Вопреки

Шаг ближе, к его двери. И страх, ледяной волной прошибающий с головы до кончиков пальцев. Не заперто. Опять. Соколовский, тебя бы двери научить закрывать.

Не смешно. Страшно. В руки пистолет — привычно. Внутри темно. От окон свет мертвенно-синий. Как и лицо убийцы, замершего над телом.

Телом. Не думать. Эмоции — потом. Для начала — остановить. Работай, Родионова, ты же умеешь. Только эмоции мешают. Страх мешает. За него страх. Слишком крепко спит. Игорь, ты спишь слишком крепко, слышишь?!

Звуки выстрелов бьют по перепонкам. Звонко. А Игорь спит. Всё ещё спит. Как так?!

Промазала. Родионова, как ты промазать могла? У тебя же по стрельбе всегда отлично!

Убийца уходит, а ей уже не важно. К кровати, к нему, к пульсу. Еле слышно. Паника грозит затопить, с трудом удаётся загнать её вглубь. Дальше. Потом. Всё потом.

Включить рассудок. Вызвать скорую. И сесть рядом, не в силах разжать руку и отпустить. Отпустить его ладонь, пока тёплую. Машинально отметить смятую постель. Вторую подушку с отпечатком чужой головы. Резинку для волос, забытую на полу.

Больно? Нет. Страшно. В этой тишине страшно. В этой новой тишине. Почти-без-него.

Квартира наполняется людьми, в раз становясь слишком тесной. Вокруг ходят, говорят, спрашивают. Кто она ему? И в самом деле — кто? Коллега. Сухо. Чужая. Ты чужая ему, Родионова.

За носилками машинально. Без слов. Тишина вокруг становится невыносимой. Гулкой. Глухой. Звенящей. Всё сразу. Опять слишком. Как всегда рядом с ним. Как впервые без него.

Вика смотрит, смотрит, не отрываясь, на монитор — не на врачей. И уж точно не на Игоря. Боится — посмотрит — умрёт. Она умрёт. Сразу. Здесь же.

А полосочка эта ровная, она сейчас — его жизнь. И её.

Тишина. Почему вокруг так тихо? Будто звук кончился. Только шум крови в ушах. И сердце стучит дробно. Слишком сильно. Для двоих хватит. Можно поделиться? Скажите. Можно?

Она не может оторваться от монитора. Хочет. Но не может. Чувствует беспомощность. И мысль в голове одна бьется. Жалкая.

Живи-живи-живи.

Живи, я ведь с тобой только жить начала. Я же без тебя тоже жить не смогу. Ты слышишь меня, Игорь? Слышишь?

Я же люблю тебя. Вот и сказала. Не поздно ли? Нет. Не поздно. Ещё и вслух скажет. И не раз. Только живи.

Потому что я тебя люблю.

И словно в ответ тонкая полосочка подскакивает. И опять. И снова.

Звук возвращается резко, обрушиваясь на голову, и Вика отступает назад, прочь от машины, ошалело оглядываясь. Здесь громко.

Он живой. Врачи смогут. Врачи вытащат. Затолкать страх глубже, туда, где уже сидит паника. Потом вытащим. После разберёмся.

Возвращаться в квартиру странно. Без Игоря — пусто. Но страх ушёл. Работать. Всем работать.

— Что ты здесь делала? — Пряников смотрит пытливо.

— Это личное. — Кажется, начальник сейчас зарычит. Быстрый взгляд на Даню. Вика в его сторону даже не смотрит. Стыдно? Немного.

— Родионова, никакого личного. Покушение на сотрудника — это не личное. Что ты здесь делала?

Вика вздыхает. Опускает глаза.

— Приезжала объясниться с Игорем. — Голос срывается вверх, комок замирает в горле. Вика подбирается моментально. Потом. Помнишь? Всё потом.

Ночь на пределе. Нервы на пределе. Расследование ничего не даёт. У дверей отделения толпятся журналисты. Обратная сторона богатства. Жажда быстрой сенсации. Кто им только сказал?

К обеду звонок — очнулся. Не сговариваясь — к нему. Вика — последняя. Стоит в стороне. Ноги не держат. Хочется бежать. От него. К нему.

И снова одни. В его глазах так много. Понимание. Он знает, зачем ты приезжала.

Она знает про Леру.

Блять.

А что ты хотел, Соколовский? Скрыть? От кого? От следователя? Ты чем думал вообще? Явно не головой…

— Я не хотел. — Оправдания звучат жалко. Зарыться бы в подушку, лишь бы не видеть глаз её ярких. Обвиняющих. Ревнующих?

— Ей надо было поговорить. — Поговорил? Соколовский, ты кобель, признайся. Ты вообще себя слышишь?

— Я жалею о том, что произошло. — А теперь — правда. Ты только поверь мне, Вик. Поверь. Мне это так важно сейчас.

— Это не важно. — Вика поджимает губы. Игорь подавляет улыбку.

Важно. Тебе важно, Вик, я же вижу. И от этого сердце, только что запущенное, отбивает в груди победный ритм. Я заглажу, Вик. Обещаю. Ни одного повода больше не дам. Никогда. Ты ведь не просто так ко мне пришла. Ты решение приняла.

В мою пользу.

Мы теперь точно вместе. Что бы ты там не говорила сейчас. Как ни хмурилась. Не отстану. Не отвяжешься.

Только одно не понятно: где Лера. Ушла среди ночи? На неё не похоже.

Разберёмся.

Вика ревнует. Остальное сейчас не важно.

========== 11. Прости, что не верил ==========

Она давно ушла, а в воздухе всё ещё витает слабый запах миндаля, вызывающий желание дышать. Дышать сильнее и глубже. В груди стучит мерно, размеренно. Слабость в ногах, круговорот в голове. Лекарства мешают думать ясно.

Что-то не так. Что-то сидит в голове, зудит на периферии подсознания. Он что-то упускает. Но вот что? Думай, Соколовский, соображай! Вспоминай, напрягай извилины. Что не так?

Лера. Холодный пот прошибает резко, выступая на висках солёными каплями. Она пропала среди ночи. Ушла? Вот так просто? Почему? Зная Леру, она должна была остаться и победно смотреть утром, всем своим видом говоря: «Ну, что я тебе говорила? Я тебе ещё нужна!».

Надо найти. Найти её, убедиться, что всё в порядке. И вычеркнуть. Стереть наконец из своей жизни.

Подниматься трудно, ноги не держат — неприятное открытие. Когда ты успел превратиться в немощного старика, Соколовский? Несчастная остановка сердца, и ты уже не можешь ходить?

Игорь упрямо стискивает зубы и поднимается снова, хватаясь за спинку кровати, чувствуя, как его шатает, а перед глазами всё плывёт. По хер. Он должен найти Леру. Сейчас это становится необходимым. С ней что-то случилось. Он это чувствует. Пусть это будет просто каприз. Желание что-то доказать. Пусть. Он найдёт её и тогда выскажет в лицо всё, что думает.

В коридоре за дверью сидит охранник. Откуда? Успели уже.

— Игорь Владимирович, вам что-то нужно?

— Да. — Перед глазами плывёт. Хреново. Язык заплетается. Что они колят? Стасу бы понравилось. — Уйти надо.

— Врач не разрешил. — Охранник непреклонен. — Вам лучше полежать, Игорь Владимирович.

Игорь меряет его недовольным взглядом и нехотя возвращается в палату. Сейчас с ним спорить бесполезно. Он и муху-то прихлопнуть не сможет.

Беглый взгляд по комнате. Остаётся окно. Но оно с трудом поддаётся ослабевшим рукам. Приходится два раза останавливаться и отдыхать. Но силы возвращаются с каждым движением. Последний рывок. Свежий воздух врывается в палату, и Игорь повисает на подоконнике, дыша глубоко и жадно.

— Медстестра! Тут человеку плохо! — Санитарка внизу скрывается в здании. Времени мало. Наверное, скоро хватятся. Игорь вылезает наружу, повисает на руках. Босые ноги больно бьются об асфальт. Теперь наружу. Быстрее.

— Держи одежду. — Вика словно специально стоит и ждёт. Голос сухой. Равнодушный. Крепко ты её обидел, Соколовский. Ничего. Справимся. Сейчас с Лерой поговорим, и всё сначала, с чистого. Вместе.

Такси ловит Вика. Он отрывисто бросает адрес. Нетерпение. Оно охватывает, стоит машине тронуться. А ещё появляется страх. Липкой паутиной по нервам. Она не берёт трубку. Обиделась? Да на что? Знакомые цифры. Снова и снова.

Вика молчит. Сжимает губы в тонкую линию. Старается не смотреть в его сторону. Злится.

Больно. Почему ей до сих пор так больно? Дышать трудно. Сердце о рёбра как о прутья раскалённые. Доигралась, Родионова? Не заметила, как продала душу дьяволу. А его даже на несколько часов не хватило. Притащил в постель бывшую.

Вика вздыхает тихо, рвано. За что ты так со мной, Игорь? И что теперь? Дура. Какая же ты дура, Родионова!

Такси тормозит у дома. Игорь заходит в подъезд, не оглядываясь. Он словно забыл про неё, и от этого ещё хуже. Вика не глядя протягивает деньги таксисту и идёт следом. Зачем? Зачем тебе это, Родионова? Хочешь посмотреть на примирение сладкой парочки? Мазохизмом попахивает, не находишь?