Страница 7 из 19
– А они исцелятся? – после того, что я видела, мне казалось совершенно немыслимым, что от такого возможно как-нибудь вылечиться.
– Да, – довольно уверенно сказала бабушка Марселла. – Но сколько на это уйдет времени, никто не знает. Возможно, это произойдет завтра, а может быть, и только через год. Только Господу Богу решать, сколько им еще так мучиться.
Я промолчала. У меня было много вопросов, которые я хотела бы задать бабушке Марселле, но сейчас отчего-то они все спутались в моей голове, и я никак не могла отделить их друг от друга.
– А почему они были в тумане? – спросила я, когда один из вопросов, блуждающих в моем сознании, вдруг сам отпочковался от прочих.
– Что значит «в тумане»? – удивилась старушка.
– Ну, они окружены были туманом таким, – пояснила я, прекрасно понимая, что как раз ясности мое пояснение не придает. – Полупрозрачным таким.
Словно не веря моим словам, старушка внимательно и как-то подозрительно посмотрела на меня, а потом спросила:
– А сейчас ты видишь этот туман?
Я взглянула на спящих людей, но ничего не увидела.
– Нет, сейчас тумана нет, – сказала я убежденно.
Старушка несколько минут молчала, о чем-то задумавшись, а потом повернулась, взяла мои руки в свои и, глядя мне прямо в глаза, очень серьезно спросила:
– Ты когда-нибудь еще видела подобный туман?
Я испугалась того, каким серьезным тоном был произнесен этот вопрос, и поначалу растерялась, но потом собравшись и хорошо подумав, ответила:
– Точно такого же нет. Этот был серебристый и искрился. Но я видела другой, тот был белее и плотнее, но тоже очень странный.
– Когда ты его видела?
Я ощущала, как дрожат руки старушки, и понимала, что она взволнована. Ее волнение передалось и мне, она почувствовала это и добавила уже мягче:
– В этом нет ничего плохого, рыбонька, и ты можешь не бояться мне рассказывать.
– Я не боюсь, – смущенно пролепетала я. – Это было в тот день, когда мы познакомились. Тогда я упала с развалин и увидела туман, который принял фигуру мужчины.
– Призрак лесника, – прошептала старушка, но потом, будто спохватившись, добавила: – Но это не страшно. Он ведь не хотел от тебя ничего плохого?
– Нет. Он только указал на лес, а потом растворился.
– Да, – грустно сказала бабушка Марселла. – Он любил лес и умер там. Его тело вместе с корзинкой, полной подберезовиков, нашли на опушке прям за его домом. До последнего дня он лес свой не оставлял и после, видимо, не оставил.
Последние ее слова были произнесены с какой-то глубинной грустью, из которой я заключила, что старый лесник был когда-то дружен с бабушкой Марселлой.
– А ты тоже видишь призраков? – спросила я после недолгого молчания.
– Нет, – ответила старушка. – Но я слышала от знающих людей, что такое бывает.
– Это плохо? – встревоженно спросила я.
– Не плохо и не хорошо, – она пожала плечами. – Но тебе не нужно бояться этого. Бог дал тебе способность видеть больше, чем другие люди, и тебе следует ценить этот дар. Бог наш умен и награждает людей только тем, что им необходимо будет, дабы выполнить назначенное.
– Не могу представить, что мне может быть назначено, – проговорила я, вновь замыслив уговорить бабушку Марселлу погадать мне на будущее.
– Что Бог решил, то он тебе сам откроет, когда время придет, – сказала старушка, словно прочитав мои мысли. – А теперь пойди поспи, а то уже совсем ночь поздняя.
Я обреченно вздохнула и поплелась к отведенной мне лежанке. Проходя мимо спящих супругов, я немного задержалась возле них. Никаких следов загадочного тумана я больше не видела, но это не мешало мне тревожиться о них. Мне было очень грустно осознавать свою беспомощность в этом деле, и я очень жалела и Фенну, и Каспара, к которым за проведенный вместе день успела привязаться. Наверное, если бы в моих силах было сделать что-то, что могло бы облегчить их участь, я бы это сделала, не задумываясь. Но я была тогда всего лишь двенадцатилетней девочкой, и мои познания во врачевании были невелики, впрочем, как и возможности. Все, что я могла для них сделать, это помогать им все то время, что они жили вместе с бабушкой Марселлой. Их недуг ушел спустя два месяца после нашей встречи, и я не совру, если скажу, что была рада их исцелению не меньше, чем бабушка Марселла и сами супруги.
Глава 5
Что такое смерть? В романах, которые довелось мне прочитать, авторы часто превозносили смерть, внушая читателю страх и трепет перед нею. Воины всех народов стремились умереть в бою, а мы, простые люди, необлеченные ни силой, ни властью, мечтаем умереть тихо, на старости лет, лежа в своей постели, может быть, во сне, а, может быть, в окружении родных людей. Каждый помышляет о смерти по-своему, но нет на свете ни единого человека, который бы хоть раз в жизни не задумывался о ней.
Нас с детства готовят к смерти. Нас приучают думать о ней, заставляют смириться с уходом родных людей и приобщают к мысли о том, что и мы сами когда-нибудь уйдем вслед за ними. Наука нам говорит, что смерть – это естественный процесс, а религия учит тому, что смерть есть всего лишь переход в лучший мир, где каждый из тех, кто живет праведной жизнью, получит все то, чего ему не доставало в этом мире. Но никто – ни наука, ни религия – не говорит нам о том, что смерть на самом деле ужасна, и что тот момент, когда душа расстается с телом, есть самый тяжелый миг в нашей земной и в нашей небесной жизни. В смерти, какой бы она ни была, нет ничего благородного и совсем ничего прекрасного. Она омерзительна в любом своем проявлении, и я говорю это не с целью кого-то обидеть или оскорбить чьи-то чувства. В своей жизни я видела много смертей, но ни одна из них не была ни легкой, ни сколько-нибудь привлекательной.
Когда я впервые столкнулась со смертью, мне вот-вот должно было исполниться четырнадцать, и к этому времени я уже почти шесть лет дружила с бабушкой Марселлой. В летние периоды я приходила к ней каждый день, когда позволяла погода. Осенью же и зимой, когда дорогу к ее домику, ведущую через поле, размывало дождем и засыпало снегом, я не могла навещать старушку. Нужно ли говорить, что я с тревожной печалью встречала осенние ненастья и с нетерпением ожидала прихода каждой новой весны.
Весна моего четырнадцатилетия выдалась дождливой, и, несмотря на то, что снег стаял довольно быстро, из-за ненастья и расхлябанной грязи я долго не могла навестить бабушку Марселлу. Когда же, наконец, дождь перестал лить, и дороги немного подсохли, я сразу же поспешила к маленькому домику, что стоял на опушке леса. Опасаясь того, что не все дороги еще пришли в хорошее состояние, мама настояла на том, чтобы в пути меня сопровождал помощник нашего управляющего Петрус. Он иногда и раньше провожал меня к бабушке Марселле, помогая мне, как в этот раз, принести старушке немного оставшихся с зимы овощей, солонины и белого хлеба. Петрус был мужчиной средних лет, но преждевременно постаревшим от постоянных забот, вызванных длительной болезнью его супруги, которая, впрочем, покинула его и весь наш свет еще до моего рождения, оставив ему на память о себе болезни, морщины и окруженную седеющими волосами проплешину на затылке. Петрус любил меня, как собственное дитя, коего ему так и не довелось иметь, но, как и все его знакомые, недоверчиво относился к бабушке Марселле.
– Негоже молодым девицам по ведьмам шляться, – ворчал он каждый раз, когда провожал меня к старушке.
Несмотря же на свои слова, Петрус ни разу не попытался препятствовать мне встречаться с бабушкой Марселлой или хотя бы уговаривать вернуться домой. С выражением лица, которое более бы подходило Христу, несущему крест к месту своей казни, Петрус тащил за мной корзинку с припасами для старушки. Мне же всегда нравилось подшучивать над ним по этому поводу, от чего он обиженно, но, как мне казалось, невероятно забавно насупливался и начинал ворчать на тему колдовства более интенсивно. Петрус был религиозен. Во времена длительной болезни, унёсшей его супругу, он все имеющееся у него свободное время проводил в церкви, ставя свечи и молясь об ее выздоровлении. Но Бог все же забрал ее, а Петрус простил его за это и, как говорят, даже поблагодарил.