Enigma

Внутри помещения царил полумрак. Как только я сделала пару шагов вперед, внутри лаборатории Макколэя загорелись неоновые лампы, прикрепленные, к странного вида капсулам разного размера, расставленным по всей территории комнаты. Разглядеть, что находилось внутри этих капсул, было невозможно. Меня не покидало чувство… что эти капсулы «живые», а может я просто начиталась научной фантастики, и вообразила, что там Макколэй держит законсервированных… лучше даже не думать кого.

Поборов страх, я шагнула вперед, вслед за обезьянкой. Не знаю, почему мой инстинкт самосохранения крепко спал в тот момент, но я шла вперед, раздираемая любопытством на части. Так как я была очень одинока, большинство моих друзей были из сети, и я решила снять обезьянку на память и показать подруге. Включив камеру на своем биобраслете, и тихо хихикая, я снимала капуцина, который то и дело останавливался, чтобы поманить меня за собой.

Вообразив себя Алисой в стране чудес, следующей за «белым кроликом», я миновала еще одну бронированную дверь. Как только я ворвалась в следующую комнату, улыбка, застывшая на моих губах, превратилась в немой крик ужаса. Я отчетливо помню, как увидела искаженные от страха черты своего лица в отражении одной из прозрачных капсул.

Во второй комнате находился Макколэй, и он был не один.

Железный запах крови ударил в ноздри, за секунду до того, как я подавила в себе желание выплюнуть содержимое завтрака прямо на святую святых – пол лаборатории Карлайла младшего.

Его руки были по локоть обагрены кровью.

Столько крови я видела только, когда была Бесправной, и от одного вида этой красной жидкости, мое сердце останавливалось.

На столе, напоминающий операционный, лежала обнаженная девушка, и находилась она без сознания. Она была мертва. Карлайл склонился над несчастной, держа в руках нечто похожее на тонкое и острое лезвие, способное пронзить плоть человека, словно нож растаявшее масло.

А потом, Макколэй резко поднял на меня свой пронизывающий до мурашек взгляд, и я оледенела от суеверного ужаса, парализующего душу.

Мне хватило одного взгляда на стол, чтобы узнать девушку, которая лежала на столе – я видела их вместе еще вчера, они загорали у бассейна.

Помню, как окрестила девушку пустоголовой марионеткой, как и всех его предыдущих любовниц, которые заглядывали ему в рот и делали все, что он скажет. Какую бы неприязнь я не испытывала к девице, я никак не ожидала увидеть ее на операционном столе мертвой.

Я настолько оцепенела от ужаса, что не могла пошевелить даже кончиками пальцев. У меня не было времени побежать, подать голос и оправдаться, или как-либо исправить ситуацию, в которой оказалась. Честное слово, я чувствовала себя так, словно добровольно пришла в логово к маньяку и с улыбкой заявила, что хочу быть его новой жертвой.

Не успела я отойти от шока, как Макколэй оказался рядом со мной, и резко схватив за шею, приподнял над полом, опалив испепеляющим взглядом. Я была так напугана, что мне казалось, мое сердце просто не выдержит стресса, и разорвется через секунду…

«Хочешь стать одной из них? Если не хочешь, убирайся и навсегда забудь о том, что ты видела». – Сквозь зубы процедил Мак, расслабив хватку на моей шее.

Но я не забыла.

«Я мечтаю о дне, когда избавлюсь от тебя, Бесправная». – Он фактически швырнул меня на пол, но именно удар о каменную плитку вернул мне возможность двигаться вновь.

Так быстро, как из этой лаборатории, я не бежала ни-ко-гда.

Мне было пятнадцать, а Маку двадцать и все это случилось ровно за неделю до того, как Руфус впал в кому, и наша жизнь с мамой разрушилась.

А сейчас, я точно так же цепенею под прицелом его магнетических глаз. Я всегда ненавидела их за то, что, глядя в них, я впадала в безвольный транс, заставляющий меня смотреть в глаза этого гипнотизера вечность.

Может ли столь холодный человек обладать таким воспламеняющим взглядом? Будь я влюблена в Мака, я бы сравнила его глаза с зеленым пламенем, спрятанным за прозрачной наледью, и мечтала бы ее растопить.

Чтобы узнать его настоящего.

– Кэндис, – до этого момента, он никогда не называл меня по имени. Только однажды. Чувствую, как сердце внутри замирает, а потом до боли сжимается, как и его мощная ладонь на моем плече.

– Вы меня с кем-то перепутали, – неуверенно отвечаю я, первое, что пришло в голову. Ничего глупее не придумаешь, но надежда умирает последней. Надменный смешок Мака, отдается неприятным колющим чувством в желудке. Я рада, что длинное черное одеяние полностью скрывает меня и дрожь в кончиках пальцев, но я не сомневаюсь в том, что он, как и прежде, слишком дальновиден, и считывает мой страх, мое неимоверное желание сбежать отсюда немедля. Не успеваю сделать спасательный глубокий выдох, и побороть приступ удушливой тошноты и паники, прежде чем Макколэй одним быстрым движением срывает с моего лица капюшон, и ткань, что прикрывала нижнюю часть лица.

Я смотрю на мужчину, от которого поклялась когда-то держаться подальше, и возвращаюсь на много лет назад, в ту тесную лабораторию, где была напугана до смерти. Маленькая девочка, которая оказалась не в нужном месте и не в то время.

Его взгляд заковывает в лед, несмотря на то, что остается отстраненным, почти нейтральным, и в то же время таким, словно я стою перед ним не обмотанная в черное с головы до ног, а абсолютно нагая.

Карлайл смотрит на меня так, словно я для него материал для исследования, лягушка, которую он вот-вот препарирует. Долбанный гений, как и Руфус. Но Карлайл старший хотя бы трудился на благо всего человечества, а чем занимался Мак, убивая девушек в своих лабораториях? Явно не соперничал с отцом в научных открытиях…

Мне страшно представить, что пережила та девушка, прежде чем оказалась в лаборатории. Конечно, я не исключаю маленького процента того, что она все-таки была жива, и Макколэй проводил операцию на ее без ума влюбленном в него сердце, но это маловероятно…

– Мы, конечно, давно не виделись, но я в состоянии узнать ту, что пять лет мозолила мне глаза, – его голосу звучит мягко, почти по-доброму. Обманчиво бархатные нотки, заставляющие сердце биться чаще. Шипение ядовитого змея, медленно обворачивающего кольцами беззащитную жертву.

Усмехнувшись, он проводит кончиком пальца по пульсирующей вене на моей шее. Медленно… едва касаясь… но у меня такое чувство, что к моей коже приставлено то самое тонкое и острое лезвие, светящееся неоном в полумраке комнаты.

– Ты изменилась, Кэн, – я совершенно обездвижена, возможно, я даже не дышу, наблюдая за его действиями и не верю, в то, что он называет меня «Кэн» и «Кэндис». – Но глаза… все-такие же пугливые. И большие. Ты боишься меня, – звучит не как вопрос, а как констатация факта. Мой взгляд непроизвольно скользит по нижней части его лица – по квадратной челюсти и острому подбородку. Этот чувственный рот, с ярко-выраженной ямкой над верхней губой выглядел бы как живое воплощение всего грешного и порочного, что может быть в жизни, если бы не его холод.

Холод, от которого мне почему-то так жарко.

Я не должна отводить взгляд, не должна выдавать своего страха.

– Почему? Я не сделал тебе ничего плохого, сестренка. Пока, – на последнем слове я вздрагиваю слишком сильно, почти дергаюсь, как от удара током.

– Убери руки от моего лица, Карлайл. И дай мне уйти спокойно. Теперь мы друг другу никто. Ты сам нас выгнал, – с вызовом отвечаю я, стараясь не отводить взгляд, сражаясь в гляделки с хищником в этом неравном бою.

– А мой отец всю жизнь внушал мне, что мы с тобой родственники. Иначе, почему ты здесь? Я тронут, Кэндис. Ты ни разу за эти пять лет не вернулась. Не попросилась домой, не приползла ко мне на коленях, хотя наверняка нуждалась в деньгах. Поразительная гордость для такой Бесправной пешки. Тебе удалось меня впечатлить.