Страница 33 из 49
Собор, созванный в Никее в 325 г., проходил с 20 мая по 19 июня – прелестнейшее время года в Анатолии. Можно только вообразить интеллектуальный пыл, напряжение и теологический подъем, что испытывали участники собора во время своих прений! Споры велись под шелест дубов, которые выращивали, чтобы добывать железистые чернила, и шум представлений, что шли в театре (театр ныне заброшен, там бродят одни лишь бездомные псы и археологи, которых псы не пугают). Участники собора заседали в роскошном летнем дворце императора на берегу озера. И Константин в нем активно участвовал.
Пусть спор и был теологическим – единая ли сущность (homoousios) у Бога и Иисуса Христа или они неединосущны? – но вопрос этот решать не одним служителям церкви. Отныне вопрос неприятия арианизма будет отражаться на развитии всей европейской и ближневосточной цивилизации. А Никейским собором за представителями светской власти была беспрекословно закреплена и духовная власть. Известно, что когда Константин вошел в зал собора, все замолчали, поднявшись по знаку, когда полубог-император прошествовал мимо них, «будто небесный ангел Божий, которого торжественные одежды блистали молниями света»{199}. В Никее Константина чествовали, как «епископа дел внешних»{200}. Присутствовавшие здесь вели очень эмоциональное обсуждение. Ходили слухи, что один раз Николай Мирликийский (Николай Чудотворец; говорят, св. Николай – предшественник Санта-Клауса) ударил Ария по лицу, а сторонник Ария Евсевий из Никомедии в ответ помочился на рясу Николая. После того, как против Ария проголосовали, его изгнали в Иллирию (ныне Албания), куда он отправился по Эгнатиевой дороге. А работы его Константин велел сжечь.
Принятые здесь в 325 г. решения имели действительно серьезные последствия. На соборе не только установили отношение между Богом Отцом и Богом Сыном, но и признали возможность существования вселенского закона, определили дату Пасхи, обособив ее от Пасхи иудейской, а также приняли ряд церковных установлений, запрещающих, например, кастрировать себя и заниматься ростовщичеством. Многие миллиарды людей еще тысячи лет будут превозносить в своих молитвах имя Константина.
После совещания в Никее в императорском дворце, от палат которого сейчас остались лишь призрачные ряды камней в воде у берега озера, устроили грандиозное пиршество. Однако одна из уступок, которую здесь сделал Константин, для Константинополя вовсе не была поводом для торжества.
Император, чуть ли не между прочим, согласился с тем, что римский сенат все равно будет иметь приоритет над константинопольским. Пятьсот лет спустя это принесет Константинополю и его жителям большие бедствия.
Ожесточенные споры в Никее предварили ту характеристику, которую вскоре дадут Константинополю, – город прославится ярыми теологическими дебатами и далекими от реальности обсуждениями. Город начинало окружать некое лучистое сияние религиозности. Было объявлено, что в Константинополь свезут мощи всех апостолов – новый, построенный Константином императорский мавзолей стоял на том самом месте, где должны были захоронить останки святых Луки, Тимофея и Андрея. После смерти Константина его стали называть isapostolos, равным апостолам. Константинополь превращался в город, ломившийся от перспектив духовной жизни. В древнегреческих и римских религиях всегда с некоторой осторожностью относились к возможности жизни после смерти, не говоря уже о рае. Теперь же это стало вполне доступно и простым людям. А поможет им в этом безыскусная, систематизированная вера, и даже само внешнее убранство улиц Константинополя, его церкви, святилища и ларцы с реликвиями.
Как же жилось в этом обретающем силу христианском мире? Изменился ли под стать облик города теперь, когда в лампах с христианскими мотивами зажигали огни – чтобы осветить иную духовную картину?
Архитектурный силуэт города, безусловно, стал другим. Недавно в центре города обнаружили здание византийской церкви. Возможно, это – знаменитый императорский монастырь Девы Марии. Похоже, в Константинополе теперь сознательно работали над установлением pax Romana. В переводе с латинского pax буквально означает «пакт» или «соглашение», на самом же деле в Римской империи под миром, по-видимому, зачастую понимали замирение. Греческое слово, обозначающее мир, eirene (состояние мира в отличие от войны, а также, вслед за стоиками – состояние внутреннего спокойствия), и средневосточное shul, shalom, salaam понимаются более всесторонне и гибко. Христианский мир – это, скорее, стремление, чем договоренность. Конструкция церкви Святой Ирины (Айя-Ирина) – церкви Святого Мира – обращена как к духовному, так и к общественному началам. Pax Romana, позволивший насаждать христианство, подкреплялся новым, интересным понятием о внутреннем eirene – мире, возможном не только в практическом, но и в философском смысле.
По соседству с церковью Айя-Ирина, там, где изначально лежал древнегреческий акрополь, вскоре заложили сиротский приют Святого Павла и соответствующее медицинское учреждение. Впоследствии построили богадельни и другие приюты. Константин ежедневно раздавал в городе хлеб 80 000 нуждающимся. Для бесплатного погребения бедняков назначили девять тысяч пятьдесят мастерских. Константинополь разрастался и славился, в том числе, тем, что обеспечивал содержание больным – город вскоре украсили больницы, оказывающие помощь безнадежно больным, людям с инфекционными заболеваниями и матерям с детьми.
Постепенно уменьшалось число рабов на обслуживающих город землях. А вместо них появлялось все больше мелких фермеров со своими наделами. Таких называли coloni – то же, что крепостные крестьяне Западной Европы{201}. Возможно, мотивы, побуждавшие Константина к осуществлению реформ, были очень разными, и, быть может, летописцы изрядно их приукрасили. Пишут, однако, что город своим процветанием обязан тому, что «с одной стороны, боголюбезность строителя и города, с другой, милосердие и щедрость жителей к нуждающимся; ибо Константинополь так располагает всех к Христовой Вере, что Иудеи в нем – многие, а язычники почти все перешли в Христианство»{202}.
Языческие толкователи отмечали явное безумие идеи о спасительном всепрощении – известно, что в Константинополе даже убийцы могли очиститься от грехов. Первым убийцей того времени был, разумеется, Константин, но излишний цинизм тут неуместен. Император и сам активно участвовал в «добрых делах». Добродетель, как точно выразился Аристотель, уже сама по себе – награда. В одном из фрагментов текста мы читаем, что Константин призывал граждан, в том числе и женщин, обращаться к нему со своими трудностями, чтобы разрешить их в соответствии с заветом Иисуса о социальной справедливости{203}.
Хотя в 212 г. Каракалла и даровал гражданам всеобщее подданство, но теперь жителям Новой Римской империи хотелось испытать более тесную связь с государством. В рамках христианской системы статус человека не ограничивался делением на humiliores (людей низкого происхождения) и honestiores (привилегированных граждан). Доступ к правам и привилегиям духовенства имели уже не только потомственные первосвященники. Зарождалась прослойка знати, которую составляли епископы. К концу правления Константина в империи, по некоторым оценкам, насчитывалось более шести миллионов христиан под предводительством многих тысяч духовных лиц, в том числе новых, а не только из числа политически состоявшихся, старых родов.
Константин отменил карательный указ Августа, запрещающий бездетность, в прежние времена отравивший жизнь немалому числу женщин Римской империи. Отныне разрешалось быть бесплодной, разрешалось быть бездетной, разрешалось хранить девственность и воздерживаться от секса.
199
Евсевий, «Житие Константина», III.10.3, перевод на английский Камерона и Холла (1999).
200
Константин сказал: «Вы – епископы внутренних дел Церкви, а меня можно назвать поставленным от Бога епископом дел внешних». Там же, 4.24.
201
Огромное спасибо Дионисию Стафакопулосу за подсказку.
202
Созомен, «Церковная история», 2.3, перевод на английский Шаффа (1994). Перевод на русский по изданию: Церковная история Эрмия Созомена Саламинского. – СПб.: В типографии Фишера, 1851 (прим. пер.).
203
Агриппина сказала: Он не был пагархом (правителем пага, области) в этой области.
Август Константин сказал: Но закон предусматривает, что никто, занимающий управленческую должность, не может ничего покупать, так что не имеет значения, купил ли он это в своем паге или в другом, раз совершенная им покупка противозаконна.
И он добавил: Известно ли тебе, что все, что купил управитель, переходит во владение fiscus (казны)?
Агриппина сказала: Он не был главным в этой области. Я совершила покупку у его брата. Посмотри купчую.
Август Константин сказал: Пусть Кодия и Агриппина получат у продавца уплаченную сумму.
Кодекс Феодосия, 8.15.1, перевод на английский Фарра (2001).