Страница 31 из 62
Мать ни в какую не хотела уезжать без отца, убедить ее было невозможно. Они прождали его еще трое суток. К этому моменту последние продукты были на исходе, оставшиеся скудные запасы воды превратились в лед, отогревать ее было нечем.
Собрав небольшую группу соседей из тех, кто еще не эвакуировался, Ольга вместе с сестрой и матерью погрузили в машину самое необходимое и поехали до ближайшего СЭПа.
По ее словам, в городе царил полнейший хаос: трупы на улицах, стрельба, сгоревшие автомобили, разгуливающие мертвые, мародеры, на свой страх и риск обчищавшие магазины средь бела дня.
На территорию сборного пункта, организованного в здании школы, их не пустили, он был переполнен. Военные у шлагбаума нехотя пояснили, что до больницы раз часа в три ходит всего пара грузовиков, а людей в здании уже на три дня таких рейсов.
Еще в двух СЭПах, куда рискнули съездить, ситуация была та же самая. Оставаться в доме, превратившемся, по сути, в бетонную коробку, было бессмысленно, дежурить у СЭПа в надежде, что освободятся места, представлялось слишком опасным, единственным выходом виделся вариант самостоятельно ехать напрямую до больницы.
Выждав у шлагбаума около часа и пристроившись к одному из эвакуационных конвоев, под прикрытием БТРа группе повезло без серьезных проблем достичь больницы. Но там их также отказались пропускать, мотивируя тем, что эвакуируемых принимают только из СЭП.
Таких самостоятельно добравшихся у ворот скопилось уже огромное количество. Площадь перед больницей была буквально забита людьми и автомобилями. Со стороны больницы через мегафон раздавались призывы немедленно разойтись и не мешать проведению эвакуации, в ответ неслись крики, что, мол, сами пиздуйте, что следующий конвой захватим, и что вообще сейчас ебальники обезьянам камуфляжным повскрываем.
Военные до поры все это игнорировали, разве что установили на один из БТРов водомет и с недвусмысленным намеком развернули его в сторону толпы за воротами.
Намек дал скорее обратный эффект, в стекло будки охраны у ворот полетела бутылка, потом еще несколько камней полетели в солдат, причем одному из них камень угодил в лицо. Его с окровавленной рожей увели в здание, и в ответ пальнули из автоматов в воздух, а по первым двум рядам людей у ворот долбанули из водомета.
За всем этим почти никто не заметил, что к площади со всех сторон стягивались ожившие мертвые. Только когда уже на самой площади стали раздаваться душераздирающие вопли тех, кого начали жрать, стало понятно, что происходит.
Толпа в панике ломанулась на территорию, полезли через забор, стали таранить машиной ворота. Началась страшная давка. В это же время военные открыли огонь на поражение. Толпа шарахнулась в обратную сторону, но у некоторых гражданских также оказалось при себе оружие, они начали стрелять в ответ.
Во время перестрелки матери девушек пуля угодила в ногу, они еле успели отвести ее до машины. Военные вызвали подкрепление, подъехали два танка, сделали несколько выстрелов из пушек, постреляли из пулеметов, и на этом конфликт исчерпался ввиду очевидного неравенства сил.
Та часть группы, которой удалось пережить перестрелку и не попасть в зубы мертвецам, в больницу проникнуть больше не пыталась. Они вернулись к своему дому, теперь пришлось уже самим стать мародерами, чтобы хоть как-то существовать.
Следующий месяц превратился в ад. В городе развернулись боевые действия, с танками и вертолетами, при этом было абсолютно непонятно, кто с кем воюет. Но шанс получить пулю во время «похода за продуктами» стал чуть ли не больше, чем быть сожранным зомбаками.
Помимо этого, между мародерствующими группами людей, запертых в городе, часто происходили конфликты, порой оканчивающиеся убийствами.
СЭП, находившийся в школе, перестал существовать. Что именно произошло, Ольга не знала, но видела воронки от взрывов на школьном дворе, усеянном телами людей, и частично обрушенное само здание.
К середине третьей недели от группы в двенадцать человек осталось только пять, из них двое раненых. Канонада уже давно стихла, теперь тишину нарушали лишь редкие перестрелки. Тем не менее, зомбаков на улицах меньше не становилось, а найти что-то ценное или, еще важнее, съестное, становилось все сложнее, и для этого приходилось уходить от дома все дальше.
Отчаявшись, перестав надеяться хоть на какое-то подобие чуда, девушки отправились на разведку к выезду из города, где располагался наиболее близкий к их району КПП. Все, что они увидели, это сломанный шлагбаум и несколько трупов вокруг палаток. Не то что охраны не было, вообще ни одного живого человека поблизости.
Девушки рванули обратно в город, чтобы вывезти остальных, но дом, в котором они скрывались все это время, оказался пустым.
– Остальное вы в принципе знаете, – вздохнув, закончила Ольга.
– А до того момента вы у КПП никогда не были? – осторожно спросил я.
– Нет, я же сказала, нас бы не пустили, какой смысл?! – отрезала она.
– А мать ваша где тогда? – я глянул на Ольгу через зеркало заднего вида.
– Мама… – замялась она, но спустя пару секунд нашлась, – я не знаю, мы не нашли ее.
– Понятно, – кивнул я.
Очевидно было, что из рассказа упущены некоторые детали, да и по времени не все совпадает. Теперь я был уверен на сто процентов, что видел уже их легковушку, да и спецоперация «черепов» против двух военных частей в черте города, которые требовали эвакуации, не желая оставаться в карантинной зоне, длилась всего неделю, а не три.
Но в целом Ольга не врет, скорее недоговаривает, боится превратиться в наших глазах из жертвы обстоятельств в убийцу сослуживцев. И, положа руку на сердце, я понимал ее мотивацию, более того, в подобной ситуации наверняка сам принимал бы похожие решения, так что устраивать допрос с пристрастием и мстить за погибших солдат в ту ночь, когда тройка машин была расстреляна при попытке пересечения границы города, у меня не было ни малейшего желания.
Однако посвящать присутствующих в результаты своих дедуктивных изысканий я также не торопился. В той заварушке у Фитиля погиб приятель, земляк, с которым они росли вместе. Зная характер Фитиля, информация о том, кто был виновником, в отличие от смерти Рики, которого, к слову, за его длинный язык готова была подвесить большая часть роты, могла чрезвычайно плачевно сказаться на здоровье обеих девушек.
– Ладно, – подал голос Смоукер, – а что с больницей, ты уверена, что она еще работает после всего?
– Не знаю, – ответила Ольга после паузы.
– А военные все еще там? С чего ты взяла, что если тогда по вам херанули из танков, то сейчас в кокошниках с караваями встречать будут?
– Не знаю.
– Так если они в больнице, как мы внутрь-то попадем? Или может, ты как обойти знаешь?
– Это при условии, что там вместо армии и докторов не окажется полная больница мертвецов, причем ходячих, – предположил я, – тогда медпомощи мы там огребем по самые гланды.
Ольга промолчала. Ясное дело, ответов ни на один из поставленных вопросов у нее не было.
– Заебись план, а? – хмыкнул Смоукер. – Четкий. Хант, как тебе?
Да уж, изначально выбранная нами линия, мягко говоря, перестала быть актуальной. Собственно, вопрос Смоукера завуалировано подразумевал не столько оценку Ольгиной идеи добраться до больницы, которой до плана, как до Луны раком, сколько сомнение в наличии оснований в таких условиях рисковать собственной жопой.
С одной стороны, я данное мнение поддерживал всеми руками, с другой – до родного дома нам пилить больше, чем дохуя, провианта и горючки нужно много, остановка для этого в населенном пункте по пути так или иначе гарантирована, так проще уж это сделать в относительно знакомом городе. Все это я и высказал вслух.
– Стволы еще нужны, – вставил Фитиль в общем-то правильное замечание, – и патроны не помешают.
– Кроме того, рекогносцировку еще никто не отменял, – добавил я, – с разбегу в пекло не полезем, осмотримся на месте, тогда и определимся.