Страница 12 из 14
Можно, следовательно, сказать, что там, где исчезают книготорговцы, почтальоны, купцы, эксперты, то есть какие бы то ни было служители культа, остается неусыпное присутствие отдаленной системы, и время от времени возникают течения, порождаемые массовыми флуктуациями невероятных размеров. Возникает нечто вроде ЭФФЕКТА ПРИЛИВОВ: отдельный индивидуум свободно плавает в море, защищенном, упорядоченном, где не осталось уже служителей культа, которые морочат голову, но где он вовлекается, даже не замечая того, в течения, созданные колоссальными массовыми приливами. Муха, радостно летающая по купе несущегося поезда, проделывает примерно такой же путь. Можем ли мы утверждать, что она летает свободно? Насчет мухи не знаю, откровенно говоря, но, если вернуться к людям этой новой цивилизации и к их стремлению миновать посредничество и впрямую овладевать миром, думаю, можно сказать, что они худо-бедно летают, с некоторой долей свободы, во всяком случае, по сравнению с той, какой располагали они до цифровой революции. Тогда, в аналоговые времена, приливы состояли из массовых флуктуаций идеологии, противостоять которым было невозможно по определению (возьмем, к примеру, Церковь или Партию); в классическую эпоху цифровой революции приливы состоят из движений масс, регулярно регистрируемых ведущими игроками этой революции, – что предпочтительнее, трудно сказать. Но в свое время мы сделаем этот завораживающий выбор. На данный момент ограничимся результатом, имеющим далекоидущие последствия, а именно тем, что желание впрямую овладевать миром привело к закату культа и его служителей.
РАЗРУШЕНИЕ ЭЛИТЫ. Если ты обходишься без посредничества, то выводишь из игры касту посредников, а следовательно, уничтожаешь всю старую элиту. Почтальон, книготорговец, доцент университета: все они служители культа, хотя каждый на свой манер, все принадлежат к элите, за которой обычно признавали какую-то особую компетенцию, некий авторитет, а значит, определенную власть. Организовав систему, выводящую их из игры, заменяющую их защищенной средой, где люди и вещи вступают в прямой контакт и качаются на волнах прилива, порожденного неисповедимым массовым разумом, я осуществляю эпохальную перемену: создаю мир, на первый взгляд лишенный элиты, планету прямого взаимодействия, где коллективные намерения и понятия не должны проходить через посредничество какой бы то ни было власти, а прямо воплощаются в действие. Из чего неизбежно следует, что значительное число человеческих особей укрепляется в убеждении, будто можно обойтись без посредничества, без экспертов, без служителей культа: многие приходят к выводу, что их веками водили за нос. Они оглядываются вокруг и, движимые вполне понятной обидой, ищут, где бы разрушить очередную посредническую структуру, через какую бы ступень перескочить, какую бы касту служителей культа объявить бесполезной. Если ты обнаружил, что можешь радостно исключить из обихода сотрудника бюро путешествий, почему не задуматься о том, чтобы истребить заодно и семейного доктора? В отрасли, значение которой сильно переоценивают, то есть в политике, тот факт, что избиратели ныне склоняются в пользу любого популистского лидера, стремящегося обойтись без посредничества традиционных партий, а по сути, и без определенной программы, дает особенно ясное представление о данном феномене. Но это, как я уже сказал, всего лишь пример, и не самый важный.
ВЫВОД. С самой эпохи основания, с классической эпохи спинной хребет цифровой революции свидетельствует о том, что перед нами организм, в котором ярко выражен инстинкт, велящий установить мир прямых взаимосвязей, минуя все возможные переходы и сводя к минимуму всякое посредничество между человеком и вещами и между человеком и человеком. Индивидуум, практически свободный в выборе пути, почти лишенный направляющих ориентиров, в конце концов руководствуется миллионами следов, оставленных другими индивидуумами, постольку-поскольку он в состоянии прочесть их, проработать, перевести в формат неопровержимых данных. Это порождает приливы, уносящие каждого отдельного человека, который думает, будто плывет свободно. Под конец такого процесса человек наслаждается жизнью, из которой удалось исключить служителей культа, экспертов, отцов. Он такую жизнь находит прекрасной. ПИТАЕТ ЭТИМ СУГУБУЮ УВЕРЕННОСТЬ В СЕБЕ.
ДЕМАТЕРИАЛИЗАЦИЯ
Вернемся на минутку к «Космическим пришельцам». К последовательности настольный футбол/флиппер/видеоигра. В ней наблюдалась тенденция к неудержимому проскальзыванию в реальность, лишенную трения, к растворению жестов; неуклонное стремление к чему-то все менее и менее материальному. Сейчас мы можем сказать, что то же ощущение периодически возникает при пристальном взгляде на каждое из ребер классической эпохи.
Перевод в цифру растворял данные, лишал их весомости, материальности. Тексты, звуки и образы обращались в ничто, и их можно было вызвать из небытия с помощью инструментов, которые уменьшались на глазах, словно стремились уйти от реальности, занимая как можно меньше места в физическом мире. Тем временем компьютеры практически дематериализовали мир, целиком вогнав его в монитор, которым можно управлять, нажимая на клавиши или двигая мышь (и она со временем показалась слишком материальной и исчезла из обихода). Написать и отправить письмо стало очень простым, доступным жестом: сидишь себе и барабанишь по клавишам. Покупка книги через Amazon или подержанного велосипеда через eBay – процесс, который только при вручении приобретенного оборачивается подлинной реальностью, материальной, осязаемой: до этого момента все настолько нематериально, что легко может быть чистым вымыслом, представлением предметов, которые у предметов заимствовали только их образ, приятный глазу. Я не говорю уже о Play Station: здесь осуществилась провидческая мечта «марсианской» эпохи, когда жест, позволяющий вести гоночную машину (или стрелять в голову старушке, или забивать пенальти), превращается почти что в реальный опыт, никогда таковым не становясь. И напоследок, разумеется, сама Паутина, как ранее Интернет, была и остается структурой, ощущаемой как сущностно НЕМАТЕРИАЛЬНАЯ: она, разумеется, «реальна», но не так, как железные дороги или даже морские пути, – она что-то весит? Занимает место в пространстве? Имеет протяженность? Можно ее сломать? Есть у нее границы? На все эти вопросы по определению невозможно ответить. Из чего были сделаны те марсиане? Кто-то из нас это знал? Нет.
Дематериализация.
Попытаюсь перевести. [Этим я не хочу сказать, будто собираюсь что-то перевести на простейший язык, чтобы поняли даже вы, дурачки несчастные: я пытаюсь перевести для себя самого, пытаюсь обратить базу данных в фигуру, которой можно найти какое-то применение, округлить, придать законченный смысл.] Попытаюсь, как я сказал, перевести. Начиная с классической эпохи цифровой революции все более обширные области реального мира становятся доступными, переживаются через нематериальный опыт. Скажем так, через опыт, материальные составляющие которого сведены к минимуму. Как будто инстинкт тех первых организмов заставляет ограничивать контакт с физической реальностью, делая более текучими, очищенными, приятными отношения с миром, с вещами и с людьми. Будто они задались целью собрать с реальности урожай, сложить его в закрома, где он потеряет в весе, станет более простым в потреблении и сохранит питательную ценность на случай суровой зимы или вражеской осады. Будто стремились каждый раз выделить сущность из конкретного жизненного опыта и перевести ее на искусственный язык, ограждая тем самым от превратностей, какие сулит столкновение с материальной реальностью. Будто спешили переплавить все свое богатство в легчайшее золото, которое нетрудно спрятать, нетрудно перенести: оно такое податливое, что примет любую форму, куда ни положишь его, чтобы скрыть; такое несокрушимое, что переживет любой взрыв.
Сам собой возникает вопрос: чего они боялись? От чего бежали? Готовились ли к кочевой цивилизации? И если так, то почему?