Страница 10 из 97
Женщина перестаёт рассматривать меня, роняет корзинку и кидается заключать в объятия.
— Свершилось! Свершилось! Моя госпожа, пророчество исполнилось! Вы больше не уродина!
Высвобождаюсь из захвата, трясу головой и вскидываю руку вверх:
— Остановитесь! И давайте по порядку…
Она хлопает глазами, сглатывает, но всё-таки согласно кивает.
— Вот и здорово, сядьте, — указываю ей на табурет у стола, сама присаживаюсь на край кровати. — Давайте договоримся: я задаю вопрос, а вы на него честно отвечаете. Я понимаю, что вам заплатили. Но спектакль затянулся, и мне уже, прямо сказать, надоело всё это… — обвожу руками комнату.
— Немудрено, — вставляет женщина раньше, чем я успеваю задать вопрос, — Вы же здесь уже целых двадцать лет.
— Двадцать… лет… — поперхнувшись, повторяю я.
— Да, госпожа. Вас сюда же совсем крохотулькой принесли. И двух полных годков не было.
Тут меня разбирает смех. Хохочу весело и безудержно.
— Ну, ребята! Ну, молодцы! Такой сценарий! Душещипательно! А вы играете просто великолепно. И что вы с таким талантом делаете в нашем захолустье?
Женщина смотрит на меня ошарашено, а в конце тирады — нервно улыбается.
— Вы очень добры, моя госпожа, раз считаете меня талантливой. Но и очень злы, если полагаете, будто я играю. Я всегда была искренна с вами.
Она всхлипывает.
А вот это уже явный перебор.
— Прекратите немедленно! — срываюсь я. — Выведите меня отсюда. Я очень устала. Хочу видеть своих родных. И очень хочу намылить кой-кому шею.
Но женщина всхлипывает ещё громче и печальнее:
— Бедная моя госпожа, от длительного заточения у вас всё-таки помутился рассудок!
Я шарахаю ладонью по столу так, что книги на полках подпрыгивают. Женщина вздрагивает, втягивает голову в плечи, зажмуривается и жалобно скулит.
— Хватит! — ору я. — Заканчивайте! Самый худший день рождения в жизни удался! Прям, на Оскар! Уже невесело. Идёмте. Отведите меня к родителям. Я им всё выскажу!
Женщина робко приоткрывает глаза, но всё ещё не перестаёт причитать про бедную девочку.
Однако мои последние слова встречает с явным энтузиазмом.
— Да-да, — говорит она, вскакивая и суетливо выкладывая на кровать вещи из корзинки: гребень, сложенную одежду, башмаки… — Ваши матушка и батюшка, да благоденствовать им вечно, как раз и прислали меня за вами. Но только мой вам совет, милая госпожа, не вздумайте ничего высказывать! Ваша матушка сильно не в духе сейчас. После того, как ваш брат сбежал с той актрисой.
Сбежал? Вот же гад! Засунул меня сюда и тю-тю! Но Ольга же менеджер, а не актриса? Хотя актриса она тоже неплохая. Убедительно играет влюблённую. И да, если они уехали раньше времени, мама, конечно же, зла. И я буду. Брат называется!
— Хорошо, — уже более миролюбиво соглашаюсь я. — Этому прохвосту Стасу я сама позвоню и скажу, что думаю о его поведении. Вздумал мне тоже – сбегать!
— Так вы знаете, где он?! — радостно вскрывает женщина. — Он где-то рядом? В этой башне?
— С чего вы взяли, что рядом?
— Ну, вы же сказали «позвоню». Звонить, наверное, будете своим тэнк-драме? — она кивает на поющую чашу. И у меня глаза лезут на лоб.
— Так эта штука, чтобы звонить? Этакий новомодный телефон?
— Нет, — мотает головой женщина, — Она — чтобы играть. Извлекать красивые звуки. А что такое «телефон» я не знаю.
— Не знаете, что такое телефон? И что значит «позвонить по телефону» тоже не знаете? И что для звонка вовсе необязательно быть рядом?
— Нет, понятия не имею для чего он, этот телефон?
— Средство связи.
— Стало быть, вы всё-таки связываетесь с братом? Не зря говорили, будто вы — ведьма.
Взрываюсь:
— Сама ты ведьма! И мать твоя ведьма! И бабушка! И вообще все вы — семейка грёбанных ведьм! Решили свести меня с ума? Голову мне морочите? Ну, ничего! Вот подожди, я выберусь отсюда и устрою тебе сладкую жизнь! Ты у меня по-настоящему взвоешь!
Она бухается на колени, хватает меня за край рубища и затягивает с причитаниями:
— За что? Моя добрая госпожа, за что?! Я же всегда была преданна вам! Заботилась о вас! Из-за вашего уродства даже родная мать отвернулась от вас, а я нет! Пощадите, госпожа! У меня же дети!
Отбрыкиваюсь от неё, забираюсь на кровать, притягиваю колени и упираюсь в них головой.
Так, всё. Комедия начинает переходить в фарс.
— Знаете, я тоже хочу спросить: за что? Все эти муки в мой день рождения!
— Я всегда жалела вас, — по-прежнему стоя на коленях, продолжает причитать она. — Когда вас малюткой сюда в башню унесли — я сама королеве всё высказала. Меня тогда высекли. Но я не отступилась. Вы не были виноваты, что родились уродкой. А она!.. Что за мать, если отказалась от своей кровинки?!
И протяжный тонкий вой.
— Вы бредите! — тихо, но зло говорю я. — Мама в нас со Стасом души не чает. И отец — тоже.
— Простите меня, госпожа, но я скажу, — она вскидывает голову и смотрит прямо и гордо: —…Ваш отец — безвольный болванчик под каблуком у этой мегеры…