Страница 12 из 35
Определенно – более правильное решение. Логичное решение. Разве не любил Гови говорить: Кто ждет, тот дождется?
Но умение выжидать как раз и не относилось к числу достоинств Бренды. И у ее матери тоже была своя поговорка: Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня. А она хотела сделать это сегодня. Встретиться с Ренни лицом к лицу, выслушать его болтовню, отрицание вины, оправдания, а потом поставить перед выбором: или он передаст свой пост Дейлу Барбаре, или все прочитают о его грязных делишках на страницах «Демократа». Конфронтация – горькая пилюля, но она знала, что лучший способ – быстро ее принять, а потом прополоскать рот. Бренда собиралась прополоскать рот двойной порцией бурбона и не желала ждать до полудня.
Да только…
«Не ходите одна». Барби сказал и это. А когда спросил, кому еще она доверяет, Бренда ответила, что Ромео Берпи. Но «Универмаг Берпи» она тоже нашла закрытым. И что ей оставалось?
Бренда спросила себя, может ли Большой Джим наброситься на нее, и пришла к выводу, что нет. Не сомневалась: физической угрозы Большой Джим для нее не представляет, пусть Барби и думал иначе. Его опасения являлись скорее всего следствием участия в войне.
Тут, разумеется, Бренда допустила серьезный просчет, но объяснить его не составляло труда: она по-прежнему исходила из того, что мир оставался таким же, как и до появления Купола.
16
Однако принятое решение не снимало основной проблемы: что делать с распечаткой файлов из папки «ВЕЙДЕР»?
Бренда боялась языка Ренни больше, чем его кулаков, но понимала, что прийти к нему с распечаткой, лежащей в сумке, – чистое безумие. Он мог отобрать распечатку, даже если бы она и сказала, что у нее есть другие экземпляры. Бренда знала, что на это Большой Джим способен.
Поднимаясь к городской площади, Бренда вышла к Престил-стрит. Первый дом принадлежал Маккейнам, следующий – Андреа Гриннел. И хотя Андреа всегда находилась в тени мужчин, также избранных членами городского управления, Бренда знала, что она – честная и не любит Большого Джима. Как это ни странно, Андреа скорее поддавалась на уговоры Энди Сандерса, хотя Бренда не понимала, каким образом кто-то мог воспринимать его серьезно.
Может, он чем-то держит ее на крючке, послышался в голове голос Гови.
Бренда чуть не рассмеялась. Очень уж нелепо. Но главное – до того как Томми Гриннел женился на ней, Андреа носила фамилию Твитчел, а Твитчелы ни перед кем не прогибались, пусть и предпочитали держаться скромно. Бренда подумала, что сможет оставить конверт с распечаткой у Андреа, если, конечно, не найдет ее дом закрытым и пустым. Но она полагала, что такие опасения напрасны. Вроде бы кто-то говорил ей, что Андреа свалил грипп.
Бренда пересекла Главную улицу, повторяя про себя те фразы, что собиралась сказать: Не будешь возражать, если этот конверт побудет у тебя? Я вернусь за ним где-то через полчаса. Если не вернусь, передай его Джулии в газету. И дай знать Дейлу Барбаре.
А если Андреа спросит, с чего такая загадочность? Бренда решила, что скажет правду. Новость, что она собирается заставить Джима Ренни уйти в отставку, возможно, помогла бы Андреа Гриннел больше, чем двойная доза «Терафлю».
Несмотря на желание как можно скорее покончить с этим неприятным делом, Бренда на несколько мгновений задержалась перед домом Маккейнов. Он выглядел покинутым, но в этом не было ничего странного: многие семьи находились вне города, когда его накрыл Купол. Но этот дом чем-то отличался от других. Хотя бы тем, что от него шел слабый запах, словно в доме что-то протухло.
Внезапно день стал жарче, воздух – гуще, а шум, доносящийся от «Мира еды», отдалился. Бренда поняла, в чем причина – она почувствовала, что за ней наблюдают. Постояла, думая, что все эти зашторенные окна очень уж напоминают закрытые глаза. Но не полностью закрытые, нет. Подглядывающие глаза.
Перестань фантазировать, женщина. У тебя есть дела.
Она было пошла к дому Андреа, но все же остановилась, чтобы еще раз взглянуть на жилище Маккейнов. Не увидела и не почувствовала ничего нового – дом стоял с задернутыми шторами окнами и источал слабый запах тухлятины, скорее всего мяса. Должно быть, Донна и Генри держали морозильную камеру набитой до отказа, подумала Бренда.
17
За Брендой наблюдал Младший, стоящий на коленях, в одних трусах, в голове которого гудело и бабахало. Наблюдал из гостиной в щелочку между шторой и оконной рамой. Когда Бренда ушла, он вернулся в кладовую. Понимал, что скоро ему предстоит расстаться с девочками, но пока хотел побыть с ними. Хотел побыть в темноте. Даже хотел полной грудью вдохнуть вонь, идущую от их почерневших тел.
Годилось все, успокаивающее боль, которая разламывала голову.
18
Трижды повернув барашек старинного звонка, Бренда смирилась с тем, что придется идти домой. И уже отворачивалась от двери, когда услышала медленные, шаркающие шаги. Заранее улыбнулась: «Привет, соседка», – но улыбка разом увяла, едва Бренда увидела хозяйку дома: бледные щеки, темные мешки под глазами, растрепанные волосы, банный халат, под ним пижама. И этот дом тоже вонял – правда, не протухшим мясом, а блевотиной.
Улыбка Андреа вышла такой же бледной, как ее щеки и лоб.
– Я знаю, как выгляжу, – просипела она. – В дом мне тебя лучше не приглашать. Я уже иду на поправку, но, возможно, еще заразная.
– Ты показалась доктору… – Но разумеется, не показалась. Доктор Хаскел умер. – Ты заходила к Расти Эверетту?
– Да, заходила. Он сказал, что я скоро поправлюсь.
– Ты вся в поту.
– Температура еще держится, но уже невысокая. Я могу тебе чем-нибудь помочь, Брен? – Она почти что ответила «нет» – не хотела нагружать эту бледную, явно больную женщину своими поручениями, но Андреа произнесла фразу, которая изменила ее решение. Большие события зачастую начинаются с малого. – Я скорблю по Гови. Я любила этого человека.
– Спасибо, Андреа. – Не только за сочувствие, но и за то, что назвала его Гови, а не Герцогом.
Для Бренды он всегда был Гови, ее дорогим Гови, и папка «ВЕЙДЕР» стала последним его расследованием. Бренда внезапно решила дать ему ход без дальнейших задержек. Она сунула руку в холщовую сумку и достала конверт из плотной коричневой бумаги с надписью «ДЖУЛИИ ШАМУЭЙ» на лицевой стороне.
– Может он полежать у тебя? Короткое время? У меня есть одно дело, и я не хочу брать его с собой.
Бренда ответила бы на любые вопросы, но Андреа не задала ни одного. Просто с отсутствующим взглядом взяла конверт. Наверное, поступила правильно. Сэкономила время им обеим. Опять же этот конверт мог спасти политическое будущее Андреа.
– С радостью. А теперь… если ты мне позволишь… думаю, мне лучше лечь. Но поспать не получится, – добавила Андреа, словно боялась, что Бренда начнет возражать. – Я услышу тебя, когда ты вернешься.
– Спасибо. Тебе надо много пить.
– Пью галлонами. Можешь не торопиться, дорогая. Конверт будет у меня в полной безопасности.
Бренда хотела вновь поблагодарить ее, но третий член городского управления уже закрыла дверь.
19
Ближе к концу разговора с Брендой желудок Андреа начал трепыхаться. Она боролась с тошнотой, но не могла не проиграть этот поединок. Сказала Бренде, что та может не торопиться, захлопнула дверь перед лицом бедной женщины и побежала в вонючую ванную, а из горла уже доносилось «эрк-эрк».
В гостиной рядом с диваном стоял приставной столик, и Андреа бросила конверт на него. Он заскользил по гладкой поверхности и свалился с другой стороны столика, в темный зазор между ним и диваном.
Андреа помчалась в ванную, поскольку унитаз уже заполняла густая вонючая масса, которая выходила из тела Андреа всю последнюю бесконечную ночь. Она наклонилась над раковиной, и ее рвало до тех пор, пока, казалось, не оторвался пищевод и не вывалился на заблеванный фаянс, еще теплый и подрагивающий. Этого, конечно, не произошло, но мир начало заливать серым, и он уходил от нее, стуча высокими каблуками, уменьшаясь в размерах и становясь нереальным, тогда как она покачивалась и изо всех сил боролась с подступающим обмороком.