Страница 2 из 9
– Вы нарушаете правила радиообмена, – тоненько пропищало в наушниках и тихонько чихнуло в ладошку.
– Это, что за… Белый, вопрос есть. Я тут гостинцы везу, согласно полученных инструкций. Они точно нужны? Воняют, спасу нет, – решился я задать главный вопрос непосредственному начальству.
– Не морочь мне голову, что за гостинцы? Что воняет? Саша, едь давай, – не хотел идти навстречу подполковник.
– Вы нарушаете… – опять запищало в ушах.
– Да, что за ёб… – по-отечески пожурил я дежурную связистку, – два трупака везу, как ты приказывал. На базу. Для подтверждения выполнения! Портятся, бл…. жара ж, Вадик!
– Да, что ты мне яй… Я тебя здесь жду! Постарайся быть раньше, – как-то даже прикрикнул старый друг.
– Отбой, бл… – почти обиделся я.
Очень как-то настораживает это самое «я тебя здесь жду». Значит, что-то уже новенькое придумали. Хоть бы в баньку дали сходить, что ли. Обернувшись к командиру БТРа, я коротко сказал:
– Берём лопатки, копаем и закапываем! Успеть до заката, сержант!
Давно я не видел столько радостных улыбок и счастливых глаз во время похорон. Добежав почти до своей машины, сержант обернулся, сложил ладони рупором и заорал:
– Одну или две, тыщ командир?
– Что две? – скрипнул я голосовыми связками, не поняв сержантскую шараду.
– Ям одну копать или две? – счастливым голосом интересовался сержант.
Я нервно сплюнул и махнул рукой. Что в принципе означало: не больше двух!
Афганский шарик
Внезапно головная машина резко остановилась, подняв облако плотной рыжей пыли, смешанное с сизым дымом выхлопных газов. Затормозили и остальные машины. Было слышно, как щёлкнули затворами несколько автоматов, поставив оружие на боевой взвод. Когда пыль осела, все увидели…
Прямо посередине дороги стоял, широко расставив лапы и чуть опустив голову, большой чёрный пёс. Он смотрел на них на всех. Исподлобья. Снизу вверх. Не мигая и не отрывая взгляда. На машины, на торчащие из люков головы чумазых механиков-водителей, на пацанов, медленно опускающих свои АКСы. Тощий, с всклокоченной на загривке шерстью, с израненными лапами и вываливающимся из пасти, распухшим от обезвоживания, сухим белёсым языком. Он стоял, смотрел на них, и только уши нервно вздрагивали. Водитель УАЗа подъехал совсем близко к собаке и нервно нажал на клаксон. Пёс не пошевелился, только уши чуть прижал и нервно дёрнулись брили, обнажив клыки. Было ясно – не уйдёт! С брони БТРа спрыгнул боец и быстрым шагом пошёл к собаке.
– Платонов, стоять! Ты куда без команды? – заорал прапорщик.
Но Лёха как будто не слышал. Где-то за два метра до собаки замедлил шаг, присел и протянул к морде пса открытую ладонь.
– Ну и кто ты такой, парнишка? Знакомиться будем? – спокойным голосом предложил псу Платон.
Пёс не нюхал, но шевельнул хвостом, прижал уши, сделал шаг на встречу, положил свою большую лохматую голову Платону в руку, закрыл глаза и, шумно вздохнув, жалобно заскулил. Тот второй рукой притянул собаку к себе и начал гладить, тискать друга человеческого, ощущая пальцами, насколько отощало животное. Нащупал на шее потрёпанный ошейник из брезентового ремня, а к ошейнику была прикреплена самодельная бляшка. «Шарик» – было выцарапано на ней. И в/ч 42462.
– Парни, это наша собака! Это Шарик! Он русский! И военный! – срывающимся голосом заорал Платон, обернувшись к своим.
Подбежали ещё бойцы. Несколько пар рук тормошило, гладило Шарика, а тот стоял, уткнувшись Платону в живот, и тихо поскуливал. «Родные вы мои! Братишки… Наконец-то я вас нашёл…» Наверное, так.
– Бойцы, по машинам! Привал только через три с половиной часа, – объявил подошедший взводный.
– Товарищ лейтенант! Разрешите взять Шарика! Он наш, потерялся, наверное. Смотрите, какой он, пропадёт ведь. Пожалуйста, – дрожащим мальчишеским голосом просил Лёха, – с ним проблем не будет, я обещаю.
– Ну, что ты, Платонов! Я и сам хотел вам предложить Шарика с собой взять. Как в польском кино, помните? Только вот накормить и напоить его надо. Немецкая овчарка, похоже. У моего отца такая была. По машинам! – крикнул взводный, ещё до конца не понимая, как высоко взлетел его жиденький авторитет среди этих мальчишек со взрослыми автоматами.
Платон затолкал Шарика внутрь БТРа (бронетранспортёра). Пса уложили на матрац, открыли пару банок с мясной кашей, накрошили туда кусков лепёшки и подали… Платон обратил внимание, что пока открывали консервы и салон наполнялся ароматами специй и говяжьего жира, пёс безучастно лежал, положив голову на лапы. Странно. Оживился и начал жадно есть пищу только после того, как Сашка Дягилев силком сунул кусок каши ему в пасть. Съел всё и просил ещё. Но было нельзя давать много с голодухи. Зато много дали воды. Пил жадно и долго. Да так много, что через полчаса запросился… Пришлось остановиться и три минуты ждать, пока он встанет, наконец, на четыре лапы. И так повторялось ещё пару раз. Правая гусеница бронемашины и четвёртое слева колесо БТРа не просыхали. Но никто не сердился, даже механики-водители. Мужики понимали!
На дневном привале, после перекуса, к Платону подошел прапорщик Мишин. Погладив нового бойца, он присел на тёплый камень и сказал, обращаясь к сидящим поблизости разведчикам:
– Я, кажется, знаю, что случилось с нашим товарищем Шариком. Шарик – собака-сапёр. Судя по изношенному ошейнику, в Афгане уже давно. Эти собаки натасканы на поиск неглубоко заложенных мин. Работают в паре с сапёром. После обнаружения мины, собачка подаёт сигнал, подходит сапёр, а собачку отсылает на безопасное расстояние, от греха. В нашем случае «грех» случился, произошёл подрыв. Что уж там приключилось с сапёром, остаётся только гадать, а вот Шарик, в результате контузии, потерял нюх. То есть превратился в нерабочую собаку. А такие не нужны. Таких списывают.
– Как не нужны? Куда списывают? Это, что получается? Военный пёс честно выполняет свой долг, спасает жизни своих солдат. Пашет за миску каши, жизнью рискует, а потом случается беда… Товарищ прапорщик, их просто убивают? Чтобы не кормить? – возмущённо скрипит зубами Сандро.
– Я знаю несколько случаев, когда раненых заслуженных собак ребята с собой домой забирали. Демобилизовались, так сказать, со своими напарниками. А этого бедолагу… Пёс-то молодой ещё. Года три, не больше. Нюх пропал, а слышит очень хорошо. Вон как ушами водит!
– Думаю, его хозяина уже нет, и кому-то просто приказали избавиться от собаки. А он, видно, «пожалел». Выбросил где-то по дороге из машины. Видишь, у него все лапы побиты, видно долго за машиной бежал, не понимая за что его так, – объяснил свою версию подошедший взводный. – Уроды, конечно. Да, Шарик?
Шарик каждый раз, когда слышал свою кличку, с благодарностью смотрел на его окликнувшего и часто-часто стучал хвостом по земле. «Да! Я Шарик, брат! Я русская немецкая овчарка!» Наверное, так.
На очередном сеансе связи взводу поставили конкретную задачу. По абсолютно свежим разведданным, полученным от местных агентов, несколько бандитских группировок готовят засады для обстрела продвигающейся техники бригады. В основном охота ведётся за топливозаправщиками, большегрузными УРАЛами, перевозящими личный состав и боеприпасы. Поэтому «нитки» (колонны и конвои) старались делать короче. Так было проще отбиваться и маневрировать.
Как правило, небольшие банды из 5-10 человек, вооружённые противотанковыми гранатомётами нашего или иностранного производства, с близкой или средней дистанции обстреливают конвой или воинскую колонну и, под прикрытием пулемётов, быстро уходят. Бороться с ними крайне сложно. Уроженцы этих мест очень хорошо знакомы с местностью и используют самые надёжные пути отхода.
Согласно плана операции, небольшая колонна разведчиков свернула на примыкающую к главной узкую, разбитую техникой и непогодой дорогу. Через пять километров, выехали к неширокой горной речке с быстрым течением. Было принято решение технику замаскировать и поставить повыше в негустой «зелёнке», чтобы, имея преимущество в огневой мощи, можно было подавить огневые точки духов и отрезать путь к отступлению. А огневые точки с бойцами расставить таким образом, чтобы духи, войдя в контролируемую взводом зону, попали под перекрёстный огонь. Этим и занимались весь вечер и половину ночи. Лейтенант Очкинази бегал, спотыкаясь и цепляясь портупеей за колючки, от бойца к бойцу. Лично инструктировал каждого по поводу сектора стрельбы и генерального направления наступления. Прапорщик Мишин издалека наблюдал за этой суетой и потихоньку отхлёбывал из фляжки, ни сколько не морщась. А нельзя было. По переданным разведданным моджахеды должны были появиться только завтра во второй половине дня. В последний раз их видели входящими в горный кишлак. А это не близко.