Страница 4 из 60
Митридат молчал, удрученный горем. Он ждал сына, а сын его мертв. Но совет жены был разумен. «Может, сами боги сжалились над нами и послали нам другого ребенка вместо своего?» — подумал Митридат. Он тут же передал жене сына Манданы. Спако с любовью приняла его в свои теплые руки и стала кормить. А Митридат одел своего мертвого ребенка в царские одежды, положил его в корзину, накрыл расшитым покрывалом и отнес на дикую гору, где только: одни звери прокладывают свои тропы.
На третий день пастух снова отправился в город. Он пришел к Гарпагу и сказал, что его приказ выполнен.
Гарпаг мрачно выслушал его. Ему было жаль мальчика. Лишь одно немного утешало Гарпага — все-таки не его рука убила ребенка.
Желая удостовериться, что приказ Астиага действительно выполнен, он послал с Митридатом надежных слуг, чтобы они собственными глазами убедились в этом.
Слуги принесли маленькое мертвое тело. И Гарпаг похоронил его в царской усыпальнице.
А сын Манданы, дочери царя, остался в семье пастуха.
Так, по свидетельству древнего историка Геродота, началась жизнь персидского царя Кира.
Дед и внук
Прошло десять лет. Спако души не чаяла в своем приемном сыне. Пастухи дали ему другое имя, оставшееся до сих пор неизвестным. Никто и не знал, что сын этот приемный. И сам мальчик, конечно, не знал. Он любил Спако и Митридата, слушался их и уважал как родителей.
Как только мальчик подрос, пастух стал брать его с собой в долины пасти царские стада.
— Сынок, — будил его Митридат, как только заря заглядывала в окна, — вставай. Помоги согнать быков.
Кир проворно вскакивал, накидывал на плечи войлочный пастушеский плащ — в горах по утрам холодно, — прихватывал сумку с едой, приготовленную Спако, и выходил вслед за отцом в серебряное от густой росы утро. Ловкий, крепкий и смелый, Кир был хорошим помощником Митридату. Пастух учил его ловить диких лошадей, ездить верхом, стрелять из лука и бросать дротик, защищая стада от зверей. Во всей пастушьей деревне не было мальчишки, который мог бы во всех этих доблестях сравниться с Киром.
И кто знает, как сложилась бы жизнь Кира в дальнейшем, если бы не один случай.
Однажды Кир играл на улице со своими сверстниками. Ребята вздумали играть. Будто один из них — царь, а остальные — его слуги.
Кого же выбрать царем?
Все мальчики единодушно провозгласили «царем» Митридатова сына.
Кир спокойно принял «власть». И, словно всю жизнь провел при дворе, Кир тотчас же начал править.
Прежде всего он разделил ребят на группы:
— Вы будете моими телохранителями. А вы будете строить мне дворец.
Самого смышленого своего друга он назначил «оком царя» и приказал ему следить за тем, чтобы исполнялись его «царские» приказы. Другому мальчику, которому доверял, Кир приказал доставлять ему все известия.
— Вы будете лучниками. Вы — всадниками. Вы — копьеносцами.
Так у Кира появились и придворные, и войско.
Случайно среди детей пастухов оказался сын одного знатного мидянина Артембара. Видно, он прибежал сюда поиграть с ребятами. Когда Кир приказал этому вельможному мальчику что-то сделать, тот отвернулся:
— Вот еще! Я, сын Артембара, буду слушаться какого-то пастуха.
Вот тут впервые и сказался властный, крутой характер Кира. Он велел своим «стражникам» схватить мальчика. «Стражники» охотно выполнили приказ, и Кир жестоко отхлестал «мятежника» своим пастушьим бичом. Ведь всем было известно, что цари своих подданных за непослушание наказывают.
Лишь только «стражники» отпустили ослушника, он тут же побежал жаловаться отцу. Он бежал, не останавливаясь, до самого города и ревел во весь голос от боли и злости.
Прибежав к отцу, мальчик со слезами все ему рассказал.
Артембар разгневался. Он тут же взял сына за руку пошел с ним к Астиагу.
— Царь, нас оскорбил твой раб, сын пастуха! Смотри!
И он обнажил перед царем спину мальчика, полосатую от бича.
Астиаг нахмурился. В узких черных глазах его зажглись злые огни.
— Немедленно привести сюда пастуха Митридата и его сына!
Митридат явился во дворец, дрожа от страха. Но Кир спокойно встал перед царем, не опуская глаз.
— Как ты, сын пастуха, осмелился так оскорбить дитя вельможи?! — закричал царь.
— Я поступил в этом деле совершенно правильно, — ответил Кир с достоинством. — Мы играли «в царя». Товарищи выбрали меня царем. И все они выполняли мои приказания, потому что я царь. А он ослушался, не выполнил моего царского приказа, за что и получил должное наказание. Если за это я заслуживаю какой-нибудь кары, изволь, я здесь!
Астиаг слушал его и бледнел. Кровь отливала от сердца. Непостижимо, но в этом мальчике он узнавал себя!
Астиаг попробовал отогнать эту мысль. «Не может быть. Этот мальчишка — сын пастуха. Или боги издеваются надо мной!»
Не может быть… Но не его ли, Астиага, осанка у этого маленького пастуха? Не его ли огненный взгляд? А как свободно он говорит, как независимо держится! «…изволь, я здесь!»
Кир молчал. Астиаг молчал тоже, не в силах справиться с волнением.
Овладев собой, Астиаг увидел, что Артембар стоит здесь со своим сыном и ждет его решения. А он уже забыл о них.
— Артембар, — сказал он, — не беспокойся. Я поступлю так, что ни тебе, ни твоему сыну не в чем будет упрекнуть меня.
Астиаг отпустил Артембара. А Кира велел увести в дальние покои дворца.
Перед Астиагом остался один пастух Митридат, который стоял понурясь в предчувствии большой беды. «Не узнает… Не узнает, — старался он убедить себя. — Откуда ему знать? Только зачем же он отослал мальчика к себе в покои?..»
— Сколько лет твоему сыну? — спросил Астиаг.
Этот вопрос заставил задрожать пастуха.
— Десять, — ответил он, стараясь говорить спокойно.
Астиаг устремил на него свои огненные глаза.
— Откуда у тебя этот мальчик? Кто передал тебе его?
— Царь, это мой сын! — ответил пастух, делая вид, что даже не понимает, о чем его спрашивают. — Никто мне его не передавал. Моя жена… его мать… Она и сейчас жива, живет вместе с нами!
— Ты поступаешь неблагоразумно, — сказал Астиаг. — Ты вынуждаешь меня, твоего царя, прибегнуть к пыткам.
И тут же позвал стражу и велел взять Митридата.
— Царь, пощади! — закричал несчастный Митридат. — Ведь я сказал тебе правду, за что же хочешь ты казнить меня?!
Но Астиаг словно не видел и не слышал Митридата. Брови его сошлись в одну черную черту и нависли над глазами. А стража уже тащила Митридата из дворца. В ужасе перед пытками, которые его ожидали, пастух упал на колени перед царем.
— Прости меня, царь, я все расскажу. Только умоляю тебя, прости!
Митридат рассказал царю все как было. И то, как Гарпаг приказал убить этого мальчика, и то, как Митридат с женой усыновили и вырастили его…
— Хорошо. Я прощаю тебя, — сказал Астиаг.
И тут же приказал позвать Гарпага.
Вельможа спокойно вошел во дворец. Но, увидев Митридата, понял, что сейчас ему придется отвечать перед царем за свое ослушание. Однако на умном, непроницаемом лице царедворца не отразилось ни тени смятения.
Астиаг, прищурившись, глядел на него.
— Скажи мне, Гарпаг, какою смертью умертвил ты ребенка моей дочери, которого я передал тебе?
Гарпаг мог бы придумать любую историю. Но здесь стоял Митридат, и в его присутствии солгать было невозможно.
Тогда Гарпаг решил правдиво признаться во всем.
— Взяв от тебя ребенка, царь, я хотел исполнить твою волю. Но я не смог стать убийцей сына твоей дочери, твоего внука. Поэтому я позвал пастуха и передал ребенка ему. Я сказал, что ты приказываешь погубить его, — я не лгал в этом, потому что такова была твоя воля. Я велел бросить его на дикой горе и сторожить, пока он не умрет. Я угрожал Митридату всяческими наказаниями, если он ослушается. Митридат выполнил мое распоряжение. Я посылал туда вернейших слуг, чтобы они убедились в смерти ребенка. Ребенок был мертв, и я велел похоронить его. Так я поступил, и такой смертью умер ребенок.