Страница 38 из 57
Если вам доведется быть в Музее Пушкина в Москве, загляните в библиотеку и попросите показать книгу, несущую в облике своем отсвет незабываемого столетия.
История создания книги богата событиями, напоминающими приключенческий роман XVIII века. Недаром и автор, и книга — воплощение времени.
«Цветок засохший, безуханный, забытый в книге вижу я…» Едва замолкнешь, — кто не знает этих строк? — соседствующий голос непременно продолжит: «…и вот уже мечтою странной душа наполнилась моя…» Пушкинский «Цветок» вызвал множество подражаний… Но теперь я, движимый «мечтою странной», хотел бы сказать не о цветке, положенном меж книжных страниц, а о живых поэтических букетах, собранных некогда «на брегах Невы». Догадливый читатель, разумеется, понял, что речь идет о «Северных цветах» — лучшем, наиболее прославленном альманахе пушкинской поры. Зададим же себе, держа в руках «Северные цветы», пушкинские вопросы: «…где цвел? когда? какой весною? и долго ль цвел?…»
Люблю в свободную минуту, уйдя от суеты, подойти к полкам и взять в руки «Северные цветы». Что ни страница — восторг, уму и сердцу восхищение. Судите, друзья, впрочем, сами. Открываю наугад альманах, и в комнату врываются соловьиные трели:
«Русская песня» Антона Дельвига, став алябьевским «Соловьем», облетела мир. Первоначально (как не вспомнить!) «Соловьем» пленила слушателей красавица цыганка Татьяна Демьянова, а затем без него не обходились Полина Виардо и Аделина Патти. Существуют работы, посвященные биографии «Соловья», на редком концерте не звучит он теперь. Любят все, любят у нас «Соловушку» и по давней привычке украшают пение соловьиными трелями. А ведь всему начало — альманах «Северные цветы».
Листаю книгу — и опять в ушах музыка, и мощный голос выводит:
При чтении стихов глазами, когда звуковая сторона оказывается несколько приглушенной, обращаешь внимание на чеканность поэтического вывода:
Невольно думаешь об Иване Козлове, которому Пушкин посвящал прочувствованные стихи и чьи песни-переводы стали народной музыкальной классикой. Едва ли можно отыскать у нас человека, который бы не знал бессмертный «Вечерний звон».
Что и говорить, «Северные цветы» блещут первоклассными поэтическими именами. Пушкинская плеяда предстает на страницах альманаха в богатейшем разнообразии — Батюшков, Баратынский, Вяземский, Языков, Федор Глинка, Туманский, Шевырев, Гнедич, Плетнев… В книге, помеченной 1826 годом, перед читательским взором предстали такие поэтические жемчужины, как «Надпись» («Взгляни на лик холодный сей!») Баратынского, «Подражание Ариосту» Батюшкова, «Нарвский водопад» Вяземского, «Мы» Дельвига… Едва ли не каждая публикация в стихах или прозе прямо или косвенно связана с именем Пушкина. Вот стихи Вяземского, посвященные Ольге Сергеевне Пушкиной — сестре поэта:
Когда например, доходишь, листая альманах, до «Пояса Киприды», отрывка из «Илиады», переведенной Гнедичем, то невозможно не вспомнить пушкинских строк:
Переводческий отдел — и это надо отметить — в альманахе сказочно богат. Здесь мы видим сербские народные песни, переложенные Александром Востоковым, филологом-славистом, стихотворцем. «И радость былая, как ночью луна, видна, но далеко, ярка, но хладна», — гласит перевод Козлова из Байрона, кумира тогдашних романтических времен.
И все-таки все отступает на задний план, делается всего-навсего окружением, оттенком к основному, когда появляются на страницах «Северных цветов» творения Пушкина. Говорят, что самыми дорогими (в денежном смысле) на книжных аукционах в мире считаются прижизненные издания Шекспира. На пороге XXI век, и нет никакого сомнения, что первые публикации Пушкина мы теперь должны ценить наравне с драгоценными автографами и другими духовными — письменными и печатными — сокровищами. В «Северных цветах» за 1826 год опубликованы «Отрывок из письма А. С. Пушкина к Д…» (то есть Дельвигу), стихи «К чему холодные сомненья», «Подражание Корану», «Баратынскому» («Сия пустынная страна…»), «Ему же», отрывок из поэмы «Цыганы». Открываю страницу альманаха и читаю:
Перед нами отрывки из второй главы «Евгения Онегина». Так доходило до читателя величайшее произведение, без которого ныне невозможна русская литература. В «Северных цветах» были напечатаны отрывки из «Бориса Годунова», поэма «Граф Нулин»…
Альманах выходил ежегодно с 1825 по 1831 год. Редактором и составителем был Антон Дельвиг, взявшийся за дело с помощью известного книгопродавца и издателя Ивана Сленина. Впрочем, с последним Дельвиг довольно скоро расстался, и книги печатались под присмотром Ореста Сомова, видного теоретика романтизма, критика, прозаика и журналиста, дельного человека. Четыре года подряд выпуски открывались обзорами российской словесности, писал их Сомов. Последний выпуск «Северных цветов» был издан Пушкиным в пользу семейства Дельвига, когда последнего уже не было в живых.
Альманах, выходивший в удобном карманном формате, был необычайно красив. Недаром в его издании принимал участие Орест Кипренский, помещались гравюры с работ Карла Брюллова и гравюры Ф. И. Иордана. Знакомый Пушкину рисовальщик В. П. Лангер для каждого выпуска рисовал виньетки — цветы, которые и стали изобразительной аллегорией альманаха.
Книги являются и своего рода памятником дружбе Дельвига с Пушкиным, пронесенной ими с отроческих лет до могилы. Страницы альманаха — отсвет этой дружбы. Недаром в одном из писем Пушкин горестно воскликнул: «…никто на свете не был мне ближе Дельвига». Именно после смерти автора «Соловья» в стихах Пушкина начинает звучать элегический мотив: «Зовет меня мой Дельвиг милый», — эта поэтическая формула поразительно прихотливым образом отозвалась в «Петербурге» Андрея Белого, получив под пером последнего многозначное переосмысление.
Немногие знают, что существовало приложение к «Северным цветам» — «Подснежник», вышедший в двух книгах. В «Подснежнике» печатались Пушкин, Дельвиг, Языков, Вяземский, увидели свет переводы из Адама Мицкевича.
Знатоки высоко ценят «Северные цветы». Говорят, что в старину библиофилы определяли время появления на свет книги по запаху. Ко мне как-то зашел человек с предложением купить два выпуска знаменитого альманаха. Я сильно огорчил пришедшего, сообщив ему, что его книги — всего-навсего копии. Книги на 1825 год и на 1826 год были переизданы в 1881 году университетской типографией в качестве приложения к «Русскому архиву». Тираж переиздания был небольшой, и сейчас эти книжечки также представляют определенную ценность. «Как вы узнали?» — спросил меня пришедший. «По запаху», — ответил я. Но это была только шутка. Наиболее точная примета — бумага, она позволяет почти всегда безошибочно определить время издания.