Страница 10 из 19
– Если бы мы не переживали, – попыталась я объяснить эту теорию подруге, – то не старались бы хорошо работать. Если мы не исключаем себя из игры – или не отказываемся подавать заявление на должность Идиота-начальника, к примеру, – то нет ничего плохого в мыслях о том, что нам еще многому нужно научиться. Только не нужно отказываться от возможностей.
– А как же страх?
Подруга явно начала нервничать. Надеюсь, Идиот-начальник сейчас ее не слышит.
– Ну…
Я запнулась, гадая, что сказать, чтобы подруга почувствовала себя лучше. А потом вспомнила поразительно полезный ролик о прокрастинации, который видела в YouTube на этой неделе, и TED-выступление специалиста по лидерству Майка Роббинса. Он говорил о смелости, необходимой для обычной работы, и о важности спокойного отношения к «разговорам, от которых потеют ладони». Такие беседы кажутся страшными, но на самом деле причиняют всего лишь временный дискомфорт. «Может быть, нам просто нужно один раз как следует вспотеть и двигаться дальше…» Эту мысль я попыталась донести до подруги.
– Может быть, – начала я, – ты и назовешь меня занудой, но…
– Зану…
– Ну подожди же!
– Ладно.
– Может быть, нам нужно «почувствовать страх, но все равно действовать»?
Подруга тихо фыркнула, и я услышала приглушенное:
– Зануда…
– Рада слышать, – ответила я и повесила трубку, гадая, смогу ли сама последовать собственному совету.
Чем бы я ни занималась, новая карьера означала для меня выход из зоны комфорта, нетворкинг и общение с потенциальными работодателями, с тем чтобы продолжать учиться, получать интересные задания и больше писать. А для этого нужна была смелость – не самое сильное мое качество. Я почти убедила себя, что комплекс самозванца может быть полезен. Но мне нужно было избавиться от мучительной тревоги, зачастую сопровождающей неуверенность. Я бы оценила инъекцию отваги в те времена, когда «простая работа» казалась мне слишком тяжелой. Иногда страх мешал мне позвонить, отправить электронное письмо или общаться с людьми на мероприятиях. Больше всего мне хотелось бы смелее принимать решения, соглашаться на перемены и уверенно звонить редакторам, чтобы добиваться целей с моей диаграммы взаимоотношений.
В одном из подкастов, которые я регулярно слушала, пытаясь вытащить поток сознания из пустоты между подушкой и сном, было интересное интервью. И у меня тут же родилась идея. Д-р Питер Ловатт из лаборатории психологии танца при университете Хартфордшира (Доктор Танец, как он мило представился) изучал влияние танцев на процесс принятия решений и обретения уверенности. На следующее утро, убедившись, что интервью мне не приснилось, я нашла «лабораторию танца» и позвонила доктору Ловатту.
– Эээ… здравствуйте… Это Доктор Танец? – пробормотала я.
Легомен еще не ушел на работу и теперь фыркал у меня за спиной. Я попыталась выгнать его из комнаты, и тут мне ответили:
– Говорите! – пропел жизнерадостный голос.
Я поискала доктора в Google, чтобы представлять его во время разговора. Мне очень понравилось, что выглядит он в точности как добрый профессор из детской книги. Класс!
Питер сказал, что всегда любил танцы.
– В моем детстве мы всей семьей отправлялись в Бутлинс[7]. Каждый год. И там танцевали все вместе – знаете, слякоть, Гей Гордон, картофельное пюре… Все такое! Сегодня многим кажется, что танцы обнажают. Даже дети смущаются. Все стесняются. Но танцы – это важная часть бытия. Они развивают сенсорную моторику. Даже пятимесячные дети инстинктивно реагируют на музыку движением.
Питер стал изучать научные основы танца и преуспел в этом.
– В нашей лаборатории люди танцуют, а потом решают проблемы. Мы обнаружили, что разные стили танца помогают в решении разных проблем. Импровизация раскрепощает мышление – люди легче решают проблемы, у которых нет единственного верного ответа. Строго структурированный танец улучшает конвергентное мышление – нахождение единственного ответа, например: «Как называется столица Франции?» Это полезно для карьеры. Сегодня есть столы с гидравлическим приводом, чтобы можно было стоять во время работы. Но исследования показывают, что следует не просто стоять, а пританцовывать.
Питер считает, чтобы мыслить творчески, мы должны свободно двигаться, импровизировать в танце. А когда нужно решить логическую проблему, имеющую единственный ответ, следует перейти к вальсу или танго.
– Я всегда танцую во время работы, – сказал он. – Я и сейчас танцую!
Он помолчал, позволяя моему воображению нарисовать эту потрясающую сцену.
– У меня гарнитура хэндс-фри, и в моем кабинете установлен танцпол, чтобы я мог танцевать спокойно. Я постоянно танцую! Танцы помогают мне мыслить. Они всем помогают мыслить.
Как типичный зажатый бритт, я не считала себя любителем танцев – без пары джин-тоников (вот тогда-то я становилась ПОТРЯСАЮЩЕЙ танцовщицей!). Но танцевать трезвой, в одиночку, дома… Как-то сомнительно…
– А что насчет уверенности? – спросила я. – Могут танцы сделать меня более уверенной?
– Конечно! Множество исследований подтверждает, что танцы повышают самооценку. Любые танцы – если только в них нет духа конкуренции и оценки. Танцы повышают сердечный ритм, и эффект этот длится долго.
– Значит, я могу танцевать, скажем, перед каким-то событием, которое меня пугает?
– Отличный план! Если, конечно, вы не можете танцевать прямо во время этого события, – добавил он в ритме музыки, которая звучала у него в голове, полагаю.
Это меня заинтересовало. Перед сложным звонком, когда мне предстояло обсудить оплату выступления на конференции, я отправила Легомена по делам и заперла за ним входную дверь. Собаку я отвлекла косточкой. А потом включила свою любимую музыку и начала танцевать. Танцевать по-настоящему, с шагами и вращениями, с разнообразными движениями рук и ног. Моя гостиная никогда еще такого не видела – и я бы никому не позволила это увидеть. После одной песни Бонни Тайлер и двух хитов Whitesnakes я почувствовала прилив сил и энергии. Я была готова к разговору.
Мой уверенный в себе коллега убедил меня в том, что мне платят слишком мало. Но комплекс самозванца не позволял мне запросить больше. Я думала, что недостойна этого. Я была уверена: все, что дается мне довольно легко, не имеет ценности. По крайней мере, так я думала до этих пятничных танцев, встряхнувших меня до основания. Теперь же я чувствовала себя уверенной и готовой к «разговору, от которого потеют ладони». Я позвонила клиенту и назвала цифру вдвое больше моей обычной ставки.
Не знаю, чего я ожидала. Молнии? Грома? Хохота? В общем, ничего такого не последовало.
– Это следует обсудить. Я свяжусь с вами чуть позже.
Никакой драмы. Никаких упреков в алчности. Никаких проблем. Через десять минут я получила электронное письмо с согласием – и никаких вопросов. Я удвоила свой заработок и получила прилив чудесных эндорфинов самого лучшего качества – всего за десять минут. Неплохо для утренней работы. Я тут же написала Питеру, чтобы поблагодарить, и сказать ему: «Это сработало!» Он тут же дал мне еще один совет по повышению самооценки: «Обратите внимание на властные позы, стойте как Чудо-Женщина – возможно, вам захочется это попробовать».
Он подсадил меня на «Чудо-Женщину».
Социальные психологи из Гарвардской школы бизнеса, изучавшие «невербальные выражения власти и доминирования», заметили, что животные, стремясь продемонстрировать свой авторитет и высокий статус, стараются стать больше. То же происходит и с людьми. Даже слепые от рождения, победив в физическом соревновании, делают то же самое. Так мы генетически запрограммированы. Мы расправляем плечи, выпячиваем грудь – то есть стараемся стать крупнее, чтобы подчеркнуть свою власть. Чувствуя же себя беспомощными, мы поступаем обратным образом – съеживаемся и стараемся стать меньше. Исследователи также установили, что бесполые манекены в закрытой позе воспринимаются «женщинами», а в открытой – «мужчинами». Мы давно привыкли считать стесненный, зажатый язык телодвижений «женским», а открытый и мощный – «мужским». Надо же!
7
Для темных: это сеть отпускных лагерей в Британии, пользовавшаяся популярностью в 70–80-е годы. Там отдыхали широко улыбающиеся менеджеры в красных пиджаках и теннисных туфлях.