Страница 61 из 223
- Послушайте, Аграфена Степановна, как я собственно желаю решить судьбу насчет своего сердца, так не побрезгуйте нониче ко мне на чашку кофию притом же моя тетенька будут.
- Очинно приятно, - отвечала Груша и обещала быть беспременно.
Когда к шести часам вечера она вошла к господину Зеленькову, комната его уже представляла вполне праздничный вид. На окошке не валялось ни сальных огарков, ни оторванных оловянных пуговок, ни сапожной щетки, ни даже полштофов, - все это было выметено, вычищено и запрятано куда-то. Перед высокоспинным волосяным диваном стоял покрытый расписной салфеткой стол; на столе - самовар с кофейником, сдобные булки с сухарями, селедка и огурцы с копченой колбасой, пряники и орехи с малиновым вареньем. Все это было разложено на тарелках, между которыми возвышались штоф и бутылка.
На диване восседала Александра Пахомовна, одетая скромнее обыкновенного, хотя и с неизменной папироской в зубах. Иван Иванович почтительно сгибался перед нею на стуле, уткнув между колен свои сложенные пальцы.
- Вот-с, тетенька, и они-с! позвольте рекомендовать, - с торопливою развязностью вскочил он при входе Груши.
- Честь имею представить, - продолжал Зеленьков, расшаркиваясь и размахивая руками, - Аграфена Степановна, очень хорошие девицы, а это - моя тетенька!
Тетенька с величественной важностью поклонилась Аграфене Степановне, а Аграфена Степановна очень сконфузилась и не знала, как сесть и куда девать свои руки.
- Садитесь, пожалуйста! без церемонии! - шаркал и лебезил Иван Иванович. - Чем угощать прикажете? Тут всяких питаньев наставлено, кушайте-с!
Обе гостьи тяжело откланивались, но к питаниям не прикасались.
- Тетенька-с!.. Аграфена Степановна! Сладкой водки не прикажете ли-с, али тенерифцу? Выкушайте рюмочку, это ведь легонькое, самое дамское!
Гостьи жеманно отказываются; Иван Иванович, однако, не отстает, атакуя их с новою силой, и наконец побеждает: гостьи выкушали по рюмке сладкой водки и посмаковали тенерифцу.
- Ах!.. ах, разлюбезное это дело! - восторженно умиряется, и сам не зная чему, Иван Иванович, причем егозит на стуле, всплескивает руками и щелит свои и без того узкие масляно-бегающие глазки.
- Нет, черт возьми! - вскакивает он с места и, схватив со стула гитару, запевает разбито-сладостным тенорком, со своими ужимками:
И вы, ды-рузья, моей красотки
Не встречали ль где порой?
В целым нашим околотки
Нет красоточки такой!
Эта девушка-шалунья,
Эфто Грунюшка-игрунья
Только юбка за душой!
Тетенька сосредоточенно курит папироску, пуская дым через ноздри; Аграфена Степановна конфузится и краснеет, а Иван Иванович снова уже швырнул на диван гитару и в каком-то экстазе, ударяя себя кулаком в перси, говорит:
- Тетенька! распропащий я человек, потому - круглый сирота! И при моем сиротстве горькием, только вы одни у меня и остались... Добродетельная, можно сказать, сродственница! Хоша я и при своем капитале, однакоже проживаю в уединении. Только и услады одной, что чижа вот с клеткой купил, и преотменно, я вам скажу, поет, бестия, индо все уши прожужжит! Одначе ж он не человек, а как есть по всему чиж, так и выходит глупая он птица; а мне, при таком моем чувствии к коммерческим оборотам, требуетца теперича подругу. Правильно ли я полагаю, Аграфена Степановна?
Аграфена Степановна потупилась, покраснев еще более прежнего. Тетенька ободрительно улыбнулась и с важностью приступила к расспросам:
- Вы, значит, здесь в услужении проживаете, при своех господах?
- По наймам... внизу тут - у Бероевых, - ответила Груша, кое-как оправляясь от смущения и радуясь, что настал разговор посторонний.
- По наймам?.. Так-с. А сколько жалованья вам кладут они?
- Три рубля в месяц да полтину на горячее. Только двое прислуги: куфарка да я при барыне и при детях.
- Так-с. Стало быть, господа-то небогатые?
- Где уж там богатые! Живут себе помаленьку.
- И большое семейство?
- Нет, не так-то: сам хозяин, да жена при нем, да двое детей: мальчик и девочка.
- Значит, четверо. А сам-то - в чиновниках али так где служит?
- Он, этта, сказывали, по золотой части какой-то у Шиншеева, богач-то, знаете?
- Слыхала. Так это, стало быть, место доходное?
- Уж Христос их знает! Слышала я точно, что другие больно уж наживаются, а он - нет; одним жалованьем доволен. И притом же должность его такая, что на месте не живет, а побудет, сколько месяцев придется, здесь с семейством, а там и ушлют в Сибирь на полгода и больше случается. Вот и теперь уехамши, недель с пять уж есть. Барыня-то одна осталась.
- Гм... А может, он и получает какие доходы, да куда-нибудь на сторону их относит? - с подозрительно-лукавою миной спросила тетенька.
- Ах, нет, как можно! - совестливо вступилась Груша. - Он всякую копейку, что только добудет, все в семейство несет, даже и оттуда, из Сибири-то, присылает. Нет, для семейства он завсегда большой попечитель.
- Ну, а как живут-то, не ругаются?
- Ой, что вы! душа в душу живут. Вот уже шесть годов они женаты, да я пятый год при них служу, так верите ли богу - ни разу тоись не побранилися между собою; а чтобы это ссоры, неудовольствия какого - и в помине нет! Оченно любят друг дружку, уж так-то любят - на редкость, со стороны смотреть приятно. И такой-то у них мир да тишина, что вовек, кажися, не отойду от места. И мать такая хорошая она; деток своих до смерти любит; обоих сама выкормила.
- А может, так, одно притворство? - попыталась тетенька смутить рассказчицу. - Может, у нее какие ни на есть амуры на стороне заведены! Ведь тут у нас это не на редкость бывает!
- Ну, уж нет! - с гордым достоинством, горячо перебила Груша. - Может, у других где - оно и так, а у нас не водится! Наша-то без мужа ровно монашенка живет, все с детьми занимается, сама обшивает их да учит шутём в книжку читать, и коли куда погулять выйти, так все с детьми же. Нет, уж такой-то домоседки поискать другой! Вон, этта, как-то бал ономнясь у Шиншеева был. Так что ж бы вы думали? Муж еле-еле упросил поехать, а то сама и слышать не хотела: что, говорит, там делать мне? А не ехать тоже нельзя, потому - сам Шиншеев просить приезжал.