Клуша

В выборе одежды Клава металась между цветными разлетайками и черными приталенными кофтами, которые, как она считала, должны идти всем, а значит, и ей тоже. Так что черных свитеров, кофт и футболок она имела по несколько штук. Правда, в какой-то момент Клаве становилось все равно, как она выглядит, и тогда она не стеснялась надевать обтягивающие джинсы и футболки с веселыми детскими принтами. Какой бы взрослой она себя ни считала, ребенок внутри нее не умер. Он все еще прячется внутри. как ее идеальное тело прячется под слоями жира.

Джинсы и черная футболка. Краситься и укладывать волосы не хотелось, так что Клава благополучно наплевала на "завершение образа" и, подхватив Олежку за руку, бодро отправилась на ежедневный моцион.

Обычная прогулка редко выходила за заданный маршрут мимо супермаркета, вдоль дороги засаженной яблонями. Клава обожала гулять по ней весной, когда белые лепестки разлетались подхваченные порывом ветра. Заканчивалась прогулка на детской площадке, когда там не оставалось других родителей и их чад. Не хотелось знакомиться и обсуждать успехи чужих детей, стыдливо умалчивая о собственных проблемах.

Клава посмотрела на сына. Три года уже. Почему он не говорит? Виновата атмосфера в семье? Да ну, ерунда. И она, и Мария Васильевна на ребенка не надышатся. Ну, кроме вчерашнего. Надо просто больше уделять ему внимания, решила она.

Клава обняла сына. Олежка захихикал, когда она пощекотала его животик.

– Я правда, честное слово, постараюсь быть не такой, как моя мать, – сказала ему Клава.

Если оставить все как есть, она не просто станет своей матерью, ее судьба может обернуться еще хуже. Ведь у матери хотя бы есть работа всей жизни, а у Клавы? Непонятные мечтания и неопределенные желания.

Устроить бы Олежку в сад да найти работу. Клава вздохнула.

Остановившись возле киоска, купить семечки, Клава обратила внимание на россыпь книжек в мягкой обложке. Грошовые детективы, любовные романы, обложки некоторых уже выцвели от долгого лежания на витрине. Клаву привлекла одна, с заголовком "Тайм-менеджмент" и нелепой картинкой под ним: обезьяна с часами. Руководство для тех, кто ничего не успевает. Старая, цена дешевая, давно лежит.

Поколебавшись немного, Клава ткнула в книжку, чувствуя себя неловко, как толстяк покупающий пособие по похудению за тридцать дней. Не то, чтобы Клава что-то не успевала, скорее она не знала куда себя деть. Дни пробегали незаметно за социальными сетями, едой, телевизором. Лишь прогулки вносили разнообразие, но и они давно стали частью рутины. И все же, глядя на людей на улице, Клава понимала, что хотя бы у некоторых из них интересная насыщенная жизнь. Не такая, полная драмы, страданий и внезапных чудес, какую показывают по телевизору в бесконечных сериалах, а настоящая.

Клава покосилась на остальные книжки, наверное, все же стоило взять и "Как похудеть за тридцать дней". Но не все сразу.

Олежка потянул Клаву за руку, ему надоело ждать у киоска, хотелось идти дальше. Клава погладила сына по голове. Необходимо что-то менять, дело даже не в работе и в садике, но в чем, Клава сказать не могла.

Уже дома, разглядывая блеклую обложку, Клава хмурилась и недоверчиво хмыкала. как бы оправдываясь перед собой, что собирается читать такую галиматью. Книжки подобные этой еще никому не помогали, вспомнила она слова мамы. Все равно, что в секту вступить.

Первая глава была про целеполагание.

В шкафу, забитом Клавиной рухлядью, лежала небольшая коробка, которую Клава нежно любила. Коробка с канцтоварами. Недорогими блокнотами, удобными ручками нескользящими в руке, все еще в магазинном целлофане красовался ежедневник за позапрошлый год. Книга для записи кулинарных рецептов. На дорогую канцелярию денег не хватало, зато на дешевую не жалко спустить мелочь.

Каждый блокнот обещал жизнь с чистого листа. Записать в них планы, наметить дела и пошло-поехало, все как-то само устроится.

Клава выбрала с котенком на обложке. Крепкая обложка, светлая линовка. Вырвала первые два листочка и принялась писать все, что приходило в голову.

Найти работу, устроить ребенка в садик, убраться, научиться вязать, помириться с мамой, получить образование, заниматься музыкой каждый день, выучить японский, подтянуть английский, купить новый телефон, платье, серьги, туфли, игрушки Олежке, сковородку, найти хорошего мужика…

Закончив, Клава уставилась во внушительного вида список и долго его перечитывала. К замешательству прибавилось легкое облегчение, как будто все записанные дела уже начали сами собой совершаться и жить стало полегче. Клава посидела над списком, наслаждаясь этим чувством, потом перевернула страницу и написала аккуратным каллиграфическим почерком: что мне делать прямо сейчас.

Она заглянула в основной список.

Бесполезно. Ничего не приходит в голову. Она и так ходит на всякие собеседования, и всюду отказ за отказом. Никому не нужна некрасивая дурында без образования и с маленьким ребенком на руках. Клава тупо посмотрела на список еще раз. Уроки японского скачены еще полтора года назад, да так ни разу и не открыты. На сайте по изучению английского языка она тоже зарегистрирована, а толку? И зачем ей сейчас английский? Чтобы был? Дорогу иностранцам объяснять?

Что сейчас самое главное? Найти работу, мужика, садик. А что она может сделать прямо сейчас? Ничего. Разве что составить список и подумать над ним когда-нибудь потом.

Взгляд Клавы скользил по аккуратно выведенным буквам. Что она может сделать прямо сейчас? Сделает – и сразу станет лучше.

Клава встала и прошлась по комнате. Синие занавески на окнах давно посерели от пыли. Клаве они не нравились, но других не было. И пока она не начнет работать – не появятся. На старом письменном столе круглые пятна от кружек, трещины и царапины. Да и сам стол завален не пойми чем. Сборище бесплатных газет, рекламных буклетов, Олежкина желто-красная юла. Клава некоторое время смотрела на свой стол. Дурацкий стол молодости ее мамы, если не бабушки. Рухлядь, а не антиквариат.

Клава принесла мусорный пакет и принялась выкидывать блокноты, даже совсем не исписанные, с милыми котятами. Ручки, колпачки, винтики и мелкие детали неизвестно от чего полетели в пакет вместе с блокнотиками. Клава взяла на кухне кружку с отколовшейся ручкой и положила в пакет ее тоже, чувствуя себя преступницей. Но вдруг мама не заметит. И с каждой выброшенной вещью Клава чувствовала, что ей становится лучше.

Но и хуже одновременно.

Какая-то ее часть кричала и вопила. Требовала достать обратно хотя бы блокнотики. Они же еще хорошие, пригодятся для всяких списков, кулинарных рецептов. Рука Клавы дрогнула. Она глубоко вздохнула и, выудив Олежкину юлу, сгребла со стола все остальное и спихнула в пакет. Потом тут же, не переодеваясь и не накинув хотя бы мастерку, прямо в домашних тапочках, спустилась из квартиры с пакетом и метнула его в мусорный бак.

Домой Клава возвращалась медленно, хотелось подышать свежим воздухом, прогуляться. Но не в домашних же тапочках, да и ребенка надолго не оставить.

Стоило вернуться, как желание гулять пропало. Клуша села на диван, включила телевизор и на время почувствовала себя хорошо, удалившись в напряженный сериальный мир.

И все-таки на обочине сознания билась мысль, что надо что-то менять, причем даже не что-то, а все. Хотя бы то, что можно изменить, а не предаваться мыслям, что вот, мол, найду работу, сниму комнату. Пока это произойдет, жизнь Клавы превратится в такое дно, из которого она не вылезет, а заляжет на самом дне, да еще в обнимку с бутылкой. Клава едва досмотрела серию до конца. Встала и принялась домывать посуду. Она ненавидела возиться с раковиной с раннего детства столько, сколько себя помнила. Мама всегда ругала ее за тарелки, если хоть малюсенькое пятнышко окажется на краешке. На этот раз Клава решила просто помыть посуду. Хорошо или плохо – ее надо вымыть. Клава достала новую губку, остатки моющего средства в бутылке. Выгрузила дурно пахнущие тарелки и сковородки из раковины, и принялась драить одну за другой. Жир отходил легко, Клава складывала посуду рядом с раковиной, чтоб потом протереть насухо. Часть тарелок с отколотыми краями, у кружки отвалилась ручка. А ведь был красивый чешский сервиз, им все еще пользовались в память о былых временах Мария Васильевна не разрешала его выбрасывать.