Страница 29 из 57
И лишь одна из женщин не принимала участия в общей работе. Она ходила по не скошенной еще траве, часто нагибалась и, наполняя холщовую суму травами, кореньями, шептала:
— Разрыв-трава, сон-трава, плакун-трава…
В краеведческой литературе редки записи, связанные с так называемой народной медициной. Фольклористы не интересовались народной мудростью в этой области, складывавшейся веками. Упростители объявили всю народную медицину знахарством.
В последние годы заметно усилился интерес к народной медицине. К народному опыту обратились наши научно-исследовательские институты при изучении целебных свойств трав и кореньев. Ученые читают старые рукописные книги — «Лечебники», «Травники». Стали изучаться также тетрадки и в большом количестве сохранившиеся в архивах отдельные листы с записями лечебных рецептов, имевших обращение в народе.
Куда только беспокойная судьба не забросит книжника! Однажды поздней осенью оказался я в маленьком городке, затерянном в мещерских лесах. Городок носил ласковое название Меленки. Добираться до Меленок от Мурома пришлось по узкоколейке, в забавных вагонах, за окнами которых мелькали лесные чащобы, болотные пустоши да небольшие тихие деревеньки. Улицы в Меленках были тогда вымощены булыжниками, по утрам раздавался далекий пастуший рожок, а на базарной площади продавали удивительно вкусное молоко, топленное в глиняных кринках, покрытых глазурью.
Когда приезжаешь в новое место, всегда хочется познакомиться с теми, кто живет там давно, знает людей, события, историю, были и предания, старину и новизну. Старожилы-краеведы, как правило, самые интересные собеседники.
В Меленках в первый же день познакомился я со старым учителем, воспитавшим не одно поколение рыбаков, лесорубов, животноводов, текстильщиков.
Михаил Иванович Азинков преподавал в те годы литературу в старших классах средней школы; учитель был страстным любителем русской и западной классики. Он цитировал по памяти целые страницы из Толстого, Достоевского, Стендаля, Гюго. В довоенную пору скромный меленковский учитель написал письмо прославленному французскому писателю Ромену Роллану. И вдруг — о, радость! — автор «Жана Кристофа», получавший письма со всего мира, прислал ответ в далекий русский городок. Завязалась переписка…
Но письма Ромена Роллана были не единственным сокровищем в коллекции учителя-краеведа. Как-то в груде макулатуры, собранной школьниками, Азинков обратил внимание на приходно-расходную рукописную тетрадь, в которую меленковский почтмейстер в начале прошлого века вписывал почтовые отправления и получения. На оборотных листах тетради были написаны советы, как уберечься от болезни, «от дурного глазу», как отвести злую порчу. Некоторые полезные медицинские советы соседствовали с наивными, даже смешными, разумеется с нашей, современной точки зрения. Учитель сразу понял, что перед ним записи по народной медицине.
В ней заключен опыт, собранный веками людьми, жившими в постоянном, близком и непосредственном общении с природой.
Много времени потратил старый учитель на расшифровку и прочтение текста, написанного, кстати говоря, удивительно поэтичным, образным языком.
Судя по неудовлетворительной сохранности рукописи (некоторые листы разорваны, а частично и вырваны), можно уверенно заключить, что она была в частом употреблении.
На последней странице рукописи выведено: «Конец травам». Переписчик «Сказания» был человеком не очень грамотным. Он употреблял характерное для Меленковского уезда цоканье (вместо буквы «ч» писал «ц»).
Некоторые советы, приводимые собирателем «Сказания о травах», полны суеверия. Таков, например, совет: «Если собираешься жениться и хочешь с женою жить ласково, найди траву царевы очи, с нею семейная жизнь наладится».
Но вместе с тем в рукописи есть и чисто утилитарные поверья. «Трава-крапива, — говорится в „Сказании“, — лечебную силу имеет, у кого ногу корчит или кого собака бешеная укусит». Чернобыльник, пишется далее, помогает при головных болях, его же следует применять «егда томится арженица» (роженица). Как весьма «доброе зелие» рекомендуется трава проскурник. Эту траву подобает есть «на тощее сердце». Богородицы на трава, утверждает автор, полезна матерям.
Возвратившись из Меленок, я написал для газеты небольшие заметки об учителе-собирателе. Через несколько недель Азинков прислал мне письмо, в котором душевно благодарил за сказанные о нем добрые слова и просил совета, как поступить с находкой. Дело в том, что к Азинкову обратилось несколько организаций и частных лиц с предложением о покупке редкой рукописи. Я еще не успел сесть за письмо в лесной городок, как поутру зазвонил телефон и в трубке загудел незнакомый голос:
— С вами говорят из медицинской академии…
Оказывается, Академия медицинских наук СССР тщательно собирает все «травники» и готовит их к изданию. Труд учителя-энтузиаста из мещерской стороны ныне стал составной частью большого труда.
Теперь трудно представить себе город Ковров начала тридцатых годов прошлого века. На старинной выцветшей литографии мы видим одноэтажные домики в вишневых садах, улицы, поросшие густой травой, хлебные амбары возле пристани на берегу Клязьмы. В провинциальном приречном городке жизнь текла по домостроевскому укладу, однообразно и неторопливо.
Но однажды сонное спокойствие было нарушено четкой барабанной дробью. В город вошел Московский пехотный полк. Совсем недавно полк был в горячих делах на Кавказе. Солдаты показывали рубцы на теле, полученные в сражениях при Чир-Юрте и Герменчуге. Ветераны рассказывали о памятном всем переходе через Орел, Воронеж, Новочеркасск, Ставрополь…
Появление полка — немаловажное событие для ковровских жителей. В лучших домах принимали офицеров с распростертыми объятиями. Нашлись друзья и для Александра Полежаева.
Трагична судьба поэта — автора сатирической поэмы «Сашка». Будучи студентом Московского университета, он снискал известность остроумными стихами. Особенно большое распространение получила его поэма. В самых сатирических тонах поэт описал похождения студента, его схватки с полицией и т. д. По приказу Николая I Полежаев был уволен из студентов, определен унтер-офицером в полк, а затем разжалован в рядовые. Лишь за храбрость и отвагу, проявленные в боях, ему было присвоено позднее, незадолго до прихода в Ковров, звание унтер-офицера. Здоровье Полежаева было основательно подорвано, он начал глохнуть. Поэт зло высмеивал сочинителей, восхищавшихся экзотикой кавказской военной жизни, в реалистических тонах описывал тягостный солдатский бранный труд.
Полежаев радовался переводу в Ковров. В послании к А. П. Лозовскому поэт писал о себе:
В то время в городах Владимирской губернии уже было немало разночинной молодежи. И хотя следов вольномыслия почти невозможно обнаружить в печатных источниках того времени, в тайных рапортах агентов полиции и жандармерии приводилось немало любопытных фактов. Так, например, в 1830 году губернатор секретно доносил в Петербург, что в районе Мурома появились «возмутительные листовки», в которых говорилось о том, что владимирские дворяне худо обращаются с крестьянами, что необходимо уничтожить крепостное право и т. д.