Страница 41 из 76
Я качаю головой:
— Даже не пытайтесь. Вы даже не представляете, какие будут предприняты меры безопасности, особенно по случаю премьеры.
— Вот увидишь, у нас все получится. Мы в курсе того, что там происходит. У нас внутри есть свои люди, они сообщают нам о том, что там происходит. И я скажу тебе кое-что еще: это только начало. Грядет революция. Переворот неизбежен.
Мое сердце замирает в груди. Конечно же я хочу, чтобы цирк был разрушен раз и навсегда. Конечно же я хочу, чтобы Отбросы получили свободу, но уж слишком опасной и рискованной кажется мне вся эта затея.
— Послушай, — говорит Феликс. — Мы знаем расположение цирковых зданий. Мы знаем, как туда пробраться. У нас есть пистолеты. У нас есть бомбы. У нас все должно получиться. Вся эта лапша, которую нам вешают на уши, про то, что Лора Минтон выиграет выборы и что все закончится миром — все это чушь собачья. И она это тоже знает, она не такая святоша, какой прикидывается, скажу я тебе. Мы должны захватить власть, а не идти к Чистым с протянутой рукой и просить подаяния.
Мы пару мгновений молчим. Я пытаюсь переварить услышанное. Я даже не пытаюсь возражать, хотя вся эта затея мне не нравится.
— Кадир знает, что вы замышляете? — спрашиваю я.
Феликс смеется холодным, жестоким смехом.
— Кадир — бандит и убийца. Надеюсь, ты уже это поняла, несмотря на романтические сказки моей матери. — Он пристальным немигающим взглядом смотрит мне в глаза. — Если ему станет хотя бы что-то известно — нам всем крышка, так что тебе лучше помалкивать, понятно?
Я неохотно киваю.
— Наша единственная цель — это Чистые. Ведь ты ненавидишь их так же, как и я. Разве не так? Иначе и быть не может после всего того, что они с тобой сделали.
— Ты же знаешь, не все они негодяи, — говорю я.
— Нет, все! Все до единого! Посмотри, каких взглядов они придерживаются. Ненависть надо побеждать ненавистью, огонь — огнем. По-другому никак.
— Неправда. Джек был Чистым, Бен был Чистым. Они — не негодяи. Таких храбрецов еще нужно поискать!
— Чистый всегда остается Чистым, — презрительно отвечает Феликс. Я вспоминаю его лицо, когда я попросила его впустить Джека, вспоминаю, как он отказался поздороваться с ним за руку, как его губы кривились в презрительной ухмылке всякий раз, когда он смотрит на него. — Я знаю немало людей, которые скажут тебе, что твой Бенедикт Бейнс именно таков, как о нем думают, Чистый, который положил глаз на одну из наших девушек. Пусть лучше общается с себе подобными.
— А вот это уже не просто оскорбление! — возмущаюсь я. — На одну из наших девушек? Можно подумать, я чья-то собственность. Вот в этом-то и проблема. Мы все люди! Есть немало Чистых, которым тоже не нравится такое положение вещей. И мы должны попытаться исправить его сообща, совместными усилиями, по-другому просто не получится. Планируя нападение, вы становитесь на одну ступень с теми, кого вы ненавидите!
— Они будут в цирке, разве не так? Они будут наслаждаться представлением. Разве это справедливо? Чистые убили моего отца и забрали моего брата. Я даже не знаю, жив он или нет. — Его голос дрожит. — Знаешь что? Я надеюсь, что мы убьем их всех — мужчин, женщин, детей — всех! С каждым убитым Чистым на нашей планете станет чище.
Феликс поворачивается ко мне спиной. Он зол. Я знаю, что такое злость. Я ношу ее внутри себя всю жизнь, особенно с тех пор, как убили Амину. И ее причина — любовь. Любовь и страх. Его сердце разбито, и он скорбит. Потерянный и испуганный мальчишка, который хочет помочь своему брату.
Что бы я делала, окажись я на месте Феликса? Что, если бы там была Грета? Или Бен? На какие подвиги я решилась бы, чтобы спасти их?
На любые. Я бы, ни на секунду не задумываясь, пожертвовала своей жизнью. Я бы уничтожила любого, кто встал бы на моем пути, лишь бы защитить тех, кто мне дорог. Как же ужасно знать, что это жуткое место откроется вновь, гадать, там ли Эммануил, Иезекиль, все мои друзья, готовятся ли они выйти на арену. Если же их там нет, то они, вероятно, уже мертвы.
Я протягиваю руку и осторожно кладу ее ему на плечо. Он сердито ее стряхивает и резко поворачивается ко мне лицом.
— Убери руки! — огрызается он, но затем неуклюже делает шаг вперед и бросается ко мне.
Я заключаю его в объятия.
— Я просто хочу вернуть брата, — жалобно говорит он, совсем как ребенок. Я чувствую, как его тело содрогается от беззвучных рыданий.
В конце концов, он успокаивается. Отстранившись от меня, он рукавом вытирает лицо, оставляя на нем грязные полосы. Когда он снова смотрит на меня, всю его печаль, всю ранимость как будто ветром сдуло.
— Лучшее, что ты можешь сделать, это не совать нос в наши дела, — говорит он. На его лицо вернулась маска крутого парня. — Не высовывайся, забудь то, что слышала. У нас есть план, очень хороший. И очень важный. Но он не имеет к тебе никакого отношения. Единственные, кто пострадают в цирке, — это Чистые. Это все, что тебе нужно знать. Ты первая должна это одобрить. Но я скажу тебе вот что: ради победы мы готовы на все. Повторяю, на все. В том числе мы без колебаний убьем любого, кто попробует встать у нас на пути.
Он холодно смотрит на меня.
— Пора определиться, циркачка. На чьей ты стороне? Их или нашей? На этот вопрос есть лишь один ответ, верно? — Сказав это, он поворачивается и спешит прочь.
Бен
Сильвио восстанавливает равновесие и недоверчиво смотрит на свою грудь, в которую я только что его толкнул. Я со злостью смотрю на него, стоя между ним и машиной.
До сих пор я избегал смотреть на него. Теперь же я не могу оторвать от него глаз. Его лицо не похоже на человеческое. Оно как будто сделано из пластика или гипса, гладкого алебастра, равномерно нанесенного на череп. Вот почему оно такое белое.
— Не понял? Повтори! — Когда он говорит, двигаются только его губы. Остальное лицо остается неподвижным.
— Я сказал: никто не нажмет на эту кнопку.
Он запускает руку мне за спину и пытается нащупать кнопку. Я делаю шаг в сторону, чтобы ему помешать. Тогда он поднимает трость и подносит ее мне к лицу.
— Ты уверен, что хочешь и дальше продолжать свой спектакль, Бейнс?
— Ты не имеешь права причинять мне вред, — говорю я. — Я слышал, что сказала моя мать.
— Ошибаешься. Я лишь не имею права оставлять на твоем теле следы. Она не запрещала мне наказывать тебя. Наоборот, она всячески поощряла твое наказание. На этой милой тросточке есть несколько разных устройств. Если я захочу, я оставлю отметины на твоем разуме, необязательно на теле.
Я делаю шаг назад.
— Испугался? — негромко спрашивает он. — То-то же.
Он захлопывает дверь кабины и делает шаг мне навстречу:
— Ты отсюда не выйдешь. Для этого нужно знать код замка.
Я смотрю на других артистов. Они все застыли на месте и испуганно смотрят на нас. Все, кроме Шона.
— Этому парню требуется помощь, — с отчаянием в голосе говорю я.
Сильвио протягивает руку. Я отодвигаюсь назад, но я уже загнан в угол, а сама кабинка размером два на два фута. Я уклоняюсь влево, но Сабатини вновь кидается ко мне, вытянув перед собой трость. Мы с ним танцуем внутри кабинки, пока ему наконец не удается кольнуть меня.
Нет, это не ожог и не удар током. Это просто укол. Укол иглы.
Но в следующий момент моя голова уже раскалывается от боли, как будто ее со всей силы сжали тисками. Я пытаюсь сдвинуться с места, но мои ноги словно приросли к полу. Я окаменел, превратился в статую. Я не могу повернуть головы, не могу открыть рот, не могу даже моргать. Единственная живая часть меня — это мое сердце, и оно стучит, стучит, стучит…
Наверно, я умираю. Поскорее бы.
Сильвио хватает меня и поворачивает лицом к сцене. Не знаю, что там сейчас произойдет, но он хочет, чтобы я это видел. Я пытаюсь отвести взгляд, но даже мои глазные яблоки застыли на месте.
— Я ненавижу тебя, Бенедикт Бейнс, — шепчет он мне в ухо. — Ни к кому я не питал такой ненависти, как к тебе и Хошико.