Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 31

Ее рука пытается перехватить его. И я в секунде от того, чтобы съездить ей этим самым букетом по разъяренному лицу. Но жалко цветы, обнимаю их крепче.

– Мне нужно в туалет, – упрямо повторяю я, и чтобы добавить правдоподобности уточняю. – Меня тошнит…

… от Вас, Тамара Францевна!

Надеюсь, я не сказала это вслух.

– Я провожу! – подскакивает ко мне Иринка, перехватывая мою талию из рук Давида. – Вы идите.

– Идите, – кивает матери Давид. – Я подожду.

Раскрасневшаяся мама, успокаивая Тамару, увлекает ее наверх.

– Слушай, ну мужик зачетный, конечно! – с восхищением щебечет Ирка. – Это же он? Он был? Горячий такой… Ух! Я бы такого…

Дальше я уже не слушаю ее.

«Он нашел меня. Нашел! Ему не все равно! – стучит у меня в висках, придавая сил. – Это все по-настоящему было!»

Положив цветы на подоконник, раскрываю ладонь, рассматривая коробочку. Сердце сжимается, вытираю тыльной стороной руки глаза, наверняка размазывая тушь, но мне сейчас абсолютно пофиг на то, как я выгляжу. Возвращаться туда я не собираюсь. Ирка заглядывает мне через плечо.

– Ну… – торопит она меня.

Открываю.

«Так… Ерунда… Можешь просто разбить!»

Сердце…

Мое – ломится в грудную клетку.

Макс… Мне опять становится нехорошо, присаживаюсь на подоконник.

Вырванное хрустальное сердечко, усыпанное каплями крови.

– Охренительное признание… – шепчет Ирка.

Слезы текут рекой.

«Надеюсь, я внес свою лепту в ваше счастливое будущее, и все было не зря!»

И его дрожащие белые губы. Сжатые до хруста челюсти. И презрительный взгляд. В котором, на самом деле, боли не меньше, чем во мне.

Ну почему же ты такой дурак, Макс!!

– Что теперь делать!?... – закрыв глаза, я ложусь спиной на стекло.

А я как приклеенная повисла на Давиде! Дура, глупая дура!

«Верь только мне...» и глаза его… А я поверила всем вокруг, кроме него!

– Алиска… – тормошит меня Ирка. – Да простит меня семья… Догони его!

Ну, конечно! Спасибо тебе, Ирка, сама я – давно ничего не соображающий комок нервов, оглушенный таблетками.

Подхватив цветы, я несусь на улицу как есть, стараясь не попасться на глаза Давиду, чтобы тот не остановил меня. Холодный ветер бьет в лицо, я застываю на пустой ковровой дорожке, разглядывая паркинг. Машины внизу слились в одну массу. А я ведь совершенно не представляю, какая у него машина. Она все время была под шапкой снега. Что-то крупное… Пытаюсь вспомнить, отыскивая подходящие по размеру – черные, белые, красные… И почти все крупные!

Делаю несколько шагов по лестнице вниз, кожу жжет холодом до боли. Оглядываюсь на двери. Взять одежду не получится, номерки у Давида. Спустившись к паркингу, медленно иду между машинами. Стекла большинства затонированы.

Где ты?…

Он медленно проезжает прямо мимо меня. Демонстративно уставившись вперед. Не останавливается…

Я выхожу на дорогу, глядя вслед его машине.

Все? Это все??

Он больше не хочет меня знать – доходит до меня.





Кто-то сигналит сзади, я растерянно делаю шаг на обочину. Силы, которые наполняли меня, резко вытекают.

Я снова оказываюсь в машине Давида. Мне опять все равно. Прислонив голову к стеклу, подтягиваю к лицу шелковые лепестки и глажу цветы онемевшими губами. Из-под панели на меня дует горячий воздух. Но внутри мне все равно холодно. Давид больше не разговаривает со мной, задумчиво глядя в лобовое. Мы молча доезжаем до дома. Он подает мне руку, помогая выйти из машины, и сразу накидывает на плечи пальто.

– Ветка, – предусмотрительно напоминает мне Давид.

Ветка? Опять едва не врезаюсь в темноте. Притормаживаю, поднимаю глаза на злосчастный сук. Дерево в целом красивое, но эта уродливая ветка деформирует стройный силуэт, торча горизонтально от ствола. Тамара Францевна невысокая и даже на каблуках свободно проходит под ней, в отличие от всех остальных обитателей и гостей этого дома, которые периодически страдают от этого шлагбаума. Но их дискомфорт скорее радует ее. Такая мелочная демонстрация превосходства…

– Оо… Надо спилить ее! – каждый раз говорит Тамара, когда кто-нибудь получает веткой по голове. Но никогда никаких распоряжений на этот счет не дает.

Все во мне возмущается необходимости нагнуться. И я встаю как вкопанная.

Давид молча наблюдает за мной.

– Я сейчас, – разворачиваюсь и направляюсь к подсобному помещению, где что-то мастерит пожилой садовник.

– Можно? – подхватываю ножовку побольше и, не дожидаясь ответа, иду обратно.

– Что ты делаешь, Алиса? – вздыхает Давид, наблюдая, как яростно я расправляюсь с инструментом унижений. – Мама…

– … давно планировала спилить ее! – доламываю кору и отбрасываю кусок дерева в сторону. Гордо выпрямившись, я иду в дом.

– Ты перебарщиваешь, Алиса, – уже в комнате, сев передо мной в кресло, холодно возмущается Давид.

– Нет, Давид. Это ты переборщил, отдав меня на растерзание своей матери. И это она переборщила, пытаясь превратить меня в удобную для семьи декорацию. Если бы мы с тобой решали все сами, то ничего бы этого не было. Я бы не попала в этот чертов снежный плен, не встретила его. И сейчас никому не было бы больно. Ни тебе, ни мне, ни ему!

– Алиса… – опускает он глаза.

– Я надеюсь, тебе хотя бы больно? Потому что, если тебе даже не больно от этого… «Это тебе опыт на будущее», Давид, – повторяю я его слова, сказанные мне не так давно. – Решай со своей женщиной все сам. И отдай мне, наконец-то, мой телефон!

– Зачем?

– Потому что он мой! Мой!! И я буду распоряжаться сама своей жизнью. И еще! – взрывает меня окончательно. – Раз уж ты привез меня сюда, будь добр, огради от общения со своей матушкой сегодня. Я хочу побыть одна и подумать.

– Я понимаю, что это, отчасти, моя вина, – заводится он тоже. – Но с тебя это ответственности не снимает! Ты очень изменилась, Алиса.

– Нет, я наконец-то, стала самой собой, без фанатичного желания угодить во всем тебе и твоей маме. Вот такая я! – с вызовом развожу руками. – И вот такой ты – отстраненный от всего гений! Ты, тот, кто был для меня всем миром! Самый-самый! Ты так страстно возвышал физику, когда я первый раз слушала тебя, что мне вдруг показалось, что эта страсть может быть когда-нибудь направлена на меня. И я влюбилась в это! Но я оказалась не так занимательна, как твои двухфотонные распады! Мне не досталось и крох с этого шикарного стола. Розовые очки бьются стеклами внутрь…

Я пытаюсь отдышаться после своей истеричной речи, все еще не веря, что решилась это высказать ему.

– Успокойся.

– Серьезно? Просто успокоиться? Секунду, погоди, выпью таблеточку! И снова будем имитировать чувства! Потолок нам для вдохновения?

– Ты не в себе.

– Да. Это так. Но я на пути к себе, Давид. Телефон, – требую я, протягивая руку. Совершенно не нужен сейчас этот дурацкий телефон, но мне просто необходимо как-то отвоевать себя. Давид молча вытаскивает из кармана мой мобильник, протягивает его.

– Одумайся, Алиса.

Дверь в комнату хлопает.

Я падаю поперек кровати.

Все…

Глава 23 – Закончить эту историю.

Просыпаюсь я от того, что сердце Макса на длинной цепочке больно врезалось в мое. На груди остается отпечаток.

Утро встречает меня свободой в виде письма Давида и моих вещей, оставленных у двери. Письмо прижато к тумбочке ключами от машины. С каждой строчкой объем моих легких увеличивается.

«Доброе утро, Алиса!

Сегодня меня ты не увидишь. Думаю, это скорее порадует тебя, чем расстроит. У меня важное мероприятие. Я хотел отменить свое участие. Но все же решил не делать этого. Я много думал этой ночью. Ты во многом права. Мы не слишком подходим друг другу. И я не готов отказаться от своего образа жизни и нянчиться с не определившейся девочкой. Тебе придется решить эту задачу самой. Мое предложение в силе. Но я есть тот, кто я есть. Если ты готова принять это, я буду рад видеть тебя на нашей церемонии. Если нет… Вчера ты спросила, больно ли мне из-за этой ситуации. Мне неприятно. Но и вместе с тем невыразимо жалко тратить на этот простой вопрос столько времени и сил. Реши его. Как бы ты его ни решила, я искренне желаю тебе счастья. Давид».