Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 87 из 223

- Вы публиковали, что принимаете вещи в заклад, - начала она, поклонясь Морденке.

- Так точно, сударыня, принимаем...

Она сняла с шеи золотую цепочку, на которой висел массивной работы золотой крестик, и подала ее ростовщику. Морденко внимательно осмотрел пробу, принес из другой комнаты маленькие весы, вроде аптекарских, и бросил вещь на одну чашку. Женщина не следила за всеми этими эволюциями: она сидела на стуле у окна, подперши ладонью подбородок, и неопределенно глядела во двор. Морденко мимоходом вскинул на нее несколько взоров. Лицо ее все более и более казалось ему знакомым; он старался припомнить, где и когда видел эту женщину.

- Я могу, сударыня, дать вам за эту вещь двадцать пять рублей, вежливо сказал он.

- Только двадцать пять?!. - изумилась она. - Помилуйте, за нее ломбард даст семьдесят пять: она заплачена двести.

- В ломбарде сегодня не принимают: прием будет послезавтра; а больше дать не могу.

На глазах ее навернулись слезы.

- Бога ради, - сказала она дрогнувшим голосом. - Бога ради, дайте мне больше... Это все, что я имею... моя последняя вещь.

- Надо быть, фамильная? - заметил Морденко, взглянув исподлобья на женщину. Ему было жаль ее. Он уже подумывал: "Не дать ли, в самом деле, больше? Вещь она - тово... стоящая".

- Это... благословение моего отца... - с трудом наконец решилась выговорить женщина. - Мне она очень дорога, не хотелось бы потерять ее...

- Так вы лучше уж снесите ее в ломбард: сохраннее будет, - посоветовал он.

- Но ведь вы же сами говорите, что сегодня нет приему, а мне необходимо сегодня же... Бога ради, помогите мне!

Тот тон, которым сказаны были эти последние слова, сильно шевельнул душу Морденки: он понял, что эта женщина стоит на страшном рубеже, что не помоги он ее нужде, ее голоду - быть может, завтра же она махнет рукою и пойдет на улицу продавать самое себя, свою красоту, свою молодость. Сердце его сжалось... "Дам-ка я ей без залога денег", - мелькнуло в его голове. Он уже запустил было руку в свой боковой карман, как вдруг брови его судорожно сжались и энергическое лицо передернулось нервным движением. "А моя цель, а мщение? - встал перед ним роковой вопрос. - К черту сострадание! Этак ведь допусти себя с первого разу, так потом и пойдет... Всех нищих ведь не наделишь копейкой!"

- Больше двадцати пяти рублей никак не могу, сударыня, - сухо поклонился он.

- Она не пропадет у вас? - решительно спросила женщина.

- Это будет зависеть от вас, - ответил он с прежнею сухостью.

Та стояла в решительном раздумье.

- Ну, нечего делать!.. давайте двадцать пять.

Морденко вынул из ящика две записные книги. В одну внес он число, месяц, год и сделал пометку: "№ 1", причем рука его нервно дрогнула. "Первый нумер! сколько-то их будет потом?.. Благослови, господи, начало!" - подумал он в эту минуту. Затем обозначил название вещи и сумму - 25 р.с.

- Пишите расписку, сударыня, - предложил, он подав другую книгу и обмакнув в чернила перо.

- Что же нужно писать? - спросила женщина.

- Я вам сейчас продиктую... Пишите: "Такого-то года, такого-то числа и месяца я, нижеподписавшаяся, заложила господину Морденке собственно мне принадлежащую золотую цепочку, с золотым крестом, за двадцать семь рублей пятьдесят копеек". Пишите прописью, сударыня, словами, а не цифрами.

- Как за двадцать семь? Ведь я... за двадцать пять?.. - в замешательстве спросила женщина.

- А законные проценты, как вы полагаете? - улыбнулся он. - Мне-то ведь жить чем-нибудь надобно?.. Без профиту нельзя-с.





Женщина поникла головой и опять опустила перо на бумагу.

- "За двадцать семь рублей пятьдесят копеек", - продолжал ростовщик своим казенным тоном. - Написали-с?

- Готово.

- Извольте продолжать, сударыня: "сроком на один месяц, по прошествии коего, буде не внесу в уплату вышеозначенной суммы, то лишаюсь всякого права на обратное получение оной вещи..."

- Но... как же это так?.. Помилуйте! - изумленно вскинула она на него голову.

- "...то лишаюсь всякого права на обратное получение оной вещи", докторально-методическим и сухим тоном повторил Морденко.

Женщина вздохнула и написала требуемое.

- Далее-с... "и обязуюсь нигде не искать судом на такие действия господина Морденки, признавая их, с своей стороны, совершенно правильными". Теперь выставьте, сударыня, внизу, в сторонке-с, год, число и час. Который час у нас теперь? - добавил он, взглянув на карманные часы. - Без семнадцати минут одиннадцать. Итак, напишите-с: "десять часов и сорок три минуты пополуночи".

- Это для чего же? - спросила женщина.

- Для того-с, что как ежели через месяц явитесь в означенный срок с уплатой, то и вещицу свою получите, - объяснил ростовщик и подал своей клиентке несколько ассигнаций и несколько мелочи, присовокупив: Перечтите-с!

- Вы ошиблись, - сказала та, пересчитав врученную ей сумму.

- Никак нет-с, сударыня, я не могу ошибиться, - улыбнулся он, с несокрушимым сознанием полной своей непогрешимости.

- Но тут только двадцать два с полтиной?!

- Так точно-с: двадцать два с полтиной. Проценты за месяц вычтены вперед.

- Но ведь в расписке уже написаны проценты?

- То само собою, а это для верности, на тот конец, ежели вы не выкупите вещь - так за что же пропадать моему законному? Согласитесь сами!..

Женщина горько улыбнулась, Морденко ответил тоже улыбкой, только самого ростовщически-любезного свойства.

- Теперь не угодно ли вам подписать свое имя, фамилию и звание, предложил он.

Женщина, очевидно, пришла в большое затруднение. Она колебалась. Морденко опять подал ей обмокнутое перо.

- Зачем же это? - нерешительно спросила она.

- Помилуйте-с, как же это "зачем"? Ведь это документ... без того силы не имеет.

Женщина взяла перо, и Морденко стал следить за ее рукою. "Княжна Анна Чечевинская", - прочел он и отшатнулся. Теперь уже он вспомнил, почему ее лицо показалось ему знакомым, и на губах его мелькнула злорадная улыбка. Морденко видел ее раза два у Шадурских и знал от Татьяны Львовны об отношениях Анны к своему патрону. "А!.. барская кровь!.. - подумал он с нервическою дрожью. - Это неспроста... Сам бог помогает моей цели... Начало доброе!" И он в волнении стал ходить по комнате, не заметив даже, как княжна молча ему поклонилась и вышла за двери. Морденко был мнителен и суеверен. В этой случайности он видел доброе предзнаменование, нечто таинственное, мистическое, и с этой минуты уже твердо дал себе клятву - до конца преследовать свои цели. Прошел месяц, княжна не явилась за выкупом, и цепочка навсегда осталась у Морденки, который хранил ее как первый памятник своей индустрии, как начало задуманной мести. Да, ему трудно было только начало, трудно было задавить только первый человеческий порыв своего сердца, а потом уж стало все легче и легче, так что через год, когда много уже довелось ему видеть в своей квартире и скорби, и нужды, и горя, и слез человеческих, сердце его было уже сухо и глухо, и сам он весь зачерствел, превратясь в какую-то ходячую железную машину, в автомата, выдающего деньги и принимающего заклады. Теперь уже ни один стон человеческий не в состоянии был дойти до его сердца, ни одна горькая слеза не могла прожечь черствую кору, под которой гнездилась только одна мысль, одно лихорадочное желание отомстить его сиятельству князю Шадурскому.