Самолётиха

  Некрасов оказался, словно уменьшенной копией Малюги, что-то в них было очень похожее. Мы с ним познакомились, и он нам выдал довольствие до конца месяца, а это вышло два мешка, которые мы решили пока не брать, а найти санки для их перевозки...

  С аэродрома пошли искать школу, которая оказалась не так уж далеко. Да чего там, от нас до центра посёлка не больше двух километров. И даже застали на месте директора, которая согласилась, что ребёнок должен учиться в школе, посокрушаласть, что у Верочки так сложились обстоятельства, но поставила довольно жёсткие условия, а собственно, почему она должна верить и рисковать, ведь она нас впервые видит, и она подстраховалась от ситуации, если Верочка окажется глупой. То есть, она даёт времени до конца третьей четверти Верочке догнать свой класс, тогда она с ним и закончит этот год. В принципе, вполне щадящие условия, да и Верочке будет меньше времени о своих проблемах переживать. Узнав, что мы будем жить у Новиковых, оказалось, что там даже одна из дочерей Аглаи Петровны теперь одноклассница Верочки и у неё есть все учебники...

  Довольные тем, что все основные вопросы мы так быстро и удачно утрясли, мы пошли к месту нашей постоянной дислокации. Вот уже как выражаться научилась. Дома по деревенской традиции взрослые нам устроили обстоятельный опрос-допрос. Ну, это и понятно, ведь нам с ними, а точнее им с нами, да Бог его знает, как правильнее, нам всем теперь не один день под одной крышей жить. Кроме чистого любопытства, кто мы и откуда, ещё возникли и чисто практические вопросы, о еде, в частности. Я сказала, что нам выдали продуктовое довольствие до конца месяца, а много это или мало, надо смотреть, пока это просто два мешка, которые нужно ещё привезти. Санки из хозяйства мне для этого выдали без вопросов...

  К слову, о продовольствии. Может, кому покажется это недостойной для обсуждения темой, но позволю себе с этим не согласиться. И этот вопрос ещё пару раз вставал перед нами в полный рост, и пришлось его решать, и делать это было весьма не просто. Оказывается за приём на постой военнослужащих семье положено поощрение, в виде выдаваемой муки, но этой муки совсем не много и она не для кормления постояльцев, а именно самим хозяевам жилья. Вообще, сказать, что в тылу жители шикуют и объедаются, будет неправдой, и до войны не было возможности особенно обжираться, хотя большинство явно почувствовали, что стало гораздо сытнее, чем перебивались при царе. А вот теперь призыв "Всё - для фронта, всё - для Победы!" в том числе урезал и без того не особенно роскошный деревенский стол. А наши военные тыловые нормы оказались рассчитаны с виртуозной точностью, они не позволят умереть от голода и выполнять свои обязанности, но надеяться на то, что на свою норму смогу прокормить ещё и сестру - это было от моего незнания этих моментов. Фактически, ситуация, что батальон ещё окончательно не развернулся и не разместился, мне играла на руку, тем, что продукты выдали на руки. А при организации положенного централизованного питания, я должна буду питаться в части, а как буду кормить Верочку неизвестно. И при всём хорошем ко мне отношении, если мне кто-нибудь даст хоть корочку хлеба, эта корочка ведь окажется отнятой у кого-то другого. Но, это дело будущего...

  Сейчас же, мы договорились, что продукты завтра я привезу, и тогда мы посмотрим и предметно обсудим вопрос. Привезённых назавтра продуктов было вполне достаточно, мы договорились, что будем питаться с Новиковыми с общего стола, и они не будут считать это для себя обузой. Но как оказалось, что опять я была наивной и не обладала информацией в достаточном объёме. Оказывается, продуктов получилось так много не потому, что это у нас такая норма снабжения на оставшиеся десять дней января. Фактически мне выдали почти месячный паёк, и не потому, что Некрасов такой добрый или глупый. Он умный и правильный старшина, который выдал мне всё, что положено по моему продаттестату, то есть с седьмого числа у меня пять дней лечебного отпуска, в который мне положена практически двойная тыловая норма. И дальше до конца месяца, ведь всё время у Смирновых я никакого довольствия по аттестату не получала. И всё это, к счастью, я узнала заранее, а не столкнувшись с этим в лоб. Из обстоятельного объяснения Некрасова, который отловил меня - когда радостным чижиком в свежеполученных валенках и висящем на мне мешком техническом комбинезоне поверх ватника и ватных штанов я неслась куда-то. Вот он мне все точки над всеми буквами и расставил, и я с разбега упёрлась в притаившиеся за углом большие сложности. У меня хватило ума попросить у Виталия Гавриловича совета (Вот, не все старшины Митричи, здесь у нас вполне себе Гаврилович). Как оказалось, даже с хитрой изворотливостью старшинского ума эту проблему решить достаточно не просто и практически незыблемый факт, что получить второй паёк военнослужащего на Верочку не выйдет, при любой махинации это закончится статьёй и не в газете, а из уголовного уложения. Некрасов обещал подумать. Начал мне объяснять, что вот они к началу февраля уже должны столовую развернуть, в крайнем случае придумаем, как мою сестрёнку при нашей столовой подкармливать. Сами понимаете, что до конца дня я не могла выкинуть эту проблему из головы, и всё буквально валилось у меня из рук. Да и последующие дни я думала не переставая, у меня от этих размышлений уже мозги плавились, но ничего не придумывалось. Хоть, вроде бы деньги у нас были, если не считать моё денежное довольствие, которое мне однажды выплатили на Ханко в размере двадцати рублей сорока копеек, что больше, чем получает рядовой боец в армии, и при этом уточнили, что по новому званию мне перерасчёта не сделали. Здесь "Хитрый хохол", как он сам себя называет, Некрасов высчитал и выдал мне всё положенное за прошедшие месяцы. Оказывается мой суммарный оклад сейчас двадцать шесть рублей десять копеек на руки, но мне положены доплаты за время пока я была в разведвыходе в размере ста процентов надбавки, но время в госпиталях считается по голому окладу по званию - пятнадцать рублей, ещё мне положено тридцать процентов надбавки за службу в морской авиации, а ещё, и ещё, через пять минут от этих копеек, процентов, надбавок и выплат за классности и налоги я впала в гипнотический транс, из которого меня вывел почти обиженный Виталий Гаврилович. Нет, я его понимаю, и шапку готова ломать, что он во всём этом сумел разобраться и мне денежку дал, но для моих мозгов это смертельный неудобоваримый яд, что я ему с благодарностями как смогла объяснила. В общем, за все прошедшие месяцы службы, с учётом выданного на Ханко, я получила у него на руки сто сорок один рубль и четырнадцать копеек. Я совершенно искренне уверена, что не меньше нужно выдать премией Некрасову, который сумел эту сумму вычислить и правильно заполнить формуляр моего денежного аттестата. Жуть! Вот где реальный героизм! Кроме тех трёх рублей, что у меня были, Ираида буквально насильно мне всунула десять красненьких бумажек, то есть триста рублей. А в поезде Верочка призналась, что и ей она дала денег и просила раньше поезда мне об этом не говорить, и вместе с этими Верочкиными пятью сотнями (я для себя так и решила, что триста - это наши общие деньги, а вот эти пять сотен я буду тратить только на сестру, раз уж ей их дали и это будет честно) мы сейчас имели чуть больше девятисот десяти рублей. По довоенному времени это почти безумные деньги и если на них отовариваться по карточкам или в лавке военторга, то это не мало. А вот если с ними пойти на базар, то там бутылка самогона не меньше пяти сотен, когда официальная цена бутылки "беленькой" одиннадцать рублей с копейками. Это я к тому, сколько времени и как эффективно на наши богачества я смогу кормить сестру. Конечно, ещё можно оформить её как иждивенку в местном поссовете и на неё выдадут карточки, но вот с отовариванием этих карточек, как вздохнула Аглая очень большие проблемы. Их то карточки ещё по осени фактически до лета уже давно отоварены и сейчас никто товар ради пары человек не повезёт.