Страница 133 из 223
Неправильный и не особенно высокий четырехугольник, нечто вроде каменного ящика, с выступающими пузатым полукругом наугольными башнями, низкими, неуклюжими, - здание, выкрашенное серовато-белою краскою; ряды черных окон за толстыми железными решетками; внизу - форменные будки и апатично бродящие часовые - таков наружный вид главной петербургской тюрьмы. Только два ангела с крестом на фронтоне переднего фаса несколько разнообразят этот общеказенный скучный вид всего здания. В передней башне, выходящей к Литовскому мосту, вделаны низкие и тяжелые ворота, обок с ними образ спасителя в темнице и в узах да несколько кружек "для арестантов, Христа ради", и над воротами - черная доска с надписью: "Тюремный замок". В народе, впрочем, он слывет исключительно под именем "Литовского замка" название, данное от соседства с Литовским рынком.
Над домом вечного позора
Стоят два ангела с крестом,
И часовые для дозора
Внизу с заряженным ружьем.
Серо, мрачно... В окне решетка,
За нею - воля впереди,
Но звук шагов считаешь четко,
То будто звук: "сиди, сиди!"...
Так когда-то сложил стихи про Тюремный замок один из арестантов, и стихи эти сделались весьма популярны в среде заключенников.
* * *
Около трех часов пополудни со скрипом растворились ворота Литовского замка, за ними завизжали на несмазанных петлях ворота внутренние - железные, решетчатые - и в низкую полутемную подворотню въехал запряженный понурою клячею четырехколесный черный ящик с нумером, окруженный шестью штыками военного эскорта. Не успел арестант в последний раз, через маленькое решетчатое оконце ящика, бросить взор "на волю", то есть на мир затюремный, на эту жизнь городскую, как ворота снова захлопнулись с грохотом железного засова - и в сводчатой подворотне стало еще темнее.
Конвойный унтер-офицер отомкнул железную задвижку в дверце ящика и крикнул:
- Живее, вы!.. Марш в контору!
Из двери вылезли три-четыре человека в безобразных серых шапках, а один - в своем "вольном" партикулярном платье.
Пока тюремный служитель, известный в замке под именем Подворотни, осматривал внутренность фургона и ощупывал возницу: нет ли чего запрещенного, вроде карт, табаку или водки, военный эскорт повел приехавших арестантов по звучному коридору.
- Отвести на второй этаж! - распорядился письмоводитель тюремной конторы, прочтя бумагу, при которой был прислан молодой арестант в "вольном" платье.
- При себе ничего нет? - отнесся он к последнему.
- Ничего.
- Осмотреть! - кивнул письмоводитель.
Один из сторожей выворотил карманы арестанта и приказал разуть ему ноги. Оказались: карандаш, клочка четыре бумажки, какая-то веревочка и в старом портмоне рублевая ассигнация да копеек шесть меди.
Все эти вещи, за исключением медяков, были записаны и оставлены в конторе.
Дежурный повел арестанта через главный тюремный двор, посередине которого стоит голубятня, поставленная на собственный счет одним из "благородных" подсудимых, ради общего развлечения заключенных. Кое-где за решетками окон виднеются их невеселые лица. Вокруг двора идет бревенчатый палисад более двух сажен вышиною; за ним разбиты маленькие садики, отгороженные одни от другого точно таким же высоким палисадом и служащие единственным официальным развлечением арестантов. То там, то сям в разных концах огромного двора прохаживались часовые с ружьями, а "первое частное", с красными воротниками на серых пиджаках, пилило дрова и таскало их на всю тюрьму, по камерам.
- Деньги есть? - вполголоса обратился "провожатый" к своему спутнику, покосясь на него вполоборота, что явно обозначало интимно-секретное свойство вопроса.
- Отобрали, - коротко отвечал арестант.
- Экой дурень! И чему вас, право, учат в этих сибирках по частям?.. Отобрали!.. А того не знает, что на этакое дело мутузка* есть: замотал в нее сигнацыю да и обвяжи поясом по телу: там не щупают!.. Дурень! право, дурень! А сколько денег-то? - спросил он еще тише.
______________
* Поясок из тоненькой веревочки.
- Рубль... да шесть копеек еще - эти не взяли.
- Фи! - презрительно свистнул солдат. - Шесть копеек! Туды же деньгами величает!.. Ну, да бог с тобой, давай уж и их, что ли, сюда, а я словцо такое замолвлю за тебя приставнику!
Арестант отдал, не прекословя.
- Живее, марш! - прикрикнул дежурный, подымаясь с ним по лестнице, на площадке которой, у дверей налево, виднелась каска и штык часового специальная привилегия татебного отделения, куда сажают "по тяжким преступлениям", и тут сдал приведенного с рук на руки приставнику, дюжему солдату с черными погонами и в высокой фуражке. Коридорный, по приказу последнего, выкликнул из камеры старосту, "сиделого человека" с широкими калмыкими скулами, и поздравил его "с новым жильцом". Приставник показал старосте "новичка", переговорил - где поспособнее посадить его, то есть в каком нумере имеется незанятая койка, и, получив надлежащее сведение, вместе с "сиделым человеком" провел "нового жильца" по коридору, в дверь небольшой конурки, которая зовется "приставницкой". Сюда же был "выкликан" и "дневальный" той камеры, где предполагалось поместить приведенного. В приставницкой обыкновенно совершается переодевание "в новые виды", то есть первое посвящение в жизнь заключенную. Новичка заставили снять с себя вольное платье с бельем, а взамен выдали костюм арестантский.
Через минуту молодой человек очутился в толстейшей дерюге-сорочке, серых штанах грубого сукна и таком же пиджаке.
- Вот ты, стало быть, в егеря поступил, - заметил солдат, указав на черный воротник пиджака и кидая ему плетеные лапти с неуклюжей серой шапкой. - Береги вещи, потому - они казенные: взыскивать будут. Видишь?
И он ткнул пальцем на нумер и клеймо, выставленные на каждой принадлежности костюма: "РАЗ. Т.З.".
- Это значит: ты - "разночинец Тюремного замка" - так оно и обозначено, понимаешь? - пояснил дневальный. - А теперь пойдем на "татебное", к милым приятелям, познакомиться.
За арестантом затворилась дверь предназначенной для него камеры - и хриплое щелканье запираемого замка возвестило ему окончательное вступление в мир новый, своебытный, оригинальный и мало кому знакомый "на воле".