Страница 5 из 60
Астиаг видел, что Гарпаг говорит правду. Тогда он передал Гарпагу рассказ пастуха, и Гарпаг узнал, что сын Манданы жив.
— Мальчик пускай живет, — сказал Астиаг, — и хорошо, что так случилось. Меня сильно мучила совесть, да и слезы дочери мне нелегко было переносить. Теперь, Гарпаг, во-первых, пришли своего сына к моему возвращенному внуку, во-вторых, приходи и сам ко мне на пир. Спасение внука я должен отпраздновать жертвоприношением — эта честь подобает богам! Они вернули мне внука!
И он улыбнулся Гарпагу.
Если бы Гарпаг увидел эту улыбку, он бы содрогнулся. Но Гарпаг, счастливый тем, что его ослушание так благополучно разрешилось, упал перед царем на колени и поклонился до земли. «Я далее и на пир приглашен! — радовался он по дороге домой. — Я знал, что Астиаг пожалеет о своем злом приказании и будет счастлив, если внук живой и здоровый вернется к нему!»
Придя домой, он тут же отослал своего сына к царю.
— Иди во дворец. И смотри выполняй все, что бы ни повелел тебе царь!
Гарпаг проводил мальчика любящим взором. Это был его единственный сын, наследник его семьи, его радость и надежда. Сейчас мальчику тринадцать лет, он почти ровесник Киру. Они, конечно, подружатся. А ведь рано или поздно Кир станет царем. И как знать? Может быть, сын Гарпага станет ему самым близким человеком.
Мальчик ушел веселый, гордый честью, оказанной ему. Ведь никого другого не позвал царь Астиаг к своему внуку!
Однако на пороге он вдруг остановился, словно какое-то предчувствие смутило его. Ему стало страшно идти во дворец. Может, потому, что он вообще боялся царя Астиага.
Но отец ободрил его.
— Иди, иди, — с улыбкой сказал он, — и смотри, будь послушен.
Мальчик ушел. Гарпаг направился в покой жены. Она уже давно в тревоге поджидала мужа.
— Не тревожься, все обошлось, — успокоил ее Гарпаг, — и так счастливо обошлось!
И он все рассказал жене.
— А теперь мне надо торопиться, — закончив рассказ, сказал он. — Я иду к царю на пир.
Слуги подали ему богатую одежду. Жена помогала ему собраться. Оба они — и Гарпаг, и его жена — были так веселы и так радостны, будто в их дом вошел большой праздник.
А в то время, когда Гарпаг собирался на пир и жена его радовалась и смеялась, их сын, их мальчик, был уже мертв. Его убили во дворце Астиага, как только он туда вошел. И тело его, разрубленное на куски, лежало в корзине, прикрытое покрывалом.
На пир к царю явились все приглашенные. Царь ласково принимал гостей. И особенно ласков и приветлив он был с Гарпагом.
Слуги наливали гостям вино из полных бурдюков, подавали сочные куски баранины и ставили блюда с мясом перед каждым гостем. Под конец пира слуги поставили перед Гарпагом корзину, прикрытую белым покрывалом.
— Возьми отсюда что тебе будет угодно!
Гарпаг с улыбкой открыл корзину. Там лежали голова, руки и ноги его сына. Гарпаг поднял глаза на царя. Их взгляды скрестились, как два копья. Но царедворец умел владеть собой и недрогнувшей рукой закрыл корзину.
— Ну как, хорошо ли ты попировал? — с сатанинской усмешкой спросил Астиаг.
— Все хорошо, что делает царь, — ответил Гарпаг. На это у него еще хватило сил.
Но оставаться на пиру Гарпаг уже не мог. Он встал, взял корзину с останками своего сына и покинул дворец царя.
Так наказал царь своего преданного слугу за ослушание.
Астиаг отпускает Кира
Гарпаг не мог простить себе смерти своего сына. Разве не знал он Астиага? И как он поверил, что царь может хоть что-нибудь простить, если даже за малые проступки он наказывал людей смертью?
Собственной рукой послал Гарпаг своего сына на смерть. А мальчик еще не хотел идти, запнулся у порога… Но он пошел, потому что отец велел идти!
Гарпаг в глубине своих покоев выл и стонал от горя и ненависти, он проклинал Астиага и призывал на его голову все беды и все муки, какие есть на свете.
Но, являясь к царю, Гарпаг был так же спокоен, как и раньше, так же почтителен, так же готов выполнять любое его приказание. И Астиагу порой казалось, что, может быть, он не так уж сильно наказал Гарпага, может быть, надо было придумать что-нибудь более страшное? Сам никого не любивший, Астиаг не представлял себе, что смерть единственного сына — это и есть то самое страшное, что может вынести человек.
В царском дворце было тихо. Черноглазый мальчик в богатых одеждах появлялся иногда перед Астиагом. И снова исчезал в дальних покоях дворца. Казалось, он тосковал. Астиаг иногда заставал его стоящим в одиночестве у окна. Мальчик задумчиво смотрел мимо золоченых стен на далекие горы, на зелень лесов, на красные осыпи ущелий и лиловые зубцы скал…
— Что ты смотришь туда? — спрашивал Астиаг. — Кого ты оставил там?
— Там моя мать Спако.
— Твоя мать не Спако. Ты знаешь это.
— Спако любила меня.
Астиаг усмехался.
— Любила? Тебе нужно, чтобы тебя, внука царя Астиага, любила жена какого-то презренного пастуха?
— Она кормила меня, когда я хотел есть. Она укладывала меня спать. Она утешала меня, если я плакал. Она заботилась обо мне.
— Так ступай туда и живи с пастухами!
Тогда Кир умолкал и словно весь подбирался.
— Теперь я этого не могу. Я — твой внук.
И было что-то опасное в глазах этого мальчика, в его голосе, осанке, и от этого старая тревога снова просыпалась в душе царя.
Однажды после такой встречи Астиаг призвал магов — толкователей снов.
— Повторите, как вы истолковали мое сновидение?
— Мы можем повторить то же самое, царь: сын твоей дочери будет царем.
— После меня?
— Вместо тебя. Если бы он остался в живых.
— Он остался в живых, — сказал Астиаг, — он вырос в деревне. Но когда мальчики, его товарищи, выбрали его царем, он все сделал и устроил так, как поступают настоящие цари раздал звания «придворным», организовал «войско», все прочее… По вашему мнению, что все это значит?
Маги посовещались.
— Если мальчик живет, — сказали они, — и уже был царем, то будь спокоен. Вторично он не будет царствовать.
— Я сам так же думаю, — согласился Астиаг. — Сновидение мое уже оправдалось, и внук мой больше не опасен для меня. Однако, — добавил он с угрозой, — рассудите хорошенько и дайте совет, наиболее безопасный для моего дома… и для вас.
— Для нас самих, царь, весьма важно упрочить твою власть, — принялись уверять его маги. — Ведь, если власть перейдет к Киру, у которого отец перс, персы захватят Мидию и мы превратимся в рабов, а пока царствуешь ты, до тех пор и мы пользуемся уважением народа и всякими почестями. Как же не заботиться нам о тебе и о власти твоей? Да если бы мы заметили какую-нибудь опасность, то сейчас же предупредили бы тебя. Но сновидение кончилось ничем. Поэтому мы и сами спокойны и тебе советуем успокоиться. А мальчика отошли к его родителям в Персию.
Астиаг выслушал это, и морщины на его лбу разгладились.
Маги ушли. Астиаг позвал к себе Кира:
— Из-за пустого сновидения я было обидел тебя, дитя мое. Но тебя спасла судьба. Теперь уходи с миром к персам, я пошлю с тобой провожатых. Там встретят тебя отец и мать. — И добавил с усмешкой: — Только не такие, как Митридат и Спако!
«А какие? — думал мальчик, оставшись один. — Мои родители царского рода. Но они бросили меня. А Митридат и Спако меня любили. Так почему он смеется над ними?»
И снова — уже в который раз! — он пытался понять: почему он, Кир, внук царя, оказался в семье пастуха? Почему родители оставили его, отдали Митридату? Сколько раз он пытался узнать это от слуг, от рабов, но у всех были запечатаны уста.
И почему Спако, лаская и приголубливая его, и называя «милым сыном», никогда, ни разу не проговорилась, что он вовсе не сын ей?
Теплые воспоминания о доброй женщине увлажнили его глаза.
«Прощай, моя мать Спако! Прощай, мой отец Митридат!»
Тут ему вспомнились слова Астиага: «Так иди туда и живи с пастухами!»
Вернуться… Снова войти в хижину под низкой кровлей, где кисло пахнет не просохшим от ночной росы пастушеским плащом, сотканным из грубой рыжей шерсти. Снова гонять по горным пастбищам царевы стада и беречь их от диких зверей. И так всю жизнь — сегодня, завтра, послезавтра?..