с доблестью, предусмотрительность и знания.
Осыпанный лестными отличиями, он тем не менее сохранил свою прежнюю скромность. Вот почему, несмотря на его молодость, никакие доказательства дружбы, снисхождения и доверия, получаемые им отовсюду, ни в ком не возбуждали зависти.
Напротив, его ставили в пример младшим членам семей, и те старались подражать ему.
Всякий чувствовал в нем будущего вождя, неоцененного руководителя, опытного советника, бесстрашного защитника.
Гель и Рюг, которых он почти догнал ростом, охотно признавали во всем его первенство и в то же время продолжали любить его по-прежнему.
Общее уважение, которым пользовался Крак, уверенность Старейшего, что его дорогой ученик достигнет когда-нибудь высшего положения в племени, немного смягчили то горькое сожаление, которое по временам охватывало старца при мысли, что ему не суждено судьбой увидеть собственными глазами резной жезл вождя в руках Крака.
Однажды, почувствовав приближение конца, старец тайно поручил Гелю и Рюгу передать Краку в тот час, когда он получит право власти, и когда его, Старейшего, уже не будет в живых, древний знак отличия его власти — резной жезл из кости северного оленя, которым он честно и гордо владел почти сто лет.
Покончив с этой заботой, Старейший предался на волю судьбы, завернулся в свою волчью шкуру и со спокойным величием стал ждать конца.
В день смерти вожди окружили его ложе, и он сказал им, указывая на Крака, который старался сохранить твердость духа, стоя между Гелем и Рюгом:
— Люди настоящего, слушайте, что скажет вам человек прошедшего: благодарю вас за ваше гостеприимство и оставляю вам вот это дитя. Оно должно руководить впоследствии вашим народом и направлять его к хорошему и к лучшему в борьбе за существование. Это человек будущего! Прощайте!
Произнеся эти слова, Старейший скончался.
Глава X
СЛЕПОЙ ВОЖАТЫЙ
На другой день после смерти Старейшего вожди свайного поселения собрались на чрезвычайный совет. На совете этом было решено, что останки старца не будут спущены на дно озера и засыпаны грудой гравия, как это было в обычае после смерти рядового члена племени, а будут торжественно схоронены в земле, среди леса, как того требует житейская мудрость покойного.
Труп был обернут, вместе с оружием и одеждами, в древесную кору и опущен в пирогу.
Краку было поручено переправить эту похоронную лодку к берегу.
Вожди же и воины должны были сопровождать ее на других пирогах.
Постановление вождей было приведено в исполнение на следующий же день, на рассвете.
Когда люди подошли к берегу, юноши племени, устроив носилки из ветвей, положили на них останки Старейшего, после чего процессия двинулась в путь. Первыми понесли похоронные носилки Гель и Рюг: за ними печально шел Крак в сопровождении вождей.
В последних рядах шагали люди, тащившие мясо, коренья и рыбу, предназначенные для похоронного пира. Другие несли пузыри, наполненные водой на случай, если им не встретится ручья по дороге.
После продолжительного и трудного перехода по лесу, шествие пришло в узкую долину, куда, кроме вождя, еще никто не проникал.
Вождь избрал именно эту уединенную долину, чтобы Старейший мог в мире предаться здесь своему последнему сну. Он вполне заслужил этот отдых после такого долгого существования, преисполненного постоянных беспокойств и непрестанной борьбы.
По приказу вождя, в долине была вырыта яма, и в нее положены останки престарелого чужеземного воина.
Затем, вплоть до самого вечера, все присутствующие набрасывали землю на могилу.
К ночи земляной холм достиг почти двадцати футов в вышину.
Это большая насыпь из земли, камней и дерна должна была не только указывать будущим прохожим место, где был погребен человек, достойный памяти своих ближних, но и защищать его останки от покушений кровожадных зверей и разрушительной силы стихий.
Когда курган (так зовут теперь эти могильные насыпи из земли и щебня, воздвигнутые над местом погребения) был готов, принялись зажигать костер и готовить пишу.
И молча, лишь изредка вспоминая прекрасные качества товарища, ушедшего теперь от них навеки, собравшиеся справили похоронные поминки. Обычай этот продолжался из века в век, теряя, однако, с течением времени свой первоначальный строгий и простой характер, а наконец и свое значение.
Первые тризны были очень непродолжительны и далеко не отличались обилием пищи, а, так сказать, вполне естественно вызывались собраниями в местах, обыкновенно пустынных, большого количества людей, пришедших издалека и часто с пустым желудком.
Измученные ходьбой и работой по погребению, присутствующие восстановляли свои силы на месте погребения.
В большинстве случаев, усталость и позднее время вынуждали их проводить даже ночь на месте погребения.