Вопреки

— Ты не замерзла? — Он любуется ей. Открыто. Не стесняясь. Смущая.

— Я тебе всё верну.

— У тебя такие красивые глаза. — Игорь поднимает руку, едва успевая коснуться кончиками пальцев бархатной кожи. Вика отшатывается. Резко. Как от огня. Ну, понятно, Даня рядом. Но даже это не в силах испортить настроение. Всё идёт по плану. И ты в моих планах, Вик, занимаешь особенное место. Дай только срок.

Он уходит, а Вика с трудом заставляет себя отвернуться. Зачем он так? За что он так? С ней? С ними?

С ними она сама всё испортила. Одёргивает себя. Горько. Кому это было нужно? Кто сейчас от этого счастлив? Она уж точно нет.

Она помнит. Помнит чувство целостности. Правильности. Покоя. С Игорем. В его руках. С ним спокойно. С ним…

— Ты должна уйти с работы. — Даня давно что-то говорит про свадьбу, про совместную жизнь, но до неё доходит только сейчас.

— Уйти?! — кажется, её голос готов сорваться на истеричные нотки.

— Конечно. К тому же, на работу у тебя просто не будет времени. Ты будешь занята воспитанием троих наших детей.

— Ну да, тебе дадут капитана и прибавят пару тысяч к окладу. — Она бы рада убрать сарказм из голоса, но он сочится из неё ядом, выжигая нутро. Это просто не укладывается в её голове. Он уже всё за неё решил? А какое право имел?!

Он — твой будущий муж. И имеет полное право требовать от тебя отдачи. Просить о семейном уюте. О большой семье. Это — ему надо. А тебе?

Что надо тебе, Родионова? Счастливая судьба Наташи Ростовой с Пьером? Или всё-таки попробовать с Болконским? Вдруг получится его спасти?

— Всё будет хорошо. — Даня молчит. — Правда, Вик, разве это работа? У тебя вон уже шрам есть. Разве это всё, о чём ты мечтала?

— Нет. Не всё. — Получается сухо. Говорить не хочется. Что тебе сказать, Дань? Что влипла, и дороги дальше нет? Что сама себя заталкиваю в серую жизнь с нелюбимым мужчиной, когда рядом, только руку протяни — настоящее. Яркое. Родное. Любимое.

Словно в ответ на её мысли — телефонный звонок. Игорь. Бодрый доклад о работе.

— Это всё? — Деловой тон отлично удаётся. Хотя так хочется сказать: не клади трубку, давай поговорим.

— Нет. Я просто очень хотел услышать твой голос. — Горячая волна пробегает по позвоночнику, ложится на сердце. Как?! Как он может так чувствовать её? На расстоянии. До оттенков?

Даня опять недоволен. Простым звонком недоволен. Напряжение виснет в воздухе. А Вику вдруг злость охватывает. На саму ситуацию. Смешно. Дань, я это всю жизнь теперь должна терпеть?! Всю жизнь смотреть, как тебя от одного имени «Игорь» перекашивает? Ты зачем всё заново начал? Чтобы попрекать? Ревностью изводить?

На душе — буря. Внешне — само спокойствие. Не хочется ругаться. Ничего не хочется. Хочется покоя. Тепла. Нежности. Ласки.

С Игорем.

========== 18. Узнай, как я изменился ==========

Жизнь урывками. Теперь только так. Воспалённое сознание порой не знает, где явь, где сон. Лица сливаются в мутное пятно, события наползают друг на друга, и иногда он с трудом вспоминает, что было вчера, а что — неделю назад. Но план, чёткий, продуманный, ведёт, не давая сбиться. Не давая расслабиться.

Иногда в нём просыпается прежний Игорь. Тот, что мог вечером тусить в клубе, а под утро уже стоять в аэропорту, ожидая чартер на Гоа. Правда, и сейчас всё веселье с перекосом. С переходом в фарс. Неосознанно. Видно, сознание всё же бунтует.

Вот и сейчас, чтобы натаскать Жеку перед походом в ресторан, он накрывает шикарный стол в отделе. В отделе! Что мешало сделать это в номере? Отмазки про рабочее время? Не для него.

Просто ему это нужно.

Взрыв эмоций. Взрыв. Щекотка в позвоночнике. Азартное ожидание. Измотанный нервами организм требует выброса энергии.

Крабы? Устрицы? Вино пятидесятилетней выдержки? Всё для тебя, Жек. Что не сделаешь для друга!

Но где-то в глубине, на самом донышке, теплится одна мысль — увидит. Она придёт, увидит, может, улыбнётся. Но, скорее всего, возмущённо посмотрит. Процедит сквозь зубы — «Соколовский!». А ты всё ещё рассчитываешь на большее?

Собственно, так и выходит. Только следом появляется Пряников. И настроение делает кульбит, подскакивая до небес. Игорю действительно весело. Начальство бушует, а в голове распевает тенор — спасибо маме за привитую любовь к опере.

Совещание начинается, как ни в чём не бывало. Чему-чему, а выдержке у Пряникова им бы всем поучиться. Обсуждение деталей дела, мысли о вчерашнем трупе, версии… Игорь выходит вместе с Жекой, не обращая внимания на недовольного Даню, прожигающего в спине дыры.

Обход бывших клиентов коллектора, опрос свидетелей, — постепенно затягивает, заставляя думать, отодвигая месть и всё, что с ней связано, на задний план. Игорю нравится это чувство — когда кажется, что любое дело по плечу. В груди легонько покалывает от нетерпения. Ниточка насмешливо мельтешит перед глазами — только потяни. Но он никак не может ухватиться.

Впервые за долгое время Игорь увлечён работой. Может, так и надо? Забыть обо всём и просто заниматься делом, приносящим удовлетворение? Ведь ему нравится. Нравится чувствовать свою нужность. Нравится ощущать себя причастным, нравится помогать людям. Помогать тем, кто принимает помощь с благодарностью. Не бросает в лицо горькие слова. Не обвиняет, не цедит: «Я всё верну».

Во рту становится горько. Игорь раздражённо морщится, наблюдая, как Жека заходит в ресторан.

И здесь она. В его мыслях она присутствует всегда. Незримо, или же, занимая всё свободное пространство.

Чем я так тебе не угодил, Вик?

Телефон в кармане вибрирует. Катя. Не вовремя ты, Кать. Сейчас не до тебя. Совсем. Рад бы и вовсе прекратить всё, но рано.

Игорь сбрасывает звонок, поднимая голову на смутно знакомый голос. Действительно знакомый. Из прошлого. Не такого далёкого, но уже чужого. Странно смотреть на них. Любителей белого порошка и ночных тусовок. Давно ли сам таким был, Соколовский? Самому от правильности своей не тошно?

Нет. Не тошно. Игорь с удивлением прислушивается к себе. Сейчас он впервые делает то, что хочет, а не то, что делают все. Раньше он был на гребне волны. Теперь же он сам — волна.

Секретарь Игнатьева молчит. Можно расслабиться и заняться работой. Махинации с чужими деньгами, секс в массажных салонах, прикрытие собственной задницы ценой чужих жизней… Папа, ты тоже таким был?

В отделе непривычно многолюдно. В отделе Вика, не соизволившая даже поздороваться. В отделе Даня, норовящий метнуть дротик, желательно, прямо в глаз. В отделе всё как всегда.

Дело близится к завершению. Он это чувствует. Всю дорогу, пока едут в дальний дачный посёлок. Отдельно. По разным машинам. Его это устраивает. Невыносимо находится рядом. Так близко, что можно коснуться. И не сметь сказать хоть что-то, боясь нарушить хрупкий покой Даниной психики.

Игорь фыркает, качая головой. Она запуталась. Это видно. Видно по тому, как беспомощно прячет глаза, как всячески избегает. Ей не всё равно. Было бы так — сидела бы сейчас рядом. Смотрела бы на снежную дорогу, нервно тарабаня пальцами по коленке. Тихонько вздыхала бы, поправляя выбившийся локон…

Он с трудом возвращается на дорогу. Вот уж кому точно не всё равно. Горькая усмешка — вечный спутник мыслей о Вике.

Снег тонко скрипит под ногами. Мороз, в городе почти незаметный, выстужает горло с каждым новым вздохом. Они бродят вокруг дома, стараясь найти хоть что-то, что наведёт на мысль о верном направлении. Вика окликает. Нашла.

Гордость за неё разливается в груди. Игорь удивлённо замирает. Он гордится ей. Вот так, просто. Отголоски подступающей мудрости? Кто знает.

В отделе просматривают запись, снова и снова прокручивая момент убийства. Так просто. Случай. Ничего лишнего. Убийца — случай.

Почему в его жизни за всем стоят реальные люди? Не стечение обстоятельств. Не случай. Конкретные люди, дергающие за ниточки.

Хотя так легче. Есть, кого винить. Есть, кому мстить. Как бы он чувствовал себя, если бы некого было винить?