Страница 11 из 17
Они затеяли дурачиться на этой узенькой полоске, у парня нога соскользнула, он, падая с обрыва, вцепился обеими руками в девчонку, на ней куртка была, плечи куртки зажал в кулаки. Ухватился утопающий за соломинку. «Соломинка» не из пушинок, сбитая девчонка, килограммов шестьдесят, и в нём семьдесят не меньше, а во мне всего шестьдесят три. Она бёдрами на краю берега, большая часть тела над пропастью, он, держась за неё, как на турнике повис, я всю эту композицию держу из последних сил. И съезжаю к краю, грунт хоть и сухой, но я в туфлях, они не держат. Света вовремя подскочила, схватила меня за ремень брюк. Со стороны посмотреть – инсценировка сказки: дедка за репку, бабка за дедку тянут-потянут… Жаль, за «бабкой» ни внучки, ни Жучки, ни кошки с мышкой. И «репка» не без дела ждёт-пождёт своей участи – в пропасть всю цепочку утягивает.
Я парню ору:
– Отпусти, не то все полетим!
Он-то вниз ногами висит, ему проще, ну переломает конечности, а девчонка головой вперёд нырнёт в кромешную темень. Шею сломать ничего не стоит.
Парень в истерике вцепился в неё мёртвой хваткой, не отпускает. Своя рубаха ближе к телу.
Девчонка истошно кричит:
– Отпусти! Отпусти!
Мы со Светой, как ни упираемся, миллиметр за миллиметром уступаем «репке», съезжаем к краю. Мне впору разжимать руки, иначе будет сказочный полёт всей честной компании в тартарары. Кричу во всё горло:
– Казанцев, сюда! Скорее!
Володя подбежал в качестве внучки и Жучки, с его помощью вытащили «репку». Девчонка обхватила меня, лицом в грудь уткнулась, плачет навзрыд, её всю колотит. На рыцаря своего набросилась:
– Дурак, иди отсюда! Уходи!
Утром мы с Сашей и Казанцевым пошли осмотреть место происшествия. Жуткий обрыв, лететь и лететь, а внизу не соломка – коряги, ветки, мусор, вывороченный пень с корнями. Сверху кидают всякий хлам. Казанцев мне:
– Ну, ты молодец!
Повезло, среагировал на автомате – не думая, схватил за брючину. Прибеги секундой позже, а там высота в несколько этажей…
В тот Сашин приезд показал ему Новосибирск, познакомил со всеми особенностями моей студенческой жизни. Даже одно дежурство на пару с ним отработали на кирпичном заводе. Проходя практику, я продолжал подрабатывать сторожем в столовой кирпичного завода. Тайком уезжал в Новосибирск, а ребята прикрывали мои отлучки. По правилам внутреннего распорядка, надо было находиться на территории базы.
Дежурил я в столовой на пару с дедком – Кириллом Фёдоровичем, на кирзаводе звали его дед Кирюха. Любил повторять: «Виталя, в жизни главное бабу, которая есть жена, хорошую найти. Остальное приложится». – «Ты-то нашёл?» – спрошу. «Отчасти да, – скажет, – отчасти поторопился, можно было ещё поискать. Моя-то генерал, а практичнее пониже званием брать. Генералы они слишком командиры большие! Слова поперёк не скажи. Ты, Виталя, лейтенанта бери, не ошибёшься!» – «Тогда лучше ефрейтора!» – «Беда, Виталя, в том, что ефрейторов среди женщин не водится! У них с лейтенантов начинается счёт! Родилась и, как минимум, лейтенант! А моя сразу в звании генерал-лейтенант появилась на свет!»
Что за генерал у деда Кирюхи – не видел, только мой напарник не очень страдал от генерал-супруги. За её генеральской спиной чувствовал себя вполне. Мы с ним договоримся, он по будням дежурит, я – в субботу-воскресенье за всю неделю отдуваюсь. Дед Кирюха тем временем на даче от своего генерала отдыхает. «Вот где я генерал, так на даче. Моя не любит в земле ковыряться, не генеральское это дело, а моя душа на земле поёт!»
Многие у нас в группе подрабатывали. Люда Новичкова по ночам пирожками на железнодорожном вокзале торговала. Так и пошла после института по торговой части. Женщина умная, хваткая, была директором ресторана в Новосибирске, потом уехала в США, свой ресторан в штатах открыла. А начинала с тех пирожков. Я с кирзавода утром еду, на вокзал зайду, Люда пирожком угостит, вместе первым автобусом едем в Мочище. У нас были тайные тропы, чтобы через вахту не идти. Приходим, все ещё спят, а мы будто и не уходили никуда. Казанцев тогда работал в молочном магазине сторожем и грузчиком. Тоже ездил на дежурства. Друг друга подстраховывали, и никто нас не застукал.
А вообще, мы не уважали тех, кто не работал. Считали их маменькиными сынками. Ты работаешь – значит, самостоятельный, у тебя свои деньги, ни от кого не зависишь. Я с первого курса начал подрабатывать.
Чем отличались соседи по комнате на первом курсе – все работали. Парни, с которыми в одной комнате жил, против нас школяров взрослые, после армии в институт поступили и учились на третьем курсе. Работали не от случая к случаю, постоянно. У Володи Сидоренко в торговом институте брат преподавал, в сфере обслуживания везде знакомые, помогал нам устраиваться. По его наводкам работали сторожами в самых разных торговых точках: магазины, столовые, кафе, рестораны. Как-то ужинаем, Володя мне:
– Молодой, ты у нас не медаль на шее, иди-ка уже копейку зарабатывай.
Я и сам просился, без стипендии тяжко жилось.
– Появилась вакансия, – Володя говорит, – на должность ночного директора столовой кирзавода. Тебя берут без конкурса.
Через пару дней я вступил в должность сторожа столовой кирпичного завода. Располагался он на краю города, это по дороге, что в аэропорта. Не близко, но место отличное. Сердобольные повара первым делом, как придёшь, кормили. Суп останется, щи, картошка, котлеты. Иной раз с собой в общежитие возьму, ребят обрадую. Сейчас думаешь, вот молодость – всю дорогу есть хотеть, в студенчестве никогда не отказывался, если предлагали что-то в себя забросить.
Володя Казанцев устроился сторожем в молочном магазине. Вообще была красота – молочный рядом с институтом. Володя, как ему понадобится на соревнования ехать, просил меня за него подежурить. Придёшь, продавцы угостят творогом, сметаной. С сочувствием к нам, студентам, женщины относились. В столовой кирзавода была тётя Клава, сын в армии служил. Та мне всегда что-нибудь вкусненького припасёт – пару-тройку пирожков, булочек или ватрушек.
– Как ты на моего Гену походишь, – скажет.
Сын в Гаджиево в морфлоте служил.
Иногда я в дежурство Казанцева приходил в молочный. Помогу молоко принять, он мне по начертательной геометрии поможет. В магазине кабинетик был, сядем в нём (это не общага с постоянны гвалтом, здесь никто не мешает), домашние задания делаем, задачи-примеры решаем. Потом завалимся спать, утром поднялись, институт рядом, дорогу перебежали. Удобно. Ночью машина молоко привезёт, примем его… Разгружали каким образом: наклонная плоскость (дощатый помост, оббитый оцинкованным железом), по ней крюками затаскивали ящики с молоком в стеклянных бутылках, а также фляги с молоком и сметаной.
В институте не приветствовалась наша подработка. У работодателей существовало правило: устраиваешься – принеси справку из института с разрешением совмещать работу с учёбой. Так было поставлено, чтобы работа не мешала учёбе. Доставили справки правдами и неправдами. Декан, Павел Николаевич Орлов, с неохотой выдавал, факультет серьёзный, предметы сложные. В советское время жёстко было: два экзамена завалил, вовремя не пересдал, выгоняли без разговоров. Понятия не было, как сейчас сплошь и рядом, за деньги сдавать. Во всяком случае – я такого не слышал ни разу. Паша-декан, считал, подработка во вред учёбе. Одно дело разгружать вагоны от случая к случаю, поработал день, получил деньги и свободен, другое – сторож, которому постоянно приходится отвлекаться от учёбы.
Официальный механизм получения справки выглядел следующим образом: берёшь в канцелярии бланк, пишешь заявление, подписываешь у декана, вторую подпись ставила наша незабвенная секретарша Клавдия Фёдоровна, после неё с четвёртого на второй этаж спускаешься, заходишь в канцелярию, ставишь печать – готово, работай на благо страны и студенческого кошелька. Прежде чем подписать справку, декан обязательно начнёт смотреть, как у тебя с учёбой, нет ли хвостов? Обнаружит: ты троек нахватал, долги по зачётам – ни за что не даст. Умолять бесполезно.