Лестница на Небеса

Михаил поднял глаза на шатающегося Гавриила. Ноги младшего брата уже тряслись от скопившегося напряжения и жуткой усталости. На лице выражались боль и отчаяние. Он не хотел сражаться, никогда не желал этого. Как и многие другие присутствующие в этом зале.

Резкий рывок с места, глубокий выпад и разлетающийся звон от столкновения орудий. Но этот звук утонул в хлопках и ликующих свистах. Всё это лишь иллюзия, обман, чтобы ввести «выступающих» в заблуждение. Какой глупый ход. Чего этим хочет добиться Отец? Страха в глазах ангелов? Беспрекословного повиновения? Но разве такими методами можно добиться уважения?

Михаил перехватил руку брата, хватая её чуть выше локтя и отшвыривая того в сторону, одновременно ударяя коленом в живот. Гейб завалился на пол и утёр тыльной стороной руки смешанную со слюной кровь. Подойдя чуть ближе, архистратиг зачем-то вновь перевёл взгляд на Эмили. Она качала головой, умоляя. Рядом сидящая Ванесса тоже замерла, её и без того большие глаза ещё больше распахнулись от страха, лицо стало совсем бледное, словно только что выпавший снег. Розовые волосы смешно разлохматились, волнами струясь по её острым плечам. Она и впрямь была похожа на Изольду, как странно, но не менее прекрасно…

Воспользовавшись замешательством старшего брата, Гавриил вскочил, занося клинок и, задевая остриём лицо. Кровь моментально залила глаза Михаилу и тому пришлось сделать несколько неловких шагов назад, стараясь не попасться под удары. Жгучая боль опалила левый глаз и мужчина понял — глаза больше нет. Раскрыв свой единственный глаз, Михаил вовремя успел уйти с линии атаки, сделав резкий шаг в левую сторону и тут же разворачиваясь к противнику лицом, не позволяя зайти со спины. Гавриил тяжело дышал и морщился то ли от боли то ли от мерзкого ощущения, разъедающего его изнутри. Обстановка накалялась, даже Чак, соединив руки в замок, теперь с горящим в безумных глазах интересом наблюдал за бойней. Сегодня один из его старших сыновей должен пасть смертью воина. Это должна быть красивая смерть, достойная архангела. Так даже вышло интереснее, чем с Эмили. Девочка бы не смогла так изящно и умело двигаться.

— У меня на неё другие планы, — заговорщически прошептал Ширли, расплываясь в коварной улыбке. — Эту историю ожидает самый эпичный конец.

А тем временем Гавриил и Михаил сцепились в рукопашном бою. Архистратиг удерживал руку младшего брата с кинжалом возле своей груди. Лезвие клинка Михаила же уже практически касалось шеи глашатая. По лбу обоих скатывались прозрачные капельки пота, щекоча раскалённую от схватки кожу. Мышцы рук уже сводило от напряжения, боль расплывалась гадкой змеёй по всему телу, забирая и без того исходящие силы. Архистратиг смотрел смотрел в золотые глаза младшего брата. Сосуды полопались и теперь на белом глазном яблоке расплывался кровоподтёк, практически касаясь радужки. Никогда прежде Гавриил не выглядел настолько жалко и потеряно, как сейчас. Но и он сам не лучше: лишился глаза, костяшки сбиты практически до самых костей, одежда уже напоминала тряпки ничтожного оборванца.

Глаз вновь метнулся на лицо дочери. Она уже не сдерживала свои горькие слёзы, они текли нескончаемым потоком по её покрасневшим щекам, оставляя после себя блестящие влажные дорожки. Он не смог сдержать своего обещания. Его дочурка, с которой он провёл так мало времени вновь плачет. Из-за него. Разве так должен поступать настоящий отец?

— Нет, — прошептал Михаил, опуская свой взгляд на свои ноги. Хороший отец должен делать всё для счастья своего ребёнка, беречь его, ограждать от зла. И сейчас он должен поступить правильно. Пусть и в последний раз. — Обещай беречь её. Их обоих.

Этот день навсегда останется в памяти Гавриила. Он никогда не забудет чавкающий звук входящего в грудь брата клинка. Никогда не забудет, как из груди, как набивка из мебели — вырвались красные брызги крови и плоти. Он не забудет, как, пошатнувшись, упал на землю совсем рядом с братом, как сломался один из коренных зубов и как прокусил язык. Он запомнил, как зазвенело в ушах и как капли крови забрызгали руки.

Но главное — он запомнил, как Михаил опрокинулся на залитый кровью пол арены, словно потеряв сознание, когда его ноги обмякли и сложились, как у тряпичной куклы. Это было, вероятно, самым странным: казалось, что он неожиданно потерял свою плотность. Можно было ожидать, что такой человек не испустит столь легко свой дух, что он падёт, как высоченная секвойя или знаменитое историческое здание под ударами шарового тарана, и в буквальном смысле заставит землю содрогнуться. Но правда заключалась в том, что тогда, в меркнущем синеватом свете, великий архистратиг осел даже без всхлипа.

Он просто бесшумно опустился на холодный пол.

Сразу же после этого Эмили почувствовала, как по телу словно пропустили электрический заряд. По коже пробежали мурашки, всё стало размытым и одновременно кристально ясным, словно её дух отделился от бренной плоти. Она потеряла контроль над своими действиями и вскочила на ноги, даже не осознав этого.

Затем она поняла, что безотчётно приближалась к поверженному мужчине неуклюжими шагами робота.

— Нет, стой… нет, нет, стой, стой, стой, — бормотала Эмили, подходя к умирающему отцу.

Упав на колени, заливаясь слезами, наклонилась, взяла в руки голову Михаила и лепетала:

— Нет… не уходи… кто-нибудь…помогите… помогите, пожалуйста… НЕТ! НЕТ! ПАПА!

Кровь лилась по рукам, а лицо Михаила, заключённое в её трясущиеся ладони, искажалось в предсмертных муках, колеблясь и переходя от одного выражения к другому. Его глаза закатились, он несколько раз моргнул, каким-то образом умудрился найти её лицо и сфокусироваться на нём в последнюю секунду своей жизни.

— Изоль… да…

Лицо его расслабилось, а глаза замерли и затвердели в глазницах, как камни.

— Папа? Папа…

Эмили трясла его, словно пытаясь вернуть двигатель к жизни. Он был мёртв. Сквозь слёзы она ничего не видела, всё заволокло мглой. Эми почувствовала на своих запястьях влагу из его пробитой груди, а затем ощутила, как что-то сжалось у неё на плече.

— Оставь его, — голос Дина она узнала не сразу. Потребовалось около десяти секунд, чтобы потрясённый рассудок вновь смог функционировать. — Он умер, Эми.

Переведя взгляд, брюнетка встретилась с не менее шокированным Гавриилом, которому помогали подняться Люцифер и Ванесса. Руки архангела тряслись мелкой дрожью, губы были приоткрыты, но с них не сорвался ни один звук, словно глашатай потерял способность разговаривать.

— Браво! — Чак широкими шагами прошёл на арену. Его лицо походило на довольного кота, который наконец-то заполучил своё долгожданное молоко. — Отличный бой!

— Ублюдок! — рыкнул Дин, придерживая Эмили.

— Убери тело, Дин, — скомандовал Ширли, не обращая внимания вообще ни на что. — И Кетча с собой возьми. Эмили, милая, пойдём со мной.

— Она никуда с тобой не пойдёт! — заорала не своим голосом Ванесса. Гнев и злость совершенно изменили черты её мягкого лица, заставляя глаза едва ли не пылать.

— На сегодня твоё мероприятие окончено, — Люцифер перекинул руку Гавриила через своё плечо, боясь, что братец рухнет не успев сделать и шага. — Оставь нас.

— Эмили, я жду, — упорствовал Чак.

Брюнетка же шаталась и выглядела неестественно бледной. Она смотрела на свои покрытые кровью Михаила руки. В голове не было не единой мысли. Лишь странная пустота.

— Иди к чёрту… — хриплый шёпот сорвался с губ Эмили.

— Что? Повтори, — Чак специально подошёл ближе, отталкивая Дина. Он схватил девушку, разворачивая к себе лицом. — Это так ты меня благодаришь за мою милость к тебе?!

— Я никогда не просила твоего милосердия, — брюнетка плюнула писателю в лицо. — Засунь её себе в свою божественную задницу!

***

— Ну, Эм, ты, конечно, отожгла, — Дин смывал с рук кровь, стоя в баре. Он поглядывал на сидящих на диване девушек, замечая маячившего рядом Сэма. Охотник накапал в ложку немного корвалола и подал брюнетке стакан с простой водой.