Самая темная звезда

По словам Эйприл, друзья Колин отправились к ней домой, но родители понятия не имели, куда пропала их дочь. Наверное, рано было говорить об исчезновении, но никто не знал, где она. В одном Эйприл была права: сумочка и туфли, брошенные в переулке, – это не к добру.

Когда люди исчезают при подобных обстоятельствах, развязка редко бывает благополучной.

Но разве тот раненый лаксен был найден не в том же переулке? Тот, которого так жестоко избили? Арчер сказал, что нашел Чеса возле мусорных баков. А вдруг это не просто совпадение? Вещи Колин найдены в том же месте, где Чеса избили до полусмерти.

С этой мыслью я проснулась воскресным утром и заснуть уже не смогла. А если Колин увидела в клубе что-то странное… вроде того, что видела я? Люк сказал… господи, он же практически заявил, что непрошеные свидетели могут нарваться на неприятности! Не так прямо, но смысл тот же. В конце концов, в клубе скрывались лаксены-нелегалы.

Неужели подобное произошло с Колин? Она кого-то или что-то увидела – и исчезла. Было ли это как-то связано с тем, что случилось с Чесом? Может, он что-то знает и, когда очнется – если очнется, – расскажет правду?

Опять же, Чес – нелегал. Кому он поведает правду без риска для жизни?

Меня охватила дрожь, и я повернулась на бок. Мы с Колин никогда не были близки. Не считая того разговора в пятницу, мы с ней всего-то парой-тройкой слов перекинулись. Тем не менее дело было серьезное, и я очень надеялась, что она объявится.

Я села на кровати, спустив ноги на пол, но никак не могла отделаться от ужасной мысли: если с Колин и впрямь что-то случилось, это могло произойти и с Хайди, и со мной… Я ведь тоже оказалась в том переулке в пятницу вечером… точнее, свалилась туда.

А еще я возвращалась за мобильником.

Похоже, я дважды испытывала судьбу.

Кто знает, где была Хайди, пока не добралась до машины? Я вздрогнула. Даже подумать страшно.

– От этого клуба одни неприятности, – пробормотала я по дороге в ванную.

Возможно, Колин появится в школе в понедельник утром. Времена, когда люди пропадали бесследно, давно прошли. Нынче нельзя просто взять и исчезнуть.

Я твердила себе это, пока была в ванной, переодевалась в легинсы и длинную рубашку. Надеюсь, про позитивное мышление не врут.

Я схватила с тумбочки горемычный телефон и спустилась вниз. Мама уже проснулась и возилась на кухне в кремовом халате и пушистых тапочках в форме котят размером с голову, честное слово.

Мама совершенно не умела стильно одеваться, но все равно оставалась роскошной женщиной. Ее короткие блестящие светлые волосы всегда лежали волосок к волоску, не чета моим. Высокая, стройная, она не теряла врожденной грациозности даже в гигантских тапках, которые, как я понимаю, достанутся и мне по наследству.

И да, у меня была дурная привычка: всегда сравнивать себя с мамой.

Она была как прекрасное марочное вино, а я – как разбавленная ерунда, которая продавалась коробками в аптеках.

– Ну наконец-то.

Она стояла, облокотившись на кухонный стол, с гигантской кружкой кофе в руках.

– А я все гадала, когда ты объявишься.

Я с усмешкой проковыляла в кухню.

– Еще не так поздно.

– Я соскучилась.

– Угу. – Подойдя к ней, я потянулась и чмокнула ее в щеку. – Давно проснулась?

– С семи утра на ногах. – Она проследила за мной, пока я брела к холодильнику. – Решила все воскресенье проходить в пижаме, с немытой головой и нечищеными зубами.

Рассмеявшись, я вытащила бутылку яблочного сока.

– Очень круто, мам. Особенно про нечищеные зубы.

– Вот и я так подумала, – ответила она. – Вчера вечером даже поболтать не успели. Когда я пришла, ты уже дрыхла без задних ног. Как прошла пятница? Повеселились?

Скривившись, я потянулась за стаканом, стоя к ней спиной.

– Да так, ничего особенного. Смотрели фильмы и обжирались до отвала кексами.

– Обожаю такие вечеринки.

Налив стакан сока, я с невинным выражением лица повернулась к ней.

– Я съела слишком много кексов.

Что было чистой правдой, ведь за пятницу я наверняка набрала фунтов пять.

Я направилась в гостиную и, поставив стакан на подставку на кофейном столике, плюхнулась на диван. Потом проверила телефон. От Зои и Джеймса пришли сообщения, они предлагали вместе пообедать, но после пятничных приключений и вчерашнего утра мне хотелось спокойно отсидеться дома.

Где-нибудь с месяц.

– Поедешь сегодня во Фредерик? – спросила я, войдя в гостиную.

Даже по воскресеньям мама много работала. Иногда мы не виделись целыми днями. До замужества и рождения ребенка она объездила весь мир, изучая происхождение эпидемий. Сейчас она больше занималась исследовательской работой, руководя группой ученых-медиков в отделении инфекционных болезней.

Работа у нее была еще та.

От услышанных обрывков разговоров меня мучили кошмарные сны. Фурункулы и язвы. Обширные кровоизлияния, кровоточащие, лопающиеся глаза. Ужасные лихорадки, от которых люди сгорают за считаные часы.

Брр!

– Я взяла кое-какие бумаги, чтобы поработать дома. Но выходить никуда сегодня не собиралась.

– Черт, – сказала я, подхватив пульт и включив телевизор. – А я-то хотела замутить сходняк. Глобальный. С наркотой. Оттянуться по полной программе.

Мама фыркнула, присев на краешек кресла и водрузив кружку на очередную подставку. Мать была помешана на подставках. Они были разложены по всему дому.

Пока я перебирала каналы, она спросила меня про школу. Рассказывать было особо нечего, поэтому я продолжала машинально теребить пульт, остановившись, когда на одном из новостных каналов появился президент.

– Что он делает на телевидении? Сегодня воскресенье.

Дурацкий вопрос, конечно. Президент, светловолосый и моложавый – по крайней мере, по сравнению с коллегами, – казалось, прописался в ящике, давая одну пресс-конференцию за другой или обращаясь к народу.

– Наверное, это речь, с которой он выступал в пятницу.

– Да?

Я собиралась переключиться на другой канал, но заметила строку внизу экрана: «Президент Мак-Хью обсуждает законопроект об изменении принципов ПРП». ПРП расшифровывалось как программа регистрации пришельцев. Свод правил по регистрации и учету лаксенов. Существовали даже сайты, которые информировали людей, где лаксены проживают и работают.

Я никогда не заходила на эти сайты.

– Что все это значит?

Мама пожала плечами.

– Говорят, что изменят какие-то законы, касающиеся регистрации.

– Это я и так поняла, – сухо буркнула я.

Выступая, президент Мак-Хью смотрел прямо в камеру и, что бы ни говорил, неизменно кривил губы, будто вот-вот улыбнется. Меня это слегка раздражало, но остальные, казалось, его просто обожали. Возможно, в силу возраста или внешности. Он был по-своему симпатичным, хотя грубоватым. Выходец из военных, в прошлом году он одержал внушительную победу, пообещав американцам спокойную жизнь.

Похоже, лаксены под определение «все американцы» не попали.

Поигрывая пультом, я спросила:

– А если точнее, что изменится?

Мама вздохнула:

– Есть установка на усиление изоляции: лаксенов переселят в резервации, где им будет безопасней, ну и нам – тоже.

Она помолчала.

– К незарегистрированным лаксенам применят суровые меры. Эти поправки стоит принять, чтобы осуществить некоторые президентские программы.

Я вспомнила облаву в клубе и лаксенов, которые прятались в комнате… которых я перепугала. Я быстро переключила канал, выбрав шоу о тех, кто превращает свой дом в свалку ненужного барахла.

– Нет, это я смотреть не могу. – Мама покачала головой. – Меня сразу же тянет наводить порядок.

Закатив глаза, я оглядела комнату – нашу тщательно продуманную гостиную. Каждой вещи было отведено определенное место, даже коробкам-органайзерам, серым или белым. Весь дом был устроен в том же духе, куда уж дальше? Расставить коробки по размеру и цвету? Но мама явно не могла оторваться от экрана. Ну совсем как я. Мы с ней вечно не можем совладать с собой. Подобные передачи были ее «пунктиком».