Енот-потаскун

- Антон, вы такой мрачный в последнее время, - заметила Алла, одна из двух моих учениц. – У вас ничего не случилось?

Иногда мелькали мысли, что если б я познакомился вдруг с нормальной девчонкой, моей ровесницей или помладше, мне удалось бы вырваться из этого заколдованного круга. Раньше вокруг меня всегда оказывались толпы девушек, и я легко мог выбирать. Но сейчас их словно корова языком слизнула. Алла и тупица Светка - вот и все женщины, с которыми я общался. Наверняка поблизости были и другие, но я их в упор не замечал.

Чтобы хоть как-то отвлечься, я затеял в квартире ремонт. Разумеется, в те дни, когда Валерия была занята. Впрочем, имелась и другая причина. О том эпизоде с Наташей вспоминать совсем не хотелось. Но ободранные енотом стены и рваные занавески хочешь не хочешь, а напоминали. Как будто заноза в мозгу. И видел я все это так отчетливо, словно произошло только вчера. Злился на себя, на нее и даже на ни в чем не повинного Тошку. Ну, ни в чем, кроме того, что вцепился в ногу, конечно.

Хозяйку ставить в известность я не стал. Обои подобрал максимально похожие, занавески тоже, доски ламинатные вообще такие же. Не заметит – хорошо, заметит… Ну навру что-нибудь. Я как раз выковыривал разбухшие ламинатины, когда зазвонил телефон. Леночка-коленочка.

Мелькнула мысль, что Светка все-таки на меня пожаловалась. Мол, грубый и невнимательный. И Ленка звонит сказать, что школа в моих услугах больше не нуждается.

- Антон, тут такое дело, - она даже не поздоровалась. – Максим в больницу попал. Чинил на даче крышу и упал. Переломы, сотрясение. В общем, надолго. Я его учеников раскидала всем, осталась одна новенькая, завтра должно было быть первое занятие. Игорь сказал тебе отдать.

- Это что, УДО? – хмыкнул я. – Условно-досрочное освобождение? Аж на целых две недели раньше?

- Тебе поговниться хочется? – обиделась Лена.

- Нет, - действительно, мне лучше было не выступать. Если, конечно, хотел и дальше там работать. – Какой район?

- Выборгский, Приморский. Девушка живет на Луначарского, на работу ездит в сторону «Пионерской». Хочет этот маршрут в первую очередь обкатать. Год как права получила.

- Ясно… Машина какая?

- Матиз.

- О божечки… Каждой ТП по Матизу…

- Может, хватит уже? – Лена разозлилась. – Завтра сможешь в четыре часа? Если нет, звони тогда сам, договаривайся на другое время.

- Смогу. Где?

- На Культуры, на точке. Карточку я на тебя переоформлю. Хочешь, сегодня подъезжай забрать, хочешь, завтра перед занятием.

Поскольку ученики ездили на своих машинах, чтобы не морочиться с адресами, у нас в каждом районе было по несколько мест, которые мы называли точками. Обычно там, где не было проблем с парковкой. Инструктор оставлял на точке свою машину и пересаживался к ученику.

Я записал номер Матиза и имя ученицы – Наталья. Еще одна! Чего ж мне так прет-то в последнее время? Может, хоть эта будет нормальная? Впрочем… не хватит ли уже неприятностей на мою преступную задницу?

На следующий день я забрал в офисе учетную карточку и приехал на точку пораньше. Я всегда делал так, чтобы посмотреть со стороны, как будущая ученица едет и, особенно, паркуется. Чтобы заранее знать, с чем придется работать. Поставил Мица в карман и прошел немного назад, откуда был виден проспект и заезд.

С опозданием минут на пять на горизонте появилась красная букашка. Одного взгляда хватило, чтобы понять: скучно не будет. Виляя из стороны в сторону, Матиз медленно полз в левом ряду, собрав за собой целую вереницу машин. Икаться этой самой Наталье должно было знатно, наверняка ее крыли в три наката. Особенно когда она сообразила, что надо заезжать в карман, и резко начала перестраиваться, забыв о поворотнике. И как только не словила в бок Опель – загадка.

Проехав мимо меня, Наталья высмотрела в кармане свободное место и начала парковаться. Это была поэма! Раза с пятого или шестого ей все-таки удалось впихнуться, хотя там легко встал бы даже микроавтобус. Колеса вывернула, до поребрика осталось сантиметров тридцать. Я сразу вспомнил красный Матиз, который подпер меня на Чайковского. Только тот был не такой пошкрябанный. А тут, похоже, хозяйка за год не в одну аварию влетела по мелочи, но с ремонтом особо не морочилась.

Докурив, я медленно подошел к машине, открыл дверь, шлепнулся на сиденье и сказал, на автомате потянувшись за ремнем:

- День добрый. Ездить вы, девушка, не умеете, парковаться тоже, но это попра…

Тут я пристегнулся, поднял глаза и вместо того, чтобы закончить фразу, только и смог выдавить:

- Твою ж мать!..

12. Наталья

Заявление в районный суд подать не удалось. Дойдя до места «муж на развод не согласен», тетка с лакированной прической посмотрела на меня, как Ленин на буржуазию, и процедила сквозь губу:

- Вам в мировой суд.

Спасибо хоть сказала, что идти надо по его месту жительства, а не моему, еще бы и оттуда спровадили. В мировом отсидела очередь, но все-таки подала. Ощущение было очень странное. Вроде бы, еще ничего не сделала, но… Как будто одной ногой уже переступила через границу.

Сашка больше не объявлялся, сама я ему тоже не звонила. Через месяц пришла повестка в суд. Все действо не заняло и пяти минут, дольше в коридоре сидела. Узнав, что ответчик не явился, судья, не моргнув глазом, перенесла заседание. До этого я уже успела перечитать пол-интернета и знала, что многое зависит именно от судьи. Кто-то может и после первой неявки развести, а кто-то добросовестно мурыжит до третьей. Не могу сказать, что была удивлена или сильно разочарована, но досада все равно грызла, вялая и прилипчивая.

Мне казалось, что я провалилась в какое-то безвременье. Жизнь шла за периметром, а я замерла на одном месте. Все повседневное словно засасывала какая-то воронка, без следа. Это было похоже на затяжную болезнь, которая проходила, но очень медленно. Я вспоминала о том хорошем, что у нас было с Сашкой, и становилось так больно, что он все убил. Потом вспоминала обо всем плохом и пыталась радоваться. Что все кончилось. Что у нас нет детей. Но радоваться получалось так себе.

С Федором мы встречались когда два, когда три раза в неделю. Ходили в театры, на выставки, в рестораны, ездили за город. С ним было хорошо, спокойно. И интересно. Он мне нравился, и я очень надеялась, что из этого со временем вырастет нечто большее. Не сейчас. Когда с Сашкой все закончится по-настоящему.

Ольга к этому предприятию отнеслась с сомнением с самого начала.

- Нат, - вздохнула она, когда я рассказала ей о нашем первом свидании. – Прости, это безнадега. Хотела б я ошибиться, конечно, но…

Мне тоже хотелось, чтобы она ошиблась. В конце концов, разве не бывает так, что чувства появляются со временем, когда люди лучше узнают друг друга?

Как-то я мыла руки в туалете и услышала разговор медсестры Алены и уборщицы Даши, стоявших в коридоре.

- Учись, Дашка, как устраиваться по жизни надо. Вон Матвеева – ни кожи, ни рожи. Один денежный мужик ее запустил с ноги, так она не успела еще развестись, а уже другого подцепила.

- Не говори! – поддакнула та. – Повозилась с шавкой паршивой - и в дамки.

А всего и надо-то было Федору один раз заехать за мной в клинику. Допустить, что от денежного мужика можно самой сбежать, теряя тапки, им, похоже, в головы не приходило. Ну что ж… Маму вон тоже клинило почем зря. С одной стороны, ей не нравилось, что Сашка, по ее деликатному выражению, грубо со мной обращался. А с другой все равно надеялась, что мы помиримся. С нее-то папа всю жизнь пылинки сдувал, она и представить себе не могла, что бывает иначе. То есть могла, конечно, но в какой-то очень отвлеченной теории.

Тошка утешал как мог. К осени он еще больше раздобрел, несмотря на то, что я старалась его не перекармливать. Есть такие еноты, которым хоть три орешка дай, все равно будут жиреть не по дням, а по часам. Впрочем, даже шариком Тошка не стал меньшим пакостником. Стоило только выпустить из клетки, он немедленно начинал что-то драть или стирать. Или тащил все, что не было прибито. Иногда хотелось его отлупить, но Тошка смотрел на меня такими глазами, что рука с пластиковой бутылкой, которой он боялся больше всего на свете, опускалась сама собой.