Страница 52 из 97
Я замечаю, что одна лапа-щупальце уже почти достигла цели. Вот-вот обовьёт трепыхающееся тельце и закинет в пасть.
Дальше действую почти на автомате, не очень соображая, что именно творю. Подхватываю брошенный чертовкой сачок, выбегаю на середину хлипкого мостика и со всей дури шарахаю по щупальцу.
Мир снова дрожит.
Пошатывается старуха на своём камне. Роняет ребёнка, и он летит прямо в тёмное зеркало реки.
Ундины! Запоздало вспоминаю о белёсых призраках, что снуют в здешних водах.
Но куда больше занимает другое — сачок разросся до гигантских размеров. И теперь Дорг бьётся в сети. Пытается её разорвать, но едва касается — теряет пальцы. Корчится, заляпывая всё вокруг зеленовато-чёрной жижей.
Их голоса похожи на призрачный шепот. Поэтому я не сразу соображаю, что зовут меня.
Ундины бледны, полупрозрачны и по-своему красивы. Серебристо-белые волосы окутывают их эфемерные тела. В больших водянистых глазах нет злобы. Они протягивают мне дитя. Младенец притих, но ещё дышит. Я прижимаю к себе хрупкое дрожащее существо, баюкаю, утешаю:
— Ааа-ааа, спи, малыш. Засыпай.
Но натетешкаться вволю мне не дают, потому что очухавшаяся Хозяйка Перепутья орёт на чертовок:
— Что вы расселись, дурищи! Взять её!
И тогда ундины шепчут мне:
— Беги!
И я срываюсь вперед по ходящему ходуном мосту. Чувствую, как там, за моей спиной он рушится. А потом стеной встаёт вода, окончательно отрезая меня от погони.
Вот я и здесь. Возле стайки громоздящихся друг на друге грибодомов.
Юркаю в ближайший.
Мне нужно перевести дыхание.
Когда ныряю в дверь, оглядываюсь и вижу, как опадает вода, и как в ней, фыркая и отплёвываясь, барахтаются Кара и Мара.
Хорошо, что не погибли.
Я не желала им смерти, даже если они хотели моей.
Вроде бы оторвалась. Но всё равно только захлопнув за собой дверь и опустившись на пол, позволяю себе облегчённый вздох.
Помещение, в котором я оказалась, столь же пустынно, как и то, в котором мы встретили гулий. Открытие не утешает.
Но всё-таки здесь иначе.
Определённо меньше паутины.
Да, и ещё одно, — первобытный очаг. Прямо посреди комнаты.
Крепче прижимаю к себе притихшего малыша, осторожно приближаюсь, трогаю. Так и есть — камни ещё тёплые. Огонь между ними разводили явно не гулии. Те, как метко подчеркнули чертовки, обед предпочитают сырым.
Значит, здесь есть кто-то ещё.
Кто-то, кому необходимо готовить пищу на огне.
Кто-то, кто построил эти дома.
Как я сразу не догадалась! Ну, конечно же. Не для монстров, ундин и затерянных душ же их строили!
Значит…
Мне в спину упирается нечто твёрдое и хриплый голос командует:
— Подними руки!
— Не могу, — пищу в ответ. — У меня ребёнок.
— Положи его на пол и подними руки!
Чмокаю настрадавшегося малыша в лобик и осторожно кладу поближе к тёплым камням.
Поднимаю руки, всё ещё боясь оглянуться.
— Вставай, медленно! — продолжают распоряжаться мной.
Выполняю команду. Разворачиваюсь.
Их двое. Невысокий рыжеватый юноша и тонкая бледная девушка, словно обретшая плоть ундина.
Но они не пугают меня, даже несмотря на то, что юноша сжимает в руках старенькое охотничье ружьё.
Почему-то я точно знаю: передо мной хоть и не совсем обычные (нормальные здесь бы не выжили), но всё-таки люди.
Без масок.
Без иллюзий.
Просто люди.
Должно быть из тех, кто построил когда-то эти дома…
И я радуюсь им.
Поэтому улыбаюсь и максимально искренне заверяю:
— Я не причиню зла. Просто не хотела, чтобы тот монстр сожрал малыша.
— Мы знаем, — говорит парень и кивает в сторону девушки. — Сейл — ундина, она попросила сестёр защитить тебя. Сейл очень добра.
Девушка бледно улыбается и протягивает ко мне тонкую руку. Ощупывает, едва ли не обнюхивает. Стоит вплотную, а сама едва достаёт мне до носа.
У неё удивительный цвет волос — белый с серебристым отливом, и переливается, будто снег под солнцем. Даже здесь, в полумраке.
Изучив меня, она оборачивается к парню и издаёт странные булькающие звуки, мало напоминающие речь.
— Сейл говорит, что ты не лжёшь. Она не чует угрозы. Бери мальца и идём.
А я сторонюсь и опасаюсь, потому что мало ли чего можно ожидать от человека, который пользуется ружьём, как указкой.
Беру ребёнка, прижимаю к себе и следую за новыми знакомцами.
Замечаю, что Сейл движется быстрыми, короткими перебежками.
Пристроив заснувшего малыша на руке, догоняю парня и спрашиваю:
— Что это с ней?
Он горько вздыхает:
— Ундины дорого платят за право ходить. Лишаются голоса, а каждый шаг для них — словно бег по остриям ножей.
— Совсем, как Русалочка, — говорю я.
— Какая ещё русалочка? — удивляется он.
Так, прокололась, почти как Штирлиц из анекдота, где он рассказывает, что учился водить машину в ДОСААФ.
— Я не местная, не отсюда, — обвожу рукой помещение. — А там, в моих краях, водных жительниц называют русалками. Они наполовину женщины, наполовину рыбы. И чтобы получить ноги вместо хвоста, тоже отдают свой голос.
— Рыбы! — морщится парень. — Какая гадость! — похоже, он мне поверил и не собирается перепроверить информацию. Даже, наоборот, становится куда дружелюбнее, протягивает руку: — Мы так и не познакомились. Фениас. А ты?
Называюсь и сразу перехожу к главному, к тому, что волнует меня с момента встречи: