Страница 3 из 4
Кисть художника становится ещё более мастеровитой, из-под неё выходят замечательные работы, его портреты запечатлевают выдающихся деятелей отечественной культуры и науки.
«Ваш русский Репин – гениальный художник! Он с исключительной страстностью создаёт впечатляющие образы, полные жизненности, большой психологической глубины и социального обобщения» (Жан-Жозеф Бенжамен-Констан, французский художник).
«Репин понимает голову так, как никто» (Николай Николаевич Ге, живописец).
«Репинские портреты обобщили и подытожили всё до него созданное в этой области русскими художниками, причём хочется называть “портретами” не только изображения лиц известных, но множество разноликих образов в репинских картинах, которые шире чем характеры, глубже чем типы, и смотрятся как индивидуальности, неповторимые и незабываемые…
Глядя на портреты Репина, я всегда, независимо от степени их достоинств, чувствую жадную мысль – доискаться до человеческого в человеке, – эту пытливую жадную мысль и столь же отвечающее ей художество…
Я ещё застал в живых очень многих лиц, с которых Репиным сделаны портреты. Что поражало: “зерно”, главный живописный мотив портрета, то, что, казалось бы, художник вправе “придумать”, чтобы выгоднее построить композицию, находилось в самом человеке, причём вовсе не в представительно-внешнем его обыкновении “казаться таким”, “держаться на людях так-то”, а в существе “душевности” данной личности» (Борис Владимирович Асафьев, литературный псевдоним Игорь Глебов – композитор, музыкальный критик, историк и теоретик музыки).
«Этот портрет с первого же раза говорит, что он принадлежит к числу далеко поднявшихся за уровень. Глаза удивительно живые; мало того, они произвели во мне впечатление ужаса; они щурятся, шевелятся и страшно, поразительно пронизывают зрителя… Потом, рот чудесный, верный, иронизирующий вместе с глазами… Словом, вся физиономия живая и похожая. Кроме того, фигура прелестная; это пальто, эта неуклюжая посадка, всё, словом, замечательно передаёт восточного симпатичного человека… Убедившись в том, что вы сделали чудо, я взобрался на стул, чтобы посмотреть «кухню», и… признаюсь, руки у меня опустились. В первый раз в жизни я позавидовал живому человеку, но не той недостойной завистью, которая искажает человека, а той завистью, от которой больно и в то же время радостно; больно, – что это не я так сделал, а радостно, – что всё же оно существует, сделано, стало быть, идеал можно схватить за хвост…» (Иван Крамской о портрете А.И. Куинджи).
Однако Москва «начинает страшно надоедать» художнику, в которой ему видится только «самодовольная буржуазия да тороватое торгашество».
В сентябре 1882 года Репин возвращается в Санкт-Петербург, а в марте 1883 года состоялась XI выставка Товарищества передвижников, где была показана картина Репина «Крестный ход в Курской губернии».
«…Мы, художники, спешим туда, там толпа, восторги, дружественный суд… Общее возбуждение, все разделяют торжество автора, а торжество было полное… Успех картины был огромный» (живописец Михаил Васильевич Нестеров о картине «Крестный ход в Курской губернии»).
«Тема “Запорожцев”, в сущности, жизнерадостнейший смех, мужественный, солнечный смех здоровых, уверенных в своей несокрушимой силе и воле людей. Но каждый из них в отдельности – яркий, “полноцветный”, знающий себе цену человек со своеобразным складом ума и своей повадкой. То же – в “Крестном ходе”, одной из смелейших композиций Репина: движение охваченной одним порывом людской массы на зрителя. Всматриваешься. Оказывается, что в обобщённом порыве участвуют “отдельные, неделимые в себе человеческие существа”, каждый со своим хоть и тупым и узеньким, – а всё же со своим мирком. Репин просто не мог равнодушно пройти мимо людей, не вглядевшись в каждого из них: нет ли в нём человека?» (Борис Владимирович Асафьев).
Почти сразу после выставки Репин с друзьями направляются за границу, в Голландию, Францию, Испанию для знакомства с творчеством Рембрандта, Веласкеса, Хальса, Мурильо, Риберы, Гойи. По возвращению в Россию Репин вновь обращается к социальной тематике, пытаясь через живописные образы передавать драматизм исторического момента страны, когда предчувствие революционных событий уже явно ощущается во всех сферах общественной жизни.
На своей даче в Мартышкино под Санкт-Петербургом художник работает над эскизами к картине «Не ждали». Дачные интерьеры, родные в роли натурщиков – здесь всё оказывается у художника под рукой. Картина была показана в 1884 году на очередной, XII выставке Товарищества, и была первой из серии работ остросоциальной тематики.
«И вот картина “Не ждали” произвела на меня странное, я бы сказал, отрезвляющее действие. Вообще появление её в Петербурге было в высшей степени сенсационным, и не только потому, что Стасов забил в свой турецкий барабан, и не только потому, что сюжет имел в себе элементы некоторого политического соблазна. Общество (очень широкие слои общества, бесконечно более широкие, нежели те, которые сейчас интересуются живописью и думают, что понимают толк в ней) как-то всполошилось, встрепенулось. Не было собрания, в котором картина не обсуждалась бы, не было семейного обеда, за которым из-за “Не ждали” не возникали бы ожесточённые споры. Но не этот шум подействовал на меня. Напротив, увидав картину, я совершенно забыл о нём, я как-то даже забыл о самом сюжете – до такой степени я был зачарован её “емкостью”; до того меня пленил льющийся через окна серый свет, до того красивыми мне показались сочетания этих самых обыденных, простейших, будничных красок, до того весь этот intérieur, который в натуре мне был бы ненавистен своим убожеством, оказался наполненным жизненностью: до того картина (повторяю, не сюжет, не “анекдот”, но всё в целом) показалась полной какой-то душевной содержательности» (Александр Бенуа).
«Отказ от исповеди», «Арест пропагандиста», «Революционерка перед казнью» – вскоре последовали за картиной «Не ждали»; художник не только не надеялся на успех в обществе или продажу этих работ, некоторые он не желал показывать даже друзьям. Стасов, через несколько лет увидев «Отказ от исповеди» у поэта Минского, которому эта работа была подарена, пришёл в восхищение. «Наконец-то я эту вещь увидел и, конечно, в ту же секунду, в то же мгновение выпросил, вымолил себе фотографию у Минского. Наконец-то, наконец-то я увидел эту картину. Потому что это настоящая картина, какая только может быть картина!!! Какой взгляд, какая глубина у вашего осуждённого!! Какой характер, какая целая жизнь тут написалась…»
Не так восторженно примет Стасов картину «Иван Грозный и сын его Иван», работать над которой Репин начал ещё в Москве и которую покажет на XIII выставке передвижников. Картина предсказуемо вызвала зрительский ажиотаж и Высочайшее распоряжение о недопустимости демонстрации картины на выставках, а также запрет на её публикацию в журналах и копирование другими художниками. Купившему картину Третьякову было запрещено экспонировать её в своей галерее, и лишь хлопотами друзей коллекционера и мецената вердикт Императора был отменён, и творение Репина было вновь возвращено к показу в галерее у Павла Михайловича.
Вторая половина восьмидесятых годов – тяжёлое время в жизни Репина. Здесь и разрыв с женой, и конфликт с дочерьми, и накопившаяся усталость. Художник уезжает в Крым, затем за границу. Впервые он странствует в одиночестве.
Возвратился Репин в обновлённую за его отсутствие мастерскую. Здесь он пишет картину «Николай Мирликийский останавливает казнь трёх невинно осуждённых» и «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». «Николай Мирликийский» не вызвал особого интереса у друзей Репина, не был доволен картиной и Лев Николаевич Толстой. Пожалуй, прав был ученик художника Михаил Давидович Бернштейн, когда утверждал, что «Репину была чужда религиозная тема, она противоречила его реалистическому восприятию живой действительности».