Снежный плен

Здорово, просто здорово… Я прямо представляю, как завтра, когда все соберутся за завтраком, встану на табуретку и, вместо стиха, объявлю: «А свадьбы не будет, господа, я безнадежно втрескалась в другого!» Пам-пам!

Интересно, метание десертных ножей входит в неохватный спектр навыков Тамары Францевны?

Мама умрет со стыда! Разве я могу поступить с ней так?

И с Давидом.

Хочется порыдать.

Но я просто смотрю в темное окно, не смея вырвать у него свою руку. Давид успокаивающе поглаживает меня по ней. Я не могу смотреть ему в глаза. А он, наоборот, вдруг стал чутким и нежным. Ну почему же так поздно?! Ведь все могло пойти совсем по другому сценарию. А теперь я не хочу! Не хочу этих успокаивающих рук. Хочу других… Наглых, умелых, уверенных, пахнущих сигаретами рук.

Курить хочется до умопомрачения. Не потому, что я хочу никотина. А потому, что сигареты ассоциируются у меня с Максом. Почему-то мне, как на репиде, вспоминается один и тот же эпизод: как он забирает мою сигарету и затягивается ею. Губы, пальцы… Меня обдает горячей волной от одного только воспоминания. Сотрите мне память! Я смотрю на Давида, а вижу Макса.

Мне стыдно, очень стыдно и больно смотреть на тревожное, хмурое лицо Давида. Ничего он такого не сделал, чтобы я так поступила с ним. Ну да – он такой, немного отмороженный, но я же знала! Я же согласилась с этим, приняла. Он доверял мне. От самой себя тошно. Особенно когда я нечаянно натыкаюсь на его потерянный взгляд.

Макс… Я уже не верю, что он был настоящим. Давид так настойчиво делает вид, что ничего не было, что мне реально начинает казаться – померещилось. Хочется бросить все и всех, полететь туда, в наш снежный плен, чтобы убедиться, что он был. Был? Был ли?..

Может, рассказать все маме? Мне нужен совет. Очень! Сама я с трудом соображаю, что происходит в моей жизни, и что с этим делают взрослые, умные люди. Так уж получилось, что я не очень умная. Прямо скажем – дура полная! Хотя окружающие и считают иначе.

Но мама уставшая, и без ужина сразу идет спать.

Давид подхватывает меня за талию и с усилием ведет в нашу спальню.

Я благодарна хотя бы только за то, что в этот тяжелый для меня день Бог не пересекает меня с Тамарой. Когда мы уезжали, ее еще не было, а вернулись – уже спит.

Наверху восемь спален. Несколько гостевых, Тамары, наша, Софьи, старшей сестры Давида, и ее мужа, и Ирины – младшей сестры.

Ирка практически своя! Позор матери – бунтарка и распи*дяйка. Единожды спалив ее накуренной еще подростком, Тамара до сих пор презрительно говорит о ней «эта наркоманка» и прячет в закрытом английском пансионате. Все в доме знают, что нельзя вспоминать про Ирину, чтобы не портить настроение нашей хозяйке. Но Давид уговорил мать, чтобы сестра приехала на свадьбу. Я пересекалась с ней один раз, и мы сразу же сдружились к неудовольствию Тамары. Изредка общаемся по сети.

Дверь в ее комнату приоткрыта, и я было дергаюсь туда, но Давид требовательно придерживает меня.

– Пойдем спать.

Спать? Как много в этом слове, приводящего меня в ужас.

Ах, да. Я забыла еще про отца Давида – Марка Карловича. Разводов в семье Кац не бывает. Этим все сказано. Давно уже чужие люди, они спят с Тамарой в разных спальнях, но на публике услужливый Марк Карлович играет свою роль. В доме он является тенью, все решает хваткая жена.

Пара гостевых комнат остались пустыми, и я подозреваю, что нагрянет еще кто-нибудь из родни. Тамара решила, что самые близкие поживут перед торжеством здесь.

Ну а раз Тамара решила…

Мы заходим в спальню, Давид усаживает меня в кресло. Сдергивает покрывало с кровати. Как кролик на удава, я смотрю, как он снимает костюм. Когда-то мне нравилось наблюдать за этим, а теперь я практически впадаю в кому, понимая, что мы ляжем сейчас вместе. И, возможно, он захочет…

Меня начинает подколачивать от понимания, что сейчас нам все-таки придется объясняться. Потому что я не смогу. Не смогу с ним теперь.

Потому что где-то там моя любимая сволочь спит в своей кровати один, без меня. И я хочу только в ту кровать, в его горячие руки. Что там надо для этого сказать? Мяу?

Тогда, бл*ть, мяу!

Кажется, у меня истерика…

– Сделать тебе ванну? – внимательные карие глаза впиваются в меня.

– Да, пожалуйста… – мой голос предательски дрожит.

– Тебе плохо?

– Да.

– Врача?

Отрицательно кручу головой.

– Пойдем спать, – поднимает он меня за руку с кресла, расстегивает пуговицы на моей рубашке. Я как вкопанная смотрю на это и не могу остановить. Рубашка летит на кресло, он расстегивает ширинку, позволяя брюкам сползти по моим ногам вниз. Его руки скользят по моему телу, обрисовывая талию, и он притягивает меня ближе. Все это время внимательно наблюдая за мной. В ушах у меня шумит, я закрываю глаза. Легким поцелуем прикасается к моим губам. И мои нервы не выдерживают. Из глаз начинают бежать слезы. Я чувствую, как он решает сейчас эту задачу. Ему требуется меньше минуты.

– Я думаю, тебе нужны антидепрессанты.

– Антидепрессанты? – распахиваю глаза, уже не сдерживая рыданий. – Антидепрессанты, Давид? Что ты несешь?? Я была с другим мужчиной, Давид!

Он делает шаг назад.

– Знаю, – его голос становится жестче, но еще более спокойным. – И что мне теперь – повеситься? Тебя убить? Его?

– Вот так?… – в шоке я развожу руками, теряя голос и смысл в разговоре.

– Алиса, – его тон смягчается. – Мы поговорим обо всем завтра. Сейчас ты выпьешь таблетку, ляжешь спать. И я сделаю все, чтобы этот неприятный инцидент не разрушил наше светлое, многообещающее будущее. Просто не мешай мне, дурочка…

Утром я валяюсь до последнего, не желая никого видеть.

– Где твое кольцо, Алиса? Мама обязательно заметит его отсутствие.

Кольцо!

– Я съезжу… – вдруг чувствую я лазейку, чтобы вырваться отсюда под благовидным предлогом.

– Не нужно. Туда уже поехали.

– Как поехали? – теряюсь я.

– Так – поехали. Заберут твои вещи и вернут ключ хозяину. Я же сказал, что ты больше там не появишься.

Давид выходит, хлопнув дверью чуть сильнее.

В другое время меня бы даже порадовал этот скупой всплеск эмоций, но сейчас мне абсолютно по барабану.

Я хочу увидеть Макса. Уверена, что если бы он хлопнул дверью, меня бы сдуло! Я голодаю без тех эмоций, что он давал мне.

Но внутри мне страшно. Ведь я почему-то оказалась здесь, с Давидом. Как это произошло? Мы вернулись, приехал Давид, потом получите-распишитесь? Как это было вообще?! Что-то я не верю в то, что если бы Макс не хотел, чтобы я поехала с Давидом…

Быть может, ему было уже все равно? Внутри все болезненно ноет.

– Не задерживайся к завтраку, – заглядывает Давид. – Мама ждет.

– Подождет твоя мама! – шепотом огрызаюсь я.

Продирая расческой запутанные волосы, я силюсь вспомнить, как оказалась с Давидом. Помню, что было ужасно стыдно… И больше ничего.

– Алиска! – залетает рыжая Иринка.

Ирен Кац очень теплая, я бы даже сказала – горячая, в отличие от всего остального семейства, которому явно не хватает градусов. Ох, нагуляла ее наша королева, явно нагуляла! Потому и ненавидит, что она живой памятник ее бл*дству!

«Сама-то не лучше!» – вспоминаю я свои похождения.

– Ты чего такая смурная? Прячешься от всех?

Ирка старше меня на год, но мне кажется – лет на десять. Глупо, конечно, искать поддержки у сестры Давида! Но я ж та еще дура.

– Я не могу за него замуж… – со стоном падаю на подушки.

– У невесты истерика? – хихикает она.

Не поддержав ее хохотушки, я начинаю тихо реветь.

– Давид накосячил?..

Отрицательно качаю головой.

– Мужик другой, что ли? – округляет она глаза.

Ой, ну не могу все это ей… Я вздыхаю и молчу.

– Не дури, Алиска! – тормошит она меня. – Сколько их еще будет!? Ты мужа себе правильного выбери, а любовник – дело приходящее.