Час кроткой воды

Он полуотвернулся на миг и махнул рукой, не в силах ни принять случившееся, ни изменить, ни даже смириться.

И тут, к изумлению Ная, подал голос полузабытый Тье, которому вообще-то полагалось сидеть и помалкивать.

– Ничего ж себе! – выпалил он. – Прямо как нарочно… а может, и правда нарочно? Может, убийца заплатил ему, чтобы Наставник совсем уж о своей безопасности не думал? А если даже и ошибся… хотел бы я посмотреть на такого гадальщика!

– Хотел бы – так посмотри, – сухо одернул его Шан.

Воробей опомнился, залился краской, пробормотал не слишком разборчивые извинения и снова смолк.

Най только улыбнулся краешком губ. Он разбирался в гадании поболее прочих, хоть и таланта к этому занятию не имел ни на ломаный грош. Оно и хорошо: интуиция интуицией, но настоящий талант гадателя для сыщика попросту опасен. Однако он отлично знал, почему версия о подкупленном убийцей гадальщике несостоятельна. Потом он объяснит лончаку, в чем тут дело – ну, а сейчас не ко времени разговор.

Однако в одном Воробей прав: полностью упускать гадание из виду, посчитав его чем-то незначительным, неразумно.

– А кто мог знать о гадании? – спросил Най.

– Многие, – пожал плечами Первый Взлет. – Это ведь обычай, так часто делают. Особенно после возвращения в родные края, отставки, вообще любых перемен в жизни – подарить человеку гадание ко дню рождения. Многие могли знать, а еще больше народу – предполагать, что так и будет сделано. Знать бы мне тогда, что так обернется…

– А кто мог знать о результате гадания?

– Да те же, кто и о самом гадании, – ответил Наместник. – Секрета из него не делали.

– А о том, как именно господин Наставник принял это гадание? – продолжил Най.

На сей раз Наместник задумался.

– Кто-то из посторонних – едва ли… а вот из домашних – практически все, – помолчав, произнес он.

Уже какой-то результат. Пока не сказано, что однозначный – но все-таки результат. И к тому же он дает Наю не просто предлог, а несомненнное право перейти к следующей стадии – необходимой, но никак уж не приятной.

– Полагаю, вы понимаете, что это означает, – сказал Най. – Мы должны опросить ваших домочадцев. Всех без исключения.

– Да, – кивнул Наместник. – Конечно.

Радости у него это известие, разумеется, не вызвало – но и протеста тоже. Наверняка Первый Взлет его ждал – и наверняка знал, что это необходимо.

– И начать, несмотря на позднее время, следует сейчас, – добавил Вьюн. – По горячим следам.

– Да, – снова кивнул Наместник. – Конечно. Понимаю.

Он действительно понимал, и это одновременно облегчало работу Ная и тяготило его душу.

– Если вы не возражаете, я бы предпочел продолжить нашу беседу. А Даму Тайэ будет расспрашивать Шан, – Най вежливым кивком указал на Храмовую Собаку.

– Это разумно, – произнес Наместник.

Наю было предельно ясно, что он имеет в виду. О знакомстве Вьюна с Наставником Тайэ и его женой Первый Взлет не знал, а Най ему не собирался раньше времени сообщать. Зато Наместник отлично знал, что такое репутация и доброе имя – и не мог не согласиться, что лощеный красавчик – не лучший собеседник для молодой очаровательной женщины, да еще в подобной ситуации. Богам, и тем не стоит в лужу садиться – грязь может и прилипнуть. Что уж говорить о людях! Нет, с какой стороны ни посмотри, а умный, цепкий и некрасивый Шан – идеальный выбор.

– А со слугами пока побеседует наш лончак.

Вот так – а чего ты хотел, мальчик? Раз уж ты настолько осмелел, что собственные версии выдаешь – поработай. Следственная рутина – отличное лекарство от фантазий, не подкрепленных фактами.

– Хорошо, – согласился Наместник. – Их проводят. А мы продолжим наш разговор.

Приближаясь в сопровождении старой служанки по прозванию Син Белая Кошка к опочивальне Наставника Тайэ, где сейчас и пребывала его жена, Шан мучительно размышлял, что же ему сказать, когда он постучится в дверь. Да и постучаться было немного страшновато: что-то всегда в душе противится, когда нужно нарушить тишину в покоях больного. Даже если знаешь наверняка, что больной тебя не услышит.

Менее всего Шан ожидал, что стучать в дверь не придется – она была распахнута настежь. А уж о тишине можно было смело забыть.

Старуха Син ахнула горестно и возмущенно и заторопилась. Ускорил шаги и Шан.

Картина, представшая его глазам в комнате Наставника Тайэ, была до зубной боли неправдоподобной.

– Мама, а что он… – мальчик лет восьми с настороженными черными глазами, взъерошенный, упрямый, явно не собирался сдаваться. Несмотря на малые годы, это был настоящий боец. Шан еще не знал, на что мальчик так негодует – но не сомневался, что в своем негодовании он не уступит ни пяди. – Я этого не надену!

– Вот видите! – патетически возгласил какой-то тип в парчовом наряде. – Ваш сын не хочет надевать накидку.

Он попробовал набросить означенный предмет на плечи мальчика, но тот гневно отстранился. Шан мысленно присвистнул, оценив демарш: накидка была траурной.

– Да как же вы посмели! – с гневной брезгливостью произнесла высокая молодая женщина в темно-вишневом платье, вышитом цветами. Так вот она, Дама Тайэ!

– Но этого требуют приличия! – напыщенно возвестил тип. – И не только от вашего сына, но и от вас!

– Вот как? – медленно и с силой произнесла высокая красавица. – Приличия? И какие же это приличия смеют требовать от меня надеть траур по живому мужу, как по мертвому? Какие приличия требуют от сына оплакивать отца заживо? Или они требуют, чтобы мой муж, открыв глаза, увидел меня в трауре? Утратившей надежду? Не дождетесь. Он увидит, что я ждала его пробуждения. Единственное, чего могут требовать приличия – чтобы вы немедленно покинули эту комнату. Подите вон!

Если мальчик был бойцом, то женщина стоила целого отряда. Сила ее гнева буквально вышвырнула типа в парчовом платье из комнаты. Он скукожился и прошмыгнул мимо Шана и служанки, не смея даже бормотнуть что-нибудь жалобное.

Женщина обняла мальчика.

– Все-все-все, – сказала она ласково. – Уже все. Он больше тебя не побеcпокоит. Ты спокойно можешь идти спать.

– Но, мама! – возмутился мальчик. – Я же не маленький! Я тоже хочу помогать!

– Верно, ты не маленький, – серьезно подтвердила женщина. – Поэтому ты сменишь меня утром. Ничего хорошего не будет, если мы оба просидим с отцом всю ночь, а потом оба свалимся. Ты сменишь меня утром – до прихода твоего брата.

– Да, – кивнул мальчик. – Я понял. Я постараюсь уснуть.

– Только сначала загляни на кухню и скажи, чтобы ужин принесли еще и для Син… и для господина сыщика, разумеется.

Мальчик устремил по-прежнему настороженный взгляд на Шана, словно бы спрашиваю безмолвно: «Кто ты? Хорош ли ты в своем деле? Найдешь ли того, кто поднял руку на отца? Могу ли я оставить тебя со своей матерью, не обидишь ли ты ее?»

– Меня зовут Шан, – произнес сыщик, повинуясь этому невысказанному вопросу. – Шан Храмовая Собака.

Он ненавидел необходимость представляться по прозвищу – но понимал, что сейчас это необходимо.

– А как тебя зовут?

– Тайэ Второе Крыло, – ответил мальчик, не сводя с него глаз. Странно, но прозвище гостя, похоже, не показалось ему ни смешным, ни нелепым: даже тени насмешки не увидел Шан в его взгляде.

– Так вот, Второе Крыло, я сыщик. Я здесь, чтобы узнать все, что может помочь нам поймать того, кто сделал это. – Шан обернулся в сторону постели, на которой лежал Государев Наставник. – Не тревожься. Все будет хорошо. Вот увидишь.

Мальчик помедлил и кивнул. Даже не лицо его – вся его фигура, осанка выражали явственное: «Смотри же – ты обещал!»

– Ужин скоро принесут, – произнес он. – Я пойду скажу, чтобы принесли.

Он пожелал спокойной ночи, попрощался и вышел, серьезный и собранный – ведь он шел не просто так, а по важному делу: распорядиться насчет ужина, а потом лечь спать и постараться уснуть, чтобы завтра сменить мать у постели отца.