Страница 31 из 57
Нельзя не обратить внимания на обширный список глав из книги «Былое и думы» А. И. Герцена. Переписанный каллиграфическим писарским почерком сборник также включил в себя копии писем В. Г. Белинского к друзьям.
До конца своей жизни Герцен вспоминал годы, проведенные во Владимире, как «чуть ли не самый чистый, самый серьезный период окончившейся юности». В своей книге «Былое и думы», ставшей классическим произведением русской мемуарной литературы, Герцен одну из лучших частей назвал «Владимир на Клязьме». С горечью писал Герцен о том, как покидал он очаровательный город: «В начале 1840 года расстались мы с Владимиром, с бедной узенькой Клязьмой. Я покидал наш венчальный городок с щемящим сердцем и страхом, я предвидел, что той простой глубокой внутренней жизни не будет больше… Мы знали, что Владимира с собой не увезем…»
Недавно в архиве обнаружены новые материалы о пребывании во Владимире писателя-демократа, о его литературной и общественной деятельности.
Среди лиц, описанных Герценом в мемуарах, фигурирует владимирский архиерей Парфений. Его Герцен характеризует следующим образом: «Владимирский архиерей Парфений был умный, суровый и грубый старик; распорядительный и своеобычный, он равно мог быть губернатором или генералом, да еще, я думаю, генералом он был бы больше на месте, чем монахом; но случилось иначе, и он управлял своей епархией, как управлял бы дивизией на Кавказе».
Этот Парфений, кроме своей основной «должности», занимал также пост главы существовавшего тогда в городе Попечительного о тюрьмах комитета. Через Владимир проходил этапный путь в Сибирь, и на окраине города находилась большая пересыльная тюрьма. За несколько лет до приезда Герцена во Владимир через местную пересыльную тюрьму прошли некоторые из декабристов. Во время пребывания Герцена во Владимире в тюрьму то и дело прибывали новые и новые партии «бунтовщиков» — крестьян, выступавших против помещиков. Они проходили через город под конвоем, гремя кандалами.
Герцен жил на главной улице, возле Золотых Ворот. Из окон дома он не мог не видеть арестантов, идущих по этапу…
Среди бумаг архива найдено официальное письмо А. И. Герцена к Парфению. Приводим это письмо:
Ваше высокопреосвященство,
Милостивый государь и архипастырь!
Желая по мере возможности участвовать в христианском деле облегчения судьбы тех несчастных, которые по заблуждениям или дурно направленной воле впали в пороки и подвергнулись тюремному заключению, я покорнейше прошу Ваше высокопреосвященство принять от меня в распоряжение Владимирского тюремного комитета двадцать пять рублей ассигнациями, это пожертвование думаю я повторять ежегодно — если дозволят обстоятельства.
С чувством истинного уважения и преданности испрашиваю Вашего архипастырского благословения, честь имею пребыть Вашего высокопреосвященства покорнейший слуга
А. Герцен
г. Владимир 1839 июнь 13.
Как известно, во Владимире Герцен работал в редакции «Губернских ведомостей».
В своих мемуарах он писал: «Дело это было мне знакомое: я уже в Вятке поставил на ноги неофициальную часть „Ведомостей“ и поместил в нее раз статейку, за которую чуть не попал в беду мой преемник».
В «Трудах Владимирской ученой комиссии» можно найти важнейшие сведения о пребывании Герцена во Владимире, о его работе в местной газете. Вообще, надо заметить, что в трудах краеведческой комиссии публиковалось множество любопытных исследований, документов и заметок из жизни и истории края.
В архиве большое собрание старых периодических изданий.
Вот книги «Московского журнала» за 1792 год. В седьмой книге, как и в других, печатались знаменитые «Письма русского путешественника», в которых Карамзин в легкой, хорошо воспринимаемой форме доводил до сведения читателей удивительное множество бытовых, исторических, литературных, философских и других сведений о Франции и других странах того времени. Кроме того, в журнале печатались такие его произведения, как «Бедная Лиза», «Наталья — боярская дочь», а также описания различных происшествий, анекдотов из жизни знаменитых писателей. Здесь же опубликованы «Похождения графа Калиостро» — повествование об известном в свое время международном аферисте, который, будучи гипнотизером, выдавал себя за мага и волшебника. В 1780 году Калиостро приезжал в Петербург и благодаря своим шарлатанским проделкам добился, что его стали принимать в петербургском свете как исцелителя нервных заболеваний. Понятно, что такое занимательное чтение, рассчитанное на определенные вкусы, привлекало к журналу Карамзина субскрибентов, как называли подписчиков…
В нашей печати отмечаются давние экономические и культурные связи России с самыми различными странами. В частности, в прессе упоминалось имя Григория Ивановича Микулина, русского посла, проведшего в Англии зиму 1600/01 года. Мы видим в архиве выразительный портрет человека с умным, твердым и проницательным взглядом.
Нельзя не обратить внимания на «Китайское уложение», которое «перевел сокращенно с маньчжурского на российский язык коллегии иностранных дел майорского ранга секретарь Алексей Леонтиев» (1799). Как свидетельствуют его современники, Леонтьев научился китайскому языку в Пекине, где жил при русской миссии около восьми лет. Уже в шестидесятых годах XVIII столетия Леонтьев занимался переводом на русский язык китайских книг. Активно трудился Леонтьев для «Собрания, старающегося о переводе иностранных книг в Петербурге». Леонтьев был деятельным участником знаменитых сатирических журналов Новикова, в частности «Трутня». В этом журнале в 1770 году на восьмом листе была помещена статья «Чензия, китайского философа, совет, данный его государю». Под этой статьей стоит подпись: «Перевел с китайского не знаю кто». Но среди многочисленных переводов Леонтьева есть книга «Китайские мысли», выпущенная в Петербурге в 1772 году. В нее входит и перевод той самой статьи, которая помещена в «Трутне», хотя она и называется иначе — «Рассуждения учителя Чензия о правлении государством».
Как завороженный ходишь по миру документов и рукописей.
Улицы Суздаля запорошены снегом. Заиндевелые березы, возвышаясь над палисадниками и заборами, блестят под лучами скупого зимнего солнца. Если смотреть на город с высоты старой крепости, то открывается величественная панорама. Многометровую цепочку крепостных стен словно скрепляют башни с бойницами; над деревянными домиками возвышаются причудливые церковки, созданные руками древнерусских умельцев; незабываемое впечатление производят массивные палаты давних времен — редчайший памятник архитектуры старой Руси.
Суздаль — город-музей. По возрасту этот маленький городок старше Москвы. Некогда Суздаль — центр княжества — играл видную роль. Зодчие и каменных дел мастера сделали его «вельми прекрасным». Изографы украшали суздальские храмы немеркнущими фресками.
В Суздаль постоянно прибывают экскурсии из Владимира, Горького, Москвы, Ленинграда, посещают Суздаль толпы зарубежных туристов. В недавнем прошлом немало экскурсантов, осмотрев город-музей, заглядывало на улицу Льва Толстого. Здесь, в небольшом скромном домике, жил Иван Абрамович Назаров — рабочий-поэт.
Когда я приходил к Ивану Абрамовичу, старый радушный человек охотно рассказывал о своем жизненном пути, о встречах с людьми замечательными, о талантливых людях из народа.
Сын суздальского каменщика, внук крепостного крестьянина, Иван Абрамович Назаров с юных лет «перепробовал» множество профессий. Жизнь не баловала мальчика, оставшегося с семи лет без отца. Детство поэта никак не назовешь золотым. Нет, оно скорее напоминало детство чеховского Ваньки Жукова. Сначала Иван Абрамович был отдан в «учение» картузнику, затем попал в слесарную мастерскую. Мальчика посылали за водкой, махоркой.