Нефритовый жезл

— Кофейню? — подняла брови Гермиона.

— Там должен быть и чай, — пожал плечами Гарри.

* * *

Сидя напротив Гарри, Гермиона жевала свою порцию салата, совершенно не чувствуя вкуса. Ее внимание было поглощено любимым мужчиной. Она была ошеломлена происходящим и не могла поверить, что обедает с ним, разговаривает как ни в чем не бывало, как будто не было вчерашнего вечера и минут страсти, проведенных в его объятиях. Конечно, ее и раньше приглашали на обед мужчины-волшебники, сотни раз. Но никто из них не волновал Гермиону. С Гарри она чувствовала себя уязвимой, ранимой, но в тоже время у нее было чувство, словно она вернулась домой. Только спустя пару лет она осознала, что настоящий дом был в той палатке, где они столько времени провели наедине, даже не задумавшись о возможности стать чем-то большим, чем друзьями.

Гермиона изо всех сил старалась поддерживать ни к чему не обязывающую беседу, и конечно, речь зашла о работе в Министерстве. Начальник Гермионы, мистер Грэхем, был теперь на одной ступени с Гарри, который стал недавно начальником Аврората; такой взлет по карьерной лестнице говорил о его несомненных талантах в поимке темных волшебников, тем более, что последние два года его ничего не могло отвлечь. Гарри обладал сильным характером, интеллектом и харизмой, и был просто создан для этой должности. За все годы, что они были знакомы, Гарри вспылил на людях всего несколько раз, а после войны приобрел железную выдержку, свои чувства на работе он держал под жестким контролем. Тем более удивительным — вдвойне — было то, что прошлым вечером он не смог контролировать свои эмоции и показал свою ранимость.

Гарри был чуть более сдержан, чем обычно, даже суров, будто боялся сказать лишнего. Но постепенно скованность прошла, и он стал чувствовать себя свободно. Выказывая неподдельный интерес, он подался вперед и сосредоточенно вглядывался в лицо лучшей подруги. Гермиона редко откровенничала с людьми, даже в школе, кроме как о её любви к книгам и преданности Гарри, о ней никто ничего не мог сказать.

Но сегодня она была откыта и прекрасна. Лицо Гермионы, обычно учтивое и сдержанное, сияло откровенной радостью, ее карие глаза лучились теплым светом, согревая Гарри.

Разговор продолжался всю дорогу до дома Гермионы. Оба были так поглощены беседой, что и, подойдя к крыльцу, продолжали стоять, словно подростки, не желающие расставаться. Хотя, конечно, лучше было бы завершить этот вечер дома, за бутылкой сливочного пива…

От света уличных фонарей исчезли все цвета и оттенки, кроме темных волос и глаз Гермионы. В неестественном смешении света луны и уличных фонарей она казалась неземным существом, чей спокойный голос тихо звучал в ночи.

Внезапно Гарри, поколебавшись с секунду, взял ее руки в свои ладони.

— Я был счастлив сегодня, словно время вернулось вспять и мы снова сидим в гостиной Гриффиндора. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, когда я общался с женщиной. Я не имею в виду секс, — спокойно объяснил он. — Я говорю о дружбе, возможности поговорить и насладиться обществом другого человека. Вместе отдохнуть, в конце концов. Я был уверен, что лишился этого навсегда. Но сегодня я… чувствовал себя замечательно. Спасибо тебе.

Пальцы Гермионы сжались, слегка коснувшись его руки:

— Для этого и существуют друзья.

Гарри проводил ее до дверей. Открыв дверь, Гермиона включила свет и повернулась к нему лицом. На ее губах блуждала грустная улыбка. Гермионе не хотелось прощаться, не хотелось, чтобы кончился этот замечательный вечер. Лучший вечер в ее жизни.

— Спокойной ночи. Это был неплохо. «Это было волшебно», — шептало ее сердце.

— Спокойной ночи, — произнес Гарри, но вместо того чтобы уйти, встал в дверях, пристально глядя на Гермиону. Он поднял руку и провел пальцем по её скуле, ласково приподнимая подбородок.

Гермиона дрожала от предвкушения. Её тело будто насквозь пронзило молнией, глаза широко раскрылись от возбуждения. Он собирался поцеловать ее снова. Его губы коснулись рта Гермионы, и она прикрыла веки. С легким вздохом она обмякла в его руках, а большего поощрения Гарри и не требовалось. Обняв и притянув Гермиону к своей груди, он принялся целовать ее настойчивее.

Она не собиралась отталкивать его. Гермиона не могла даже подумать о сопротивлении. Близость его тела обжигала, несмотря на разделяющую их одежду, и именно это тепло притягивало Гермиону. Она обвила руками шею Гарри и с удовольствием приняла ласки его языка. В ней разгорался пожар чистого, неприкрытого желания, ей хотелось быть ближе к любимому, отдаться ему без остатка.

Гарри гладил ее спину, не в состоянии удержать руки на одном месте и одновременно пытаясь не потерять контроль над собой и ситуацией.

Чувствуя, что может ему довериться, Гермиона полностью отдалась поцелую, не скрывая чувственного голода.

«Секс с Гарри должен быть чудесным», — промелькнула ветреная мысль в голове Гермионы, и она прижалась к нему еще крепче. Она все для себя решила. Пусть Гарри не любит её и никогда не будет с ней, но познать минуты наслаждения она должна именно с ним. Возможно, если эта мысль пришла бы к ней в палатке, все могло бы повернуться по-другому.

— Хочешь кофе? — оторвавшись от его губ, предложила она и сразу прошла в дом, чтобы у Гарри не было шанса на отступление.

— Нет, — вдруг последовал категоричный ответ.

— Думаю, ты голоден. Тот стейк мы ели пару часов назад, — сообщила она через плечо. — Как насчет сандви…

Неожиданно Гарри схватил ее сзади. Сильные руки обвили ее талию и притянули Гермиону спиной к нему. Он склонился к ней, и его горячее дыхание вызвало дрожь удовольствия по всему женскому телу. Гермиона с трепетом ожидала его дальнейших действий, прижимаясь к его крепкому телу еще крепче, и потерлась ягодицами о внушительный признак его желания.

— Я не хочу сандвич, — прохрипел Гарри, прикусывая зубами ее шею и затем поглаживая легкий укус осторожными касаниями кончика языка.

Глаза Гермионы закрылись в экстазе, и она откинула голову ему на плечо, открывая нежный изгиб шеи.

Дыхание Гарри стало тяжелым, Правая рука переместилась с талии, дерзко скользя вверх, чтобы потереть и сжать ее соски, обжигая Гермиону прикосновением даже сквозь одежду.

— Сейчас мне не хочется думать о том, что мы кому-то должны или обязаны, сейчас я хочу забыться в тебе. Позволь мне… — В голосе Гарри была противоположная словам резкость, гортанный тон яростного желания, который Гермиона не замечала прежде. Его руки были повсюду, лаская, требуя принадлежащее только ему. Гермиона подрагивала, волны наслаждения прокатывались по ней, каждая сильнее предыдущей.

С резким, нетерпеливым звуком Гарри потянул вниз молнию платья и спустил его на бедра, расстегнул бюстгальтер, освобождая груди для своих рук и взгляда. Гермиона тихо застонала, когда он обхватил ее груди руками, лаская мягкую плоть и нежно сжимая розовые соски.

— Я часто задумывался о том, какая она на ощупь, — признался он, заставляя Гермиону замереть в своих объятиях.

«Он думал обо мне?» — с восторгом и виной перед Джинни подумала она.

— Да, — простонал Гарри, словно отвечая на не заданный вопрос, и, резко разворачивая к себе, поцеловал горло Гермионы. Он отклонил её назад, заставив повиснуть на его руке, и потянулся к ее соблазнительной груди. Гермиона тихо вскрикнула, когда его горячие губы сомкнулись на соске и втянули его в рот. Ее закружило в темнеющем вихре страсти — теплом, бархатно-черном, — который смел последние сомнения Гермионы. Она растворилась в чисто физическом животном влечении, двигаясь навстречу удовольствию, которое он ей предлагал. Они нетерпеливо исследовали друг друга руками, срывая одежду, разделявшую их тела. Гарри дрожал от ее прикосновений, умоляя о большем.

В какой-то момент они опустились на пол, на мягкий плюшевый ковер. Не в силах ждать, Гарри задрал юбку и стянул с нее колготки. Гермиона выгнулась и прижалась к нему. Она выглядела отрешенной и полностью поглощенной похотью, которую он в ней пробудил, и он резко перевел дыхание.