Ангел-искуситель

Итак, когда мы, наконец, остались одни, он принялся хвастаться. Для начала выяснилось, что никакой всплеск эмоций не приводит его больше к потере видимости — он научился держать их под контролем. Он тут же вознамерился продемонстрировать мне вновь приобретенное умение в полном объеме, и я поняла, что могу так и не узнать в ближайшее время, чем он там занимался в отлучке, и попасть к ангелам намного раньше предназначенного мне срока — умерев от любопытства. Решив бороться за последнюю жизнь до последнего, я вспомнила, что у меня в запасе все еще остается пресловутая женская уловка — попросить его рассказать мне о своих достижениях.

Он горестно вздохнул — но не смог устоять перед соблазном. Вытащив из внутреннего кармана куртки пачку документов, он принялся тасовать их, роняя небрежно:

— Паспорт, идентификационный код, свидетельство о рождении, дипломы — после университета и после стажировки в Германии, права…

Я молчала, тщательно переваривая услышанное. Он еще и машину водить умеет? Батюшки-светы, вот же придумала ему богатую биографию на свою голову — он же мне теперь вообще рта не даст раскрыть!

Решив, видимо, намертво зацементировать произведенное впечатление, он добавил, словно спохватившись: Ах, да, мне еще и квартиру дали — двухкомнатную… — и, раскрыв паспорт на странице прописки, показал мне штамп с адресом.

Ему дали все это просто так — и вдобавок к умению контролировать свои эмоции? Быть такого не может! Он небрежно обронил, что у него также появились некие дополнительные обязанности. Я напряглась — похоже, сейчас я увижу обратную сторону медали. Но выяснилось, что нам (нам — отметила я с гордостью) поручено помочь Гале и ее ангелу-хранителю наладить отношения, которые уже почти перешли в открытый вооруженный конфликт.

Я задумалась — отчего же не помочь хорошим людям, особенно, если твои мечты уже сбылись. Кроме того, я была совсем не прочь познакомиться еще с одним ангелом, чтобы разобраться, была ли неприязнь, с которой воспринимал меня ангел-заместитель, случайной или…

Но мой ангел… нет, я, конечно, не жалуюсь, но все же нечестно вот так моментом пользоваться!… воспринял мое молчание как знак того, что мое любопытство иссякло, и он может вернуться к демонстрации своей полной власти над эмоциями. После чего наше общение сделалось практически бессловесным, но очень интенсивным. Настолько интенсивным, что я напрочь забыла, сколько еще моих вопросов остались без ответа…

Вот так и получилось, что мы смогли вернуться к разговору о новом повороте в нашей жизни только на следующий день, в субботу…

Утром меня разбудил запах кофе. Почмокав губами, я потянулась, не имея ни малейшего желания открывать глаза. Даже если мне все это приснилось — пусть снится дальше.

— Ну, давай уже, просыпайся, кофе стынет, — донеслось до меня откуда-то слева знакомое мурлыканье.

Ага, голос тоже снится! И как раз такой, какой мне бы и хотелось услышать — мягкий, с легкой хрипотцой, но не рычащий. Засопев от удовольствия, я мысленно велела подсознанию добавить осязательные эффекты. А что — впереди выходной, спешить никуда не нужно; пусть иллюзия будет полной. Потом, правда — в сравнении — реальность покажется еще страшнее, но зато я и сны тоже смогу вспоминать.

Что-то коснулось моей щеки. Кончики пальцев. По-моему. Я шевельнула головой, подставляя щеку под все пальцы. Кончики пальцев скользнули вниз, к подбородку, затем по шее, затем… Э-э-э, такой полной иллюзии я не заказывала! Это уже не воспоминания, а нездоровое воображение! Все, хватит, а то потом полдня в себя приходить придется, отделяя зерна здравого рассудка от плевел лихорадочного бреда.

Я резко села на кровати. Вернее, попыталась сесть — поскольку голова моя столкнулась с неким препятствием и, отскочив от него, с готовностью и громким стоном рухнула назад на подушку. Двоиться почему-то стало у меня в ушах, а не в глазах — потому, наверное, что последние так и не успели открыться. Но за двойным стоном последовал возмущенный вопль, произнесенный не совсем тем голосом, который мне бы хотелось услышать, но зато тем, который был мне намного более знаком.

— А сейчас за что?

Так, если он уже и во сне на меня орет, лучше мне открыть глаза и покончить с иллюзией, которая начинает выходить из-под контроля. Я потом, за завтраком, что-нибудь более приятное себе навспоминаю.

Решительно открыв глаза, я тут же наткнулась ими на его лицо. Вернее, взору моему открылась только верхняя его часть — со сверкающими яростью глазами. Интересно, это только у ангелов глаза влажно сверкают от ярости? Похоже, это была еще одна деталь, добавленная воображением к воспоминаниям. Вся остальная часть лица была скрыта под его рукой, из-под которой неслось приглушенное бульканье.

— Я ей кофе сварил… Я ей завтрак приготовил… Я ей его в постель принес… А она… Головой… Да ты мне нос чуть не сломала!

Для того чтобы окончательно проснуться, мне хватило самой первой части его тирады. — Ты, что, кофе сам варил? — спросила я, осторожно выползая из-под одеяла и усаживаясь на подушку.

Да, сам! И он у меня, между прочим, не сбежал… — начал он обиженным тоном и вдруг замолчал, уставившись куда-то пониже моего лица.

Проследив глазами за его взглядом, я с ужасом увидела, что на верхней части меня, кроме меня, ничего нет. В смысле, совсем ничего. В смысле, одежды. Издав пронзительный визг, я в мгновенье ока оказалась под одеялом, вцепившись обеими руками в его край на уровне носа. То ли он зацепился за этот край, то ли инстинкт самосохранения остановил мое стремительное скольжение в последний перед потерей единственного источника кислорода момент. Господи, мне, что, все это не приснилось?

Он вдруг отнял руку от лица (нос, между прочим, совершенно целый!), поднял ею поднос и оглянулся по сторонам, явно ища, куда бы его переставить. Куда — мой завтрак?! Я же не нарочно! Все ведь обошлось с его носом — за что меня завтрака лишать? Я стащила одеяло до уровня подбородка, чтобы просьба моя прозвучала вежливо и с достоинством: — Выйди, пожалуйста, на минутку, мне одеться нужно.

Он грохнул подносом о письменный стол, рывком повернулся ко мне и сказал каким-то странным, сдавленным тоном: — Не нужно.

Наверно, голос его звучал сдавленно потому, что в этот момент он стаскивал с себя гольф, который полетел куда-то в сторону (черт, как ему удается, не глядя, вещи прямо на стул швырять?). Опустив голову на согнутую в локте руку, он снова провел кончиками пальцев по моей щеке и повторил: — Не нужно…

Кофе он варил заново. Определенно для того, чтобы доказать мне, что у него кофе никогда не сбегает. А я, собственно, никогда не отказывалась признать чье-то преимущество, когда таковое имелось. За завтраком (скорее, правда, это был обед) мы обсуждали планы на ближайшее будущее. После десяти минут сумбурного перескакивания с одного на другое я поняла, что эмоциями своими владеть он определенно научился, чего не скажешь о логике изложения своих мыслей. А значит, дело в свои руки нужно брать мне. Иначе я в лучшем случае через неделю узнаю, что с ним происходило в заоблачных высях и в чем заключаются его — наши, между прочим! — новые обязанности.

— Подожди, — сказала я, и он замер на полуслове с обиженным видом. — Давай по порядку.

— По чьему порядку? — тут же взвился он.

— По хронологическому порядку, — ответила я. — Но для начала… Скажи мне еще раз — тебя точно-точно насовсем отпустили?

— Татьяна, ну, сколько можно повторять…

— Уважь мое любопытство, пожалуйста.

— Хорошо. — Он вздохнул, закрыл глаза и заговорил, словно по бумажке читал: — Мне дали разрешение работать на земле в образе человека; меня снабдили всеми необходимыми для этого документами; мне даже предоставили отдельную квартиру… Как ты думаешь, стали бы они это делать только для того, чтобы забрать меня по первому капризу?

— Ну, знаешь, важно не то, что я думаю, а какие у них соображения. — Я покачала головой. — Такие чудеса только в сказках бывают; что же удивляться, что мне трудно в это поверить?