Страница 12 из 14
Я вот не умею. Категорически. Я бы и такой ремонт не сделала. Моя правда просто расстроит подругу, и другого результата у этой правды не будет. Поэтому я вру и считаю эту ложь нужной и оправданной. Моя задача – просто поддержать и не расстраивать.
– Мы с Пашей, наверно, скоро поженимся, – задумчиво говорит подруга и облизывает пустую ложку. Она больше не курит и инстинктивно тянет в рот все подряд, привычно обманывая свои органы чувств. – Я хочу, чтобы ты вела мою свадьбу.
– Конечно, дорогая. Я очень за тебя рада.
Если я скажу, что действительно думаю по этому поводу, я потеряю подругу. Она ничего не ответит, но больше не позвонит. Будет опять такая вежливая форма «отвали». Поэтому я проведу ей свадьбу.
У каждого из нас должен быть свой собственный реестр ошибок. У наших ошибок очень важная и весомая роль – оттенять. Они как жизненные приправы. Просто картошку есть невозможно. Надо посолить. Безошибочная жизнь пресна и смертельно опасна для организма. Если иммунитет от страданий не сформирован, то человек может умереть от крошечной проблемы-инфекции. Поэтому ошибки нужны как воздух.
Не надо никого останавливать, дергать за руки, призывать к здравомыслию, убеждать в обратном, нахлобучивать свое ценное мнение. Пусть наши друзья совершают свои ошибки. А наша задача – просто быть рядом, когда понадобится помощь.
Я приеду к подруге, когда она попросит об этом, и молча сяду у окна в ее шестиметровой кухоньке. А она будет курить и задумчиво выдыхать сигаретный дым в раздвинутые жалюзи. А потом скажет: «Знаешь, я не хочу об этом говорить…» – и расскажет все, от начала до конца.
И мы вместе будем плакать над ее историей очищающими, освобождающими душу слезами, прощая прошлое, мечтая о будущем, размазывая по щекам настоящее…
Обычно я от себя как ведущей свадьбы дарю молодоженам адресный подарок. Им это неожиданно и приятно. И я уже знаю, что подарю подруге. Я подарю ей новую Герку. Мне ее не хватает. Думаю, ей тоже…
Д’Артаньян
Однажды меня назначили руководить штабом масштабного мероприятия федерального значения. Я при моей гиперответственности так боялась что-то важное упустить, что-то забыть, что все время пребывала в состоянии внутренней паники.
В итоге я забыла поесть и на третий день грохнулась в голодный обморок. Меня откачали нашатырем, побили по щекам, откормили яблочным соком, а потом овсянкой.
– Работать можешь?
Я сидела в штабе. Звучит, будто это был блиндаж, но это был номер в гостинице, чуть больше, чем у остальных. Туда постоянно входили волонтеры и говорили важное:
– И про делегацию из Т. не забудь…
– И про сухие пайки для волонтеров, которые встречают делегатов, не забудь…
– Не забудь кого-то посадить на ресепшен…
– Не забудь…
– Не забудь…
– Не забудь…
Я сходила с ума, только и успевала записывать, что мне нужно не забыть. В этот момент вошел Миша. Он сказал:
– Не забудь поесть. Я поставил обед в холодильник, только разогреть. А чтобы ты не забыла, я тебе вот стикер цветной «ПОЕСТЬ!» прямо на дверь повешу…
И я вдруг почувствовала себя так, будто у меня на плечах лежит бетонная плита ответственности, а он подошел, встал рядом и взял половину веса на себя.
Я поняла, что вокруг очень много людей, кто лучше меня знает, как мне правильнее держать мою бетонную плиту, и единицы – кто готов помочь, подставив свое плечо.
Боясь, что таких, как Миша, очень мало, я на всякий случай вышла за него замуж. Подстраховалась.
Однажды я приехала в санаторий. Мне дали профсоюзную путевку на работе. На море, хоть и в несезон. Муж поехать не смог, не отпустили на работе. Но мы решили не упускать шанс и отправить меня одну.
Я сначала долго летела, потом долго ехала, в итоге добралась до санатория совсем поздно и заселилась глубоко за полночь. Рухнула в кровать, смертельно уставшая, и провалилась в сон.
Спала я плохо – в номере клубилась стая голодных комаров, и даже тот факт, что я накрылась простыней по самую голову, не спас меня от укусов и жужжащего месива звуков над ухом. В пять утра вдруг сработала пожарная тревога: громкий мужской голос, перекрикивая сирену, велел всем покинуть помещения.
Я вскочила, всполошенная, накинула на ночнушку плащ и бросилась вон из комнаты. В принципе сумку свою я еще не успела распаковать, поэтому могла смело эвакуироваться, не оставив на съедение пожару ничего из своих вещей.
Из других номеров торчали сонные головы отдыхающих, но никто никуда не бежал.
– Наверно, учебная, – сказал кто-то. – Дымом не пахнет, огня не видно. Может, просто кто-то курил прямо у себя…
Я вернулась в номер слушать комариные симфонии, сон выветрился окончательно. Я думала о том, что учебные тревоги должны быть днем, чтобы люди учились осознанно, а не спросонья, и что эту тревогу – по сути – мы провалили.
Утром первым делом я пошла в магазинчик при санатории купить фумигатор от комаров. В ассортименте был крем после комариных укусов и пластина, которую надо было поджигать, и она чадила на весь номер чем-то навязчиво ароматным, что очень не нравилось комарам.
Я купила крем и пластину, ибо ничего другого не было, а я опаздывала на процедуры. Сонная продавщица пробила чек, сунула мои покупки в пакет и протянула его мне со словами:
– Только не поджигайте в номере. А то от этих пластин срабатывает пожарная сигнализация во всем санатории.
Я посмотрела на нее с недоумением:
– А где же еще мне поджигать?
– Ну мало ли… На даче у себя.
– На какой даче, дача у меня в Москве, и там от комаров все продумано! А тут я в отпуске!
– Тут лучше фумигатор, – пояснила продавщица.
– Ну так и дайте фумигатор!
– Ну так у нас нет. Только вот пластины…
Я аж головой затрясла, пытаясь смахнуть наваждение. «Вот это бизнес-план: продавать то, что не поможет решить проблему, а только усугубит ситуацию, а в качестве бонуса давать бесплатный совет о том, как лучше решить проблему».
Почему люди, знающие, как лучше, всегда делают, как проще. Почему? Я не знала ответа.
Однажды мы поехали в гости к друзьям на дачу – на шашлыки. Огромная, дружная компания. Целый день мы отлично проводили время, съездили искупаться на речку, собирали малину в лесу, а шашлык оставили на вечер.
И вдруг обнаружили, что у нас нет хлеба. Забыли купить! Мы решили оставить мужиков шашлычить и сходить за хлебом девичником из троих смелых барышень, не боящихся темноты.
И пошли в сторону магазина по местной дачной улице, на которой уже в девять вечера было так темно, хоть глаз выколи. Мы светили себе карманными фонариками и телефонами.
– Почему нельзя осветить общую улицу? – спросила я Илону, хозяйку, к которой мы приехали.
– Можно. – Она пожала плечами. – Вон видишь стоит фонарь в углу, единственный, горящий? Вот его сделал мой Макс, за свой счет, конечно. Ему милостиво разрешили. Про остальные фонари дачное товарищество четвертый год договориться не может: все знают, как лучше, и какие лучше, и что лучше, и когда лучше, и пока выясняют, чье лучше реально лучше, мы ходим по тьме…
Илона говорила с сарказмом, и мы засмеялись. Но мне очень понравилась эта фраза, потому что она не про фонарь, а про подход.
Однажды на маленьком базарчике я видела лоток с футболками. На них было написано: «Костя всегда прав», «Петя всегда прав», «Слава всегда прав» и другие имена с подписью: «…всегда прав». Около лотка толпились люди, спрашивали, есть ли футболки их размера и с их именами. Мы хотим быть всегда правы, мы думаем, что знаем, как лучше. И вот кто-то меряется футболками и правотой, задекларированной на тряпичном принте, а кто-то идет и чинит единственный на всю улицу фонарь.
И он и есть – наш главный жизненный Д’Артаньян. Который «один за всех и все за одного». И пока все остальные не поймут, что прав именно он, мы так и будем бродить в темноте.