Клуша

– Кто бы говорил, Клуша. Как жизнь молодая? Замуж вышла?

– В разводе, – соврала Клава. Она считала, и не без основания, что то, что она якобы была замужем, придавало ей вес.

– Ничего себе, – сказал Борька.

– А ты? – спросила Клава не потому, что ей и правда было интересно. Надо же как-то поддержать разговор. Оболдуев наверняка…

– Женат, – Борька показал массивное золотое кольцо на пальце.

– Щеки-то наел, жена раскормила?

– Угу.

– Чем занимаешься?

– Извозом.

– Таксист, что ли? – усмехнулась Клава.

– Частная компания по перевозке грузов.

– Ого, – Клава посмотрела на него теперь с уважением. Она и представления не имела что это за бизнес, но звучало внушительно. Борис теперь тоже показался ей значительней.

– Ну а ты? – Борис смотрел в ее лицо с улыбкой, которую она ни разу не видела за школьные годы. Он все-таки мог выглядеть симпатично даже с щечками и взъерошенными волосами и в дурацкой гавайке.

– То там, то сям, – сказала Клава, невольно кокетничая.

Борис бросил быстрый взгляд на часы.

– Понятно. Ну, пока. Рад был повидаться.

– Пока! – Клава улыбнулась наконец искренне.

Борька ушел, засунув руки в карманы шорт, отчего они смешно топорщились. В школе был весельчаком и заводилой, встречался с самой красивой девочкой в классе. Интересно, на той девочке он женат? Клава с грустью посмотрела на себя в лужу – неужели со школьных лет она нисколько не изменилась? Она вот никого из старых знакомых не узнает, а ее всякий.

Проезжающая мимо машина ворохом брызг обдала ее туфли.

– Вот блин! – сказала Клава.

Маленький Олежка крутил на журнальном столике крышки от кастрюль. Он мог заниматься этим часами. Клава его не беспокоила, раз занимается чем ему нравится, тем лучше, лишь бы не приставал. Кроме Олежки дома никого не было, в гостиной бормотал телевизор, а чайник все еще был теплым, так что Клавина мама ушла совсем недавно. В холодильнике лежали оставленные ею пачка молока, батон и яблочко для Олежки. Яблочко Клава честно разделила на двоих и свою половину тут же съела.

Переодевшись в домашний растянутый халат, Клава умылась, стирая с лица остатки косметики и размазывая тушь под глазами. Одежду бросила на кресло, там уже скопилась нехилая горка из повседневных нарядов, часть которых неплохо было бы постирать, но все руки не доходили. Как не доходили они вытереть пыль, вымыть полы, и разобрать наконец старый шкаф отданный по доброте душевной матерью, ведь Клаве он нужнее. Клава немедленно забила шкаф всякой ненужной мелочевкой и старалась пореже открывать.

На столике, рядом с крышками, лежал все время подключенный к зарядке старенький ноутбук. Едва раздевшись и зажевав яблоко, Клава плюхнулась на диван, положила под голову подушку, на живот – ноутбук и углубилась в дебри социальных сетей.

Лента "Вконтакте" немедленно испортила настроение, хотя портить и так уже было нечего. Бывшая одноклассница Лидка уехала жить в США и выкладывала фоточки гламурной американской еды и ногтей, дизайн которых она меняла каждую неделю. Время от времени попадались страшные истории про страшную жизнь в России. Клава представила, как она могла бы зажить в США на пособие по безработице. Ей же много не надо. Представила, как она гуляет по ровным зеленым улочкам Америки и здоровается с милыми американскими старушками.

– Хеллоу, – произнесла Клава под впечатлением от грезы.

Ангелина, которую Клава от всей души ненавидела, та ей жизни не давала в школе, расписывала отдых за границей, на этот раз в Финляндии.

– Ну круто, чо, – бросила Клава недовольно.

Потом следовали полезные и нужные советы, как изменить жизнь, несколько цитат великих на ту же тему, вперемешку с рецептами блюд, от которых слюнки текли. Клава репостнула пару рецептов себе на стену, клятвенно пообещав их приготовить, потом когда-нибудь.

Потянувшись и приняв удобную позу, Клава включила очередную серию "Сверхъестественного", приготовившись переживать за двух братьев больше, чем за собственное будущее. Слабый чай в любимой с детства кружке с отбитым краем, бутерброд с вишневым вареньем, что еще для счастья надо?

– Опять ерундой занимаешься?

Голос матери едва не заставил Клаву подавиться. Ее мать, женщина за пятьдесят, невысокая, с резким командным голосом, внушала трепет. Клава мало на нее похожа, разве что ростом так же не вышла. А так, цвет глаз, волос, все разное. У Марии Васильевны Перовой волосы длинные, темные с проседью, глаза темные и надменные, а губы вечно поджатые, как у ребенка не желающего пить горькое лекарство.

– Чего пугаешь-то?

– Да ты сама кого хочешь испугаешь. Посмотри на себя, опять на диване расхлюзданная, на подбородке варенье. Ходила насчет работы?

– Угу.

– И что?

– Сказали перезвонят.

– Сама позвони.

– Да перезвонят, если возьмут.

– Так и сидишь, ждешь у моря погоды. Ребенок немытый, ходит не пойми в чем, а ты расселась, даже посуду не помоешь, клуша клушей.

Клаву передернуло.

– Мою я посуду, – запротестовала она, – и убираю, и с Олежкой сижу, чего пристала?

– Сидит она, за ноутбуком только и сидишь. Быстро пошла с ребенком гулять!

Детское желание надуться и никуда не идти едва не пересилило голос разума, который советовал не ссориться с матерью и сделать, как она хочет. Мама только пришла с работы и устала. Она всегда срывается на мне, подумала Клава, всегда, сколько себя помню.

– Сейчас, сейчас, – пробурчала Клава и вновь принялась натягивать джинсы.

– Платье надень!

– Не хочу.

– Надень платье, говорю. Так мужика и не найдешь себе, ходишь как неряшливый пацан.

Клава упрямо натянула джинсы. Серо-зеленую майку она носила уже года три. А может и четыре. Любимая майка, со странным аляповатым рисунком и надписью, значения которой Клава не знала. Для женственности – серьги в ушах и золотистые босоножки. То, что надо. Олежка уже стоял в шортиках и маячке, совсем новеньких, купленных комплектом. Одежду ребенку покупала Мария Васильевна, изо всех сил стараясь, чтобы внук ни в чем не нуждался.

– Мы ушли! – крикнула Клава по привычке.

?      Я вижу, – проворчала Мария Васильевна, закрывая за ними дверь. Глубоко вздохнула, наконец-то дома одна. Если бы была возможность снимать дочери отдельную квартиру или комнату, Мария Васильевна этой возможностью бы воспользовалась. Но оставлять ребенка с этой безалаберной девицей выше ее сил. Вот как Клава собралась воспитывать Олежку, если сама еще дите? Пустая голова, и в кого она такая непутевая? Мария Васильевна опять вздохнула, в родителей, разумеется.

Клава шла с Олежкой, почти не глядя по сторонам и тащила ребенка за руку. Олежка не сопротивлялся. Сосредоточенно смотрел вперед и быстро-быстро перебирал ножками. Когда ему надоело, он просто повис на маминой руке.

– Олежка, – сказала Клава строго, – пойдем, мы же гуляем.

Олежка молча уставился на нее исподлобья.

– Олежка, – Клава потянула мальчика за собой, – пойдем.

Олежка захныкал и потянул маму в другую сторону.

– Ну куда ты хочешь? – спросила Клава, теряя терпение, но все же пошла за сыном. Не все ли равно, куда идти гулять?

Олежка довел маму до края дома, остановился, посмотрел себе под ноги и пошел обратно.

– Твоя бабушка просила зайти в магазин, – сказала Клава. – Давай зайдем и пойдем домой, Олежка?

Олежка ожидаемо не ответил. Клава поволокла ребенка к магазину. Какого хрена, думала она, какого хрена мама сама не могла зайти в магазин после работы? Ей же по пути. Но нет, лучше запрячь дочь, чтобы та делала крюк и тащилась с ребенком в одной руке и покупками в другой. И всегда так было, даже сразу после родов, мама всегда настаивала, чтобы Клава сама тащила огромную тяжелую коляску с четвертого этажа, шла с Олежкой за продуктами в дальний магазин, а потом все это затаскивала обратно на четвертый этаж, еще и выслушивала нотации, что так долго, и истории в духе "вот в мое время". Истории не худшее. Прошло уже три года, но время от времени Мария Васильевна разражалась лекциями и истериками по поводу Олежкиной безотцовщины и даже играя с ним, ласково называла сироткой. В такие моменты Клава ее терпеть не могла.