Страница 11 из 14
И ушла к себе. Только услышала изумленное:
– Дела-а-а!
Вот наивная! Не видела я этой «сказки» шестнадцать лет, и еще бы три раза по столько не видела! Вместе с долбанным училищем. Пардон – академией. И Макошью заодно.
Но прогулять просто так занятия… Мне уже рассказали, чем такое чревато: замучаешься допуск добывать. И это в училище! В академии, наверное, еще строже. Пришла пора включать фантазию! А она у меня безграничная!
Ну и хронический тонзиллит помог. В детстве я много и часто простужалась, горло болело почти всегда, результат – увеличенные миндалины. Они особо не беспокоили, поэтому удалять их не стали. А классе в пятом я сообразила, что простуда – прекрасная отмазка для школы.
Может, и здесь прокатит?
Заглянув в горло, фельдшер ахнула:
– Сильно болит?
Я покивала, привычно делая вид, что не могу говорить. Результатом была справка-освобождение от сегодняшних занятий и приказ немедленно обратиться в поликлинику.
Получилось!
Я занесла справку в деканат и позвонила маме. Удивительно, что она до сих пор не раскусила обман.
Она примчалась немедленно. И забрала домой, жаль, что на время.
– Вот и оставь тебя одну на несколько дней! Ледяную воду пила? Или мороженым объелась? А может, ночью окно не закрыла, продуло?
Я только кивала, радуясь, что «больное горло» спасает от ответов.
Дома мне развели полоскание и велели лечиться. Противный привкус лекарств я считала платой за свободу от занятий.
Зато можно было не думать об академии. И разработать план побега. Надо только мамин настрой прощупать! Может, отыщу слабое место.
– Ничего себе! – послышалось из большой комнаты, папа как раз включил телевизор.
По всем каналам передавали одну и ту же картинку – на перегоне столкнулись пассажирский и товарный поезда. Цистерны с мазутом опрокинулись, залив все вокруг черной вонючей жижей. Пожар признали беспрецедентным.
Стена огня, пожирающая деревья; валяющиеся на боку составы, все это вызвало острое чувство дежавю. А мечущиеся фигуры его только усилили.
Врачи, пожарные, МЧС… теперь я видела в их работе упорядоченность. И знала, кого будут спасать в первую очередь – людей с красной и желтой нитками на запястьях.
Это было страшно.
– Тоня? Тонечка? Тебе плохо? – мама пощупала лоб. Её рука была холодной. – Температура, так и знала! Марш в кровать!
Я не сопротивлялась. Но, свернувшись калачиком под одеялом, видела плачущих людей, слышала крики обожженных звучали – они звечали как наяву. А еще я знала: тот мужчина, который только что давал интервью, погибнет. Потому что я видела его, неподвижно лежащего на деревянных носилках, с черной ниткой на запястье, и берегиня аккуратно закрывала его лицо белой тряпицей.
Но ведь были и другие! Были те, кто выжил! И если Баба Яга права, они уцелеют даже в этом аду!
Думать, а тем более вспоминать, не хотелось. Организм ответил на нежелание тяжелой, затяжной болезнью: ангина перешла в бронхит, я провалялась в кровати почти месяц. И окончательно решила, что не вернусь в академию. Все эти походы на Кромку, геройства ради спасения чужих жизней не для меня. Если останусь, о спокойной жизни можно забыть.
Главной проблемой оставалась мама. Теперь, после поступления, она окончательно видела меня в медицине.
Ну да ладно! В конце концов, не всем быть спасателями! И на «Скорой» не всем работать. Устроюсь куда-нибудь в кабинет и буду жить тихо-мирно, без катастроф и ужасов.
Но в академии считали иначе.
– Ты много пропустила, – первое, что сказал при встрече Павел Семенович. – Надо нагонять. Готова работать?
– Нет, – я ошалела от собственной наглости и не представляла, чем может закончиться этот бунт. – Я не хочу на Кромку. Я не хочу учиться в академии. Хватит и училища!
Куратор помрачнел:
– Не передумаешь С твоим Даром…
– Что мне с того Дара? Помогает кому угодно, только не мне. Подруги ржут, прозвища придумывают. Даже не уговаривайте, я все решила!
– И все-таки, не торопись!
Спецкурсники были не столь деликатны:
– Дура ты, Тоня, – сходу залепила Майя. – Другие бы душу за такую возможность отдали…
– Готова поменяться!
– Ну чего пристала к человеку? Не видишь – не на своем она месте, – Кирилл поставил на плиту чайник и сунул в микроволновку всегдашние бутерброды. – Хуже нет, чем заниматься тем, что ненавидишь.
– Но её Дар…
– Её Дар – её личное дело. Но все же, – он повернулся ко мне, – рекомендую сходить на пару занятий. Может, узнаешь что-то интересное.
– Нет! Не хочу время терять – мне по основным предметам класс догонять!
– Как знаешь! – забрав бутерброды, Кирилл скрылся в своей комнате.
– Тебя будет не хватать, – робко вклинилась в разговор Даша.
– Почему это? Я же всего один раз с вами работала, и то – в сторонке просидела.
– Баба Яга тебя хвалила. Берегини просили передать благодарности – , с помощью твоего Дара многих удалось спасти.
– Дару, не мне, – вот это было обиднее всего. И я только укрепилась в своем решении.
В этот день на спецзанятия так и не пошла. Учила в комнате анатомию – мне уже сообщили, что преподавателю плевать, болел ты или нет – пройденный материал должен от зубов отлетать.
Последствий не было, разве что Прокуда громко вздыхал и время от времени скидывал что-то с полок. Я делала вид, что не замечаю.
Через несколько дней стало ясно: никто никого силком на Кромку не потащит. Спецкурсники со мной почти не разговаривали – здоровались, и только, а в остальное время делали вид, что студентки Антонины Бересклетовой не существует.
Куратор был другого мнения:
– Тоня, твой Дар – редкостная находка! Ты не представляешь, скольким людям он может спасти жизнь.
– Павел Семенович, – я решилась на прямой разговор. – Меня в это училище запихнули насильно, мама воплощает свою мечту. Будь моя воля – давно бы документы забрала. И так несладко, а тут еще вы со своей Кромкой…
– Понимаю, – куратор сник. – Очень жаль, что…
– Подождите! – встрепенулась я. – Меня что, на самом деле отпустят? Вот просто возьмут и… отпустят?
– Почти. Конечно, переведут на обычную форму обучения, да из комнаты придется переехать, но это детали.
– А… вы не боитесь, что я кому-нибудь расскажу?
Он засмеялся. Искренне, открыто:
– И тебе поверят? Подумай: какая-то Кромка, Баба Яга, другой мир… Сама бы поверила?
– Ни за что!
– То-то! Но на всякий случай отказавшихся поят отваром забудь—травы.
– Я потеряю память? – стало страшно.
– Нет. Забудешь Кромку и все остальное. Разве что приснится. Так что не бойся, ничего опасного. Не ты одна через это прошла – никаких побочных действий, леший свое дело знает.
– Кто?
Вот теперь мне точно стало плохо.
– Считаешь, приготовление такого важного отвара можно доверить простой травнице? Ладно, пойдем.
– Куда?
– За травками. Ты же все решила, зачем тянуть?
– Вот так… сразу?
Павел Семенович пожал плечами и вышел из комнаты. Я заторопилась следом.
– Решилась? – грустно спросила заведующая. – Твое право…
В подвале ничего не изменилось. Те же парты вдоль стен, облупившаяся краска, серая от старости побелка… И пустой класс. Но не успели двери закрыться, как раздался тонкий писк, и часы на руке куратора замигали красным.
Заведующая встрепенулась. Рядом материализовался Прокуда и запрыгал на месте, тараторя что-то о рыкаре, скале и волколаках. Баба Яга и куратор переглянулись, а через минуту в класс ворвались остальные спецкурсники.
– Сегодня у нас Кирилл с…
– Можно с Дашей?
Куратор кивнул, и Артем с Майей вышли в коридор.
– Тоня, ты пока тоже… подожди.
– Постой, – Баба Яга закусила губу, что-то обдумывая. – Можно попросить тебя помочь?
– Нет! – ответила сразу же. – Хватит с меня вашей Кромки.
– Один раз! А после возвращения выпьешь отвар. Пожалуйста! Я бы не просила, но рыкарей не так много, если с ним что-то случится…