Ларе-и-т’аэ

– Как… король? – задохнулся Эттрейг.

Трейгарт, прищурясь, одарил его долгим взглядом.

– По-твоему, я нарек тебя наследником престола для собственного развлечения? – поинтересовался король.

– Нет… но… – Эттрейг потерял дар речи окончательно. Нет, он знал, что когда-нибудь унаследует корону… но ведь наследство получают от того, кто умер – и как такое сказать прикажете? «Я, дядюшка, ожидал этой чести только после вашей смерти» – так, что ли?

– Или ты дожидаешься, пока я окончательно скрещу лапы? – Трейгарт прищурился еще сильнее. – Не рановато ли?

– Прекрати, – фыркнула Талле. – У тебя с утра пораньше шуточки такого пошиба, что никакой наследник престола не поймет, даже Этти.

Трейгарт ухмыльнулся.

– Ладно, любимая, – покаянно произнес он – вот только в его карих глазах не было ни следа раскаяния. – Хотя я всегда считал, что король должен уметь понимать любые шутки. Даже самые сомнительные.

– Вот когда станет королем, тогда и будет понимать, – возразила Талле. – А сейчас ему не до шуток. Какие шутки, когда ему со дня на день уезжать!

До слов Талле Эттрейг главной частью этой сногсшибательной новости полагал формулировку «как король» – и лишь теперь уяснил, что чудовищная фраза содержала слово «поехал».

– Так значит… это я поеду? – оторопело прошептал он.

– Конечно. – Король встал, и руки Талле мягко соскользнули с его плеч. – Чем раньше ты начнешь привыкать к своим обязанностям, тем лучше. Ты умеешь уже почти все… эта поездка восполнит ту малость, которой тебе пока недостает. И потом, Этти – вдвоем мы ехать не можем, кто-то должен остаться здесь. Ехать без тебя? Так ведь взять Талле на совещание королей я тоже не могу – а что, если меня прямо там и прихватит?

Будь оно проклято, это проклятие!

– Не вешай нос, волчонок, – усмехнулся Трейгарт. – Пора привыкать. Еще несколько месяцев – и это все твое.

– Я привыкну, – с угрозой пообещал Эттрейг. – Меня ведь не корона пугает.

– Да? – поинтересовался король. – А что же?

– А то, – с расстановкой заявил Эттрейг, – что когда ты спихнешь корону на мою голову, то наконец-то надумаешь жениться, а меня на свадьбу не позовешь, чтобы я не отвлекался от своих королевских обязанностей. Только ты учти, я тогда вас на медовый месяц отправлю в Адейну. Своей королевской волей. Розы нюхать.

– Вот видишь, – Трейгарт с самой серьезной миной обернулся к Талле, – понимать монаршие шутки он еще не научился, а вот сам так шутить – вполне. Еще бы пару уроков ему дать… жаль, что и впрямь некогда.

Эттрейг только развел руками и поклонился. Перешутить дядюшку в его излюбленной манере у принца до сих пор не получилось ни разу – не получится и впредь. Во всяком случае, в ближайшее время.

– Привет суланскому лису передать? – обратился он к Талле.

– Обязательно, – ответила она. – Спасибо, Этти.

Выходя из королевских покоев, Эттрейг с изумлением поймал себя на том, что улыбается, сам не зная, чему. Нет, не предстоящая поездка так обрадовала его и тем более не близость короны. Тут уж скорее плакать надо, а не смеяться.

И все же, несмотря ни на что, Эттрейг не мог отделаться от мысли, что в этом утреннем разговоре прозвучало что-то очень важное – и очень, очень хорошее.

– Больно много чести, – сухо отрезал Аженк. – Поедешь именно ты. Ты, а не я.

– Но почему? – Его высочество принц Орвье, взметнув ресницами, устремил на отца умоляющий взгляд. Ресницы у Орвье были изумительно хороши: пушистые и длинные, как у девушки. Одна беда – аффральский принц никак не мог разобраться, радует его это или скорее огорчает. Оно конечно, девушки от его ресниц просто млеют… но взгляд в тени этих ресниц кажется таким наивным, таким… таким неискушенным. Как же обидно выглядеть несмышленышем! Орвье частенько перед зеркалом пытался придать своему взгляду потребную для наследника престола твердость и решительность – после чего страдал сугубо… до тех пор, пока уста очередной придворной красавицы не приникали с томным вздохом к его длинным, пушистым ресницам.

– Почему?! – вновь едва не возопил Орвье.

– Я же сказал, – желчно откликнулся король. – Много чести. Найлисс и вообще в последнее время слишком многое на себя берет.

– Но после того, как Найлисс замирил нас со степью… – начал было Орвье.

– Вот именно! – раздраженно бросил Аженк. – После того, как Лерметту удалось то, что не удавалось ни одному королю за последние шесть веков! Есть отчего голову высоко держать!

Он поднялся с трона и принялся нервно расхаживать по залу, не в силах унять себя привычным усилием воли.

– А теперь именно Найлисс объявляет Большой Совет – зачем бы в мирное-то время?

Принц непонимающе уставился на Аженка.

– О Боги, – сквозь зубы выдохнул король. – Когда же ты научишься? Тебе бы хоть десятую часть ума найлисского пройдохи – вполне бы приличный король со временем получился. Вот Лерметт, тот не дурак. Он не рисковал ничем. Степь он знает, как не всякий шулер собственную колоду – наизусть. Он не рисковал, о нет! Сыграл наверняка – и сгреб все, что было на столе. А теперь он надбивает ставку.

– Но ведь мир он выиграл для всех нас, – робко возразил Орвье.

– А нынешнее положение Найлисса в Восьмерном союзе – для себя! – его величество Аженк дернул губами. – Позиция Найлисса упрочена, как никогда. Кого мы должны благодарить за прекращение военной угрозы? Лерметта, конечно, кого же еще!

– И Сейгдена, – отважился вставить Орвье.

– Вот именно! – подхватил Аженк. – Лерметта и Сейгдена – но масть разыгрывал все-таки Лерметт. Сейгден ему всего-навсего помогал… вот и подумай, что собой представляет найлисский мальчишка, если суланский лис у него всего-навсего в подручных ходит!

Орвье сглотнул. Король Сулана произвел на него впечатление человека отнюдь не слабохарактерного и очень умного. Действительно, что же это получается, а?

– Он надбивает ставку, – повторил Аженк. – Объявляет Совет – чтобы все короли живехонько притрусили к нему на задних лапках. И гавкали исключительно тогда, когда он им позволит. Нет уж. Аффраль такого унижения не потерпит. Совсем не явиться на Совет Королей нельзя – но я на него не поеду.

– Но я… – взмолился Орвье.

– Что – «но ты»? – Король повернулся на каблуках и устремил на сына исключительно неприятный взгляд.

Орвье потупился и без всякой нужды одернул полы своего бархатного майлета. Золотые мотыльки, вышитые по синему бархатному полю над пестрыми цветами Аффрали, всплеснули ажурными крылышками и замерли.

– Но я… если все обстоит именно так… – принужденно пробормотал принц, – какой я ему противник?

– Никакой. – Аженк слегка взмахнул своей узкой белой рукой, словно подчеркивая этим жестом уничижительный смысл своих слов. – Совершенно никакой. Но ведь это от тебя и не требуется.

– Но… ведь если ехать должен я… – теперь Орвье уже окончательно ничего не понимал.

– Ты вовсе не должен что-то делать, – пояснил Аженк. – Ни в коем случае. И думать даже не смей трепыхаться. Никто не требует, чтобы ты напрягал мозги, которых у тебя нет, проницал ими хитромудрые планы найлисского короля и давал им достойный отпор. Ничуть. Само твое появление на Совете вместо меня – это и есть наш отпор Найлиссу. Наш ответ во всей его полноте.

– И в чем же он заключается? – тоскливо поинтересовался Орвье.

– В том, что Аффраль отказывает Найлиссу в той чести, на которую он претендует, – отчеканил Аженк. – И на Совете им придется обойтись оболтусом-наследничком, а не королем Аффрали. Я не поеду в Найлисс. Много чести.

Принц прерывисто вздохнул – очень тихо, чтобы отец не услышал. С этим ничего не поделаешь. Ехать придется. Но… Боги, как же не хочется! И почему Лерметту вздумалось зажечь беглые огни именно сейчас? Почему не раньше? Или, для разнообразия, не позже? Почему именно осенью, когда в Аффрали начинается череда балов и прочих празднеств?

Орвье вырос не самым умелым воином и уж тем более не дипломатом. Ночью, в предсонных мечтаниях, он созерцал себя и тем, и другим… но в беспощадно сером утреннем тумане ночные грезы делались такими же серыми и тусклыми, а неумолимый рассвет окончательно развеивал их призрачные клочья. Зато в пиршественной зале, зато на охоте или на балу… о, тут Орвье не было равных во всей Аффрали!