Страница 66 из 239
"Да!.. Вот они, эти бумажки! - думал он, сжимая в руке свою полновесную пачку. - Вся жизнь на них пошла... вся жизнь!.. много слез, много крови... проклятий много..."
Он закрыл глаза - и в его памяти, в его воображении невольно прошло несколько тяжких сцен и образов, которые, время от времени, умножаясь одни другими, врезались в эту память и теперь так ярко вызвались и оживились воображением. Одни вызывали другие, другие - третьи и так далее, и так глубже, целой вереницей, в которой один образ тонул за другим, заслонялся третьим, и снова вынырял, и снова улетучивался. Одни представлялись ярче, живее; другие лишь бледным и тусклым намеком, очерком; но все были равно тягостны для души, все глядели на старика каким-то одним великим вопиющим укором. Закрыв глаза, он жутко закачал головою, и дрожащие губы его смутно зашептали:
"Ох, как много, много их!.. Много!.. Ну да за то ж..."
И, не досказав до конца свою мысль, он с энергической силой вытянулся во весь рост, судорожно сжал свои губы, и на желто-сухом, бледно-мертвенном лице его отразилось величайшее торжество и полное удовлетворение.
Он немедленно же все эти векселя подал ко взысканию.
XIII
ЛИСИЙ ХВОСТ
Осип Захарович Морденко собирался уже на покой, так как старая кукушка его прокуковала девять часов вечера, и ее хриплому звуку успел уже ответить точно таким же кукованием старый попугай, который в течение нескольких лет, кажись, ни разу не упустил случая покуковать вместе с часами.
- О-ох, - проскрипел старик, с усилием поднимаясь со своего старого, высокоспинного кресла, - запираться пора. Христина! Запирай у себя дверь на болты: время спать.
"На болты, на болты! Время спать, спать... Попке спать!" - болтал попугай, карабкаясь на свое кольцо. Безносый голубь также готовился на сон грядущий и, сидя на голландской печи, похлопывал своими крыльями, отчего каждый раз подымалось там целое облако давно несметенной пыли.
В это время кто-то из сеней дернул дверной звонок.
- Алчущие и жаждущие! - покачал головой Морденко. - Нет, уж будет!.. Будет с меня!.. Больше в заклад ничего принимать не стану... Довольно!
- Откажи там, Христина! - закричал он старой чухонке. - Не принимаю, мол! Да дверь, гляди, не отпирай, через дверь разговаривай.
Вместе с этими словами, старик вышел в прихожую и рядом с кухаркой остановился, прислушиваясь под дверью.
- Кто там? - осведомилась чухонка.
- Господина Морденку...
- Да кто там? Назовись!..
- От князя Шадурского... управляющий... по делу.
При этом имени Морденко встрепенулся и весь даже просиял как-то.
"Ага!.. Видно, круто пришлось голубчику!" - подумал он с тем злорадно-торжествующим самодовольствием, которое за последние дни каждый раз появлялось у него при мысли о давимом враге. Он шепотом, торопливо промолвил Христине:
- Впусти, впусти его!.. Только подожди минутку: дай мне уйти сперва.
И, с тревожно заходившим сердцем, быстро зашлепал он туфлями в смежную горницу, захватил в обе руки по большому ключу - предосторожность на случай защиты, постоянно принимаемая им со дня последнего покушения, и, спрятав их под своей порыжелой шелковой мантильей, поставил свой фонарь так, чтобы лучи его ударяли прямо на входящего, тогда как сам оставался во мраке. Таким образом, он приготовился к встрече.
Вошел Хлебонасущенский, но, не решаясь двинуться вперед, ни отступить назад и не различая еще хозяина, в недоумении оглядывал весьма слабо освещенную комнату.
Морденко узнал его.
- Что вам угодно? - неожиданно и не совсем-то приветливо спросил он, подымаясь из-за разделявшего их стола.
Полиевкт, не рассчитавший такого приступа, даже вздрогнул немного и с смущенной улыбкой пролепетал:
- От князя Шадурского... Хлебонасущенский - управляющий их сиятельства... Имею честь с господином Морденкой?..
- Да, я Морденко. Что же вам нужно-то?
- Я прислан от князя...
- Гм... А князю что нужно?
- Да вот насчет вашего взыскания...
- Что ж такое взыскание?.. Взыскание идет своим законным путем: пусть его сиятельство обращается куда следует, а я-то что же при этом?
- Так-с... Но все же желательно было бы переговорить...
- О чем же нам переговаривать? Сюжета не вижу... никакого сюжета.
- Сюжет тот-с, что князь никак не предвидел, не ожидал...
- Гм... "Не ожидал"!.. Должен был ожидать, коли векселя подписывал: не на ветер же они подписываются!
- Так-с... Но вы даже не предупредили их о своем намерении.
- А зачем бы это я стал предупреждать? Причины к тому не нахожу никакой. Он ведь и без меня, полагаю, предупрежден уже законным путем?
- Все это совершенно справедливо-с, однако года два назад, когда я имел свидание с вами еще по поводу скупки документов, вы объявили, что взыскивать не намерены.
- Я и не взыскивал тогда.
- Вы говорили, что производите эту скупку из благих намерений, из расположения к его сиятельству.
- Так точно, из расположения. Вот я теперь и докажу мое расположение.
Хлебонасущенский затруднился, в каком смысле по-настоящему, следует ему принять последнюю фразу.
- Однако я не вижу расположения, если уже взыскание пошло, - заметил он.
- Гм... - усмехнулся Морденко. - Если князь мое тогдашнее расположение принял не в аллегорическом смысле, то, я вижу, он весьма подобрел с тех пор, как мы не видались. Своих денег, государь мой, никто даром кидать в воду не станет, а я за бумажки их сиятельства своими кровными заплатил!.. Ну-с, так вам больше от меня ничего не нужно?
- Нет, я прислан с предложением, чтобы вы повременили дней восемь: вам будет заплачено сполна.
- Кто это заплатит?
- Как кто? Конечно, сам князь. Кто же другой еще?
- Нет, князь не заплатит, - спокойно возразил Морденко со стойкой уверенностью полного убеждения.
- Как не заплатит!.. Нам только суммы наши нужно собрать.
- Никаких сумм у вас, кроме долгов, нету. Что вы мне пустяки говорите. Разве я не знаю!..
- Позвольте-с, господин Морденко: если я вам говорю, стало быть, мы имеем свои расчеты.
- Расчеты-то вы, может быть, и имеете, да ведь и я свои расчеты тоже имею. А денег все-таки у вас нет, разве господь с небеси пошлет - ну, тогда и представляйте их в законом установленное место, а я уж - получу оттуда: обо мне не беспокойтесь!