Варианты

Я бросилась по тропинке вперед, в сторону дома, но, практически добежав до него, вдруг остановилась. Нет, нельзя так спускать это ему с рук, иначе в следующий раз кто-то не сможет отбиться от этого чудовища. Опорный пункт находился недалеко – во дворе третьего от нашего дома, и я вновь припустила, пробежав мимо своего подъезда.

Когда мы с двумя молоденькими милиционерами прибыли на место происшествия, нападавшего там уже, конечно, не было. Рядом с тропинкой парни нашли острый кухонный нож, которым, видимо, и собирался воспользоваться монстр для расправы надо мной. Стражи порядка сердечно поблагодарили меня, пообещав найти подлеца, и Алексей, один из милиционеров, предложил проводить меня домой.

По дороге мы не разговаривали. Я была погружена в свои мысли и не замечала ничего вокруг. Вот именно сейчас ко мне пришел страх.

Те, кто побывал в подобной ситуации, прекрасно знают, как тяжело чувствовать себя жертвой. Мир переворачивается – вдруг – с ног на голову. Окружающее перестает быть привычным и безопасным, становится враждебным и чужим. Внезапно меня начали душить слезы и началась форменная истерика. Я смеялась и плакала, сидя на голой холодной земле. Алексей посмотрел на сие представление пару минут, затем поднял меня на руки, несмотря на мое сопротивление и понес в сторону дома.

Он был высоким блондином с безумно глубокими васильковыми глазами, этот молодой милиционер, то есть совершенно не в моем вкусе. Он довел меня до дверей квартиры, заглянул в душу огромными васильковыми глазами. И вдруг наклонился к моему лицу и поцеловал. Это было каким-то помутнением, девятым валом, взрывом водородной бомбы.

Леша остался со мной до утра, утешая самым древним в мире способом. Не знаю, что ему было на службе, да никогда и не хотела знать.

Ушел он часов в семь, а к девяти вернулся с работы Игорь, показавшийся вдруг далеким и чужим. Я рассказала ему все, за исключением истории про ночного гостя, конечно. Как ни удивительно, он только посмеялся и пожалел незадачливого насильника. А потом пошел спать. Мне было обидно и грустно от такого отношения. Все же я девушка, которая нуждается в сочувствии и понимании. А еще мне было безумно стыдно и больно от осознания того, что я совершила.

Но, явившись в понедельник в отделение для дачи подробных показаний, я опять встретилась взглядом с этими голубыми глазами, и опять пропала.

Продолжалось это чуть больше месяца. Я надумывала разводиться, все дальше отстраняясь от мужа, такого бесчувственного и грубого на фоне нежного горячего Леши. С Игорем мы начали постоянно ссориться, я цеплялась к нему по пустякам, устраивала глупые истерики – так выражалась моя беспомощность, незнание, как же все-таки поступить. А с Лешей мы встречались вечерами, когда муж был на ночной смене, бродили по пустынным осенним пляжам, согреваясь портвейном. Уходили далеко за город и часами сидели, любуясь звездами, на берегу широкой, ленивой реки. Ночевали у меня, и он уходил с рассветом. Я боялась и в то же время ждала, когда любознательные соседи проявят бдительность и сообщат о ночных визитах Игорю. Но время шло, и все было тихо и спокойно – как будто Бог прикрывал нас от всех напастей.

А потом мы встретились. Мы с Игорем шли по рынку, выбирая продукты на будущую неделю. А навстречу шли они – веселая смеющаяся парочка. Его жене на вид было лет двадцать, не больше. На ее правой руке висел годовалый карапуз, толстенький, голубоглазенький. Под левую руку ее держал Леша, стройный и подтянутый. Он нес большую сумку и выглядел невероятно счастливым.

Черная ревность затмила мне душу, обида за то, что он ничего мне не сказал про свою семью. А ведь я была так откровенна с этим человеком, подкупавшим своей искренностью и честностью. Ради него я готова была разрушить свою семью. Но не его.

Мы виделись еще много раз, город у нас все же очень маленький, и всегда дружелюбно здоровались. Пару раз даже поговорили о погоде и о политике, в ожидании автобуса. А в остальном – все прошло бесследно и необратимо. Игорь так и не узнал, насколько близок он был к разводу, и о моем мимолетном увлечении.

Вот только Машка, которая родилась с васильковыми лучистыми глазами, иногда напоминала мне об этом приключении молодости.

Так что, Вера Павловна, вспомните, что срок давности на такие преступления не распространяется, и успокойтесь. Как говорит одна моя коллега, ухаристая баба за шестьдесят: «Надо делиться, а причиндал даже за десять лет ни на сантиметр не стирается».

***

Алена Петровна подкрашивала губы, когда я зашла в кабинет.

– Вера Павловна, у меня к вам серьезный разговор, – дряблый подбородок вызывающе вздернут. Слишком бледная кожа просвечивает, морщинки на лбу и в уголке глаз видно отчетливей. Волнуется. Но голос – железобетонный.

– Да? – я вопросительно подняла брови, присаживаясь на стул у большого стеклянного стола. Как многие маленькие люди, моя начальница предпочитала окружать себя большими вещами. Вот и этот стол, огромный до неприличия, был лишним в этом угрюмом кабинете – никаких конференций, на которых требовалось присутствие большого количества людей, она не проводила.

Утопая в большом темно-зеленом кресле, Алена Петровна нервно потарабанила пальцами по подлокотникам.

– Вера Павловна, вы не справляетесь со своими обязанностями.

Сказала, как отрезала. Я продолжала улыбаться, не понимая смысла этих слов. А когда поняла, улыбаться перестала.

– Я… что???

– Вы провалили сделку с хлебозаводом, не смогли договориться о перезаключении контракта на будущий год. Ведь так? – она подняла на меня свои черные глаза. Правое веко слегка подрагивало от напряжения.

– Нет, не так. Не продлять контракт было вашим решением, вы передали работу с хлебозаводом Центральному подразделению, – я говорила совершенно спокойно.

– Я? – такого удивления и чувства оскорбленной невинности я не видела ни разу в жизни. – Вы можете предоставить какие-то подтверждающие документы, что это мое решение, а не ваша грубая оплошность?

Нет, предоставить таких документов я не могла. На всех документах злосчастного хлебозавода стояла моя подпись, во всех комиссиях значилась только моя фамилия. Я замерла. Мозг заработал со скоростью пулемета. Она подставила меня! Еще пара неудачных переговоров, неудачных именно по инициативе начальницы, теперь станут оружием против меня. Я вдохнула и выдохнула, досчитав до 10.

– Итак? – посмотрела на Алену Петровну, не испытывая особого удивления.

– Вы должны уволиться, пока этими эпизодами не заинтересовалась служба безопасности Центрального Банка и генеральный. По собственному.

Я готова была громко смеяться, но молчала. “Ну вот и понятно, как она решила выпереть меня с работы. Да еще и мужа моего себе прикарманить. Умница, не разменивается, все в одни ворота.”

Мой стеклянный взгляд прямо в глаза все-таки вывел ее из себя, и она заговорила быстро, громко, с надрывом:

– И эти ваши болезни, совершенно не вовремя. Не доставив мне вчера документы, вы невероятно меня подставили!

Что было дальше, я помню смутно. Помню только черную волну, которая затопила мое сознание, а потом ее истошные крики, охранника, который недоверчиво-испуганно пытался удержать мои руки, бледное лицо, на правой скуле которого начинало расплываться сиреневое пятно, кровь на дубовой столешнице. Видимо, я била ее головой об стол. Помню, как она кричала:

– Вы должны немедленно уйти, без отработки. Иначе я напишу на вас заявление!

Что-то я сомневалась, что она не подаст заявление, даже если я уйду, но, осознавая всю безвыходность ситуации, я выскочила из банка, схватив только свое пальто – перчатки и платок остались лежать в комнате для персонала на второй полочке справа…

Осень встретила меня промозглым ветром и противной моросью, которая через пару секунд сумела пробраться под воротник и поползти липкими щупальцами по спине. Хотя еще не было 12 часов дня, над городом сгущались сумерки унылого осеннего дня.