Минус тридцать

Голова колонны остановилась около широко разверзнутых ворот пионерского лагеря, раскинувшегося на опушке леса, и первые группы студентов, смеясь и горланя, уже втягивались под металлическую арку с поблекшими буквами – «Счастливое детство».

– Пионерский лагерь – это нехорошо, – категорично заявил Сергей, – огромные дортуары, значит холодно, сушилок нет, зачем они летом, значит сыро…

– … И до магазина километра два, значит скучно, – закончил за него Механик.

– И к начальству близко, а от начальства лучше держаться подальше, – со смехом добавил вернувшийся Штырь. – Все нормально, мужики, здесь мы не задержимся. Будем жить в деревне, с другой стороны, – он махнул рукой по ходу движения автобусов, – километрах в трех отсюда. Благоустроенный коттедж типа барак, но, по слухам, с центральным отоплением, газом и водой. А вот и начальство!

К автобусу медленно приближалась небольшая группа во главе с Борецким.

– Здравствуйте, товарищи, – бодрым голосом сказал тот, пожимая руки близстоящим. – Юрий Владимирович, вероятно, проинформировал вас обо всем. Вопросы есть?

– Нет, все ясно, Антон Сергеевич, – еще более бодрым голосом ответил за всех Штырь. – Сегодня устраиваемся, завтра – в поле.

– Да, товарищи, мы надеемся на ваш ударный труд. Планировали, что в этом году обойдемся без привлечения сотрудников, но сами понимаете, дожди и неутешительный прогноз на перспективу… Так что, всем миром… Урожай надо спасать. Что долго говорить! Я думаю, здесь все сознательные, объяснять и убеждать никого не надо. Я еще загляну к вам посмотреть, как разместились, вечером, перед отъездом, – добавил Борецкий, зная наверняка, что не заглянет и не посмотрит.

Борецкий повернулся и понес себя назад, к лагерю. Штырь приклеился к нему с правой стороны, оттерев плечом других сопровождающих, и неустанно вещал:

– Конечно, Антон Сергеевич. Можете не сомневаться. Не подведем. Коллектив подобрался крепкий. Ребята здоровые. Девчата бойкие, с огоньком.

Борецкий одобрительно кивал, задумавшись.

«Измельчал народ! Выпить по традиции после размещения не с кем. Этот скоро в ухо влезет, да еще парочка таких же на другое найдется. Может, правда, вечером к Манецкому заехать, раздавить бутылку-другую. Да и там народец разный, пойдут потом разговоры, что с работягами пью».

– Известный тип… – протянул Сергей, глядя в спину удалявшегося Штыря. – Как только его к нам занесло? Ведь он от колхоза, как и от всякой другой работы, всегда старался держаться подальше.

– У него кандидатский стаж идет. Таких всегда привлекают, потому что не посмеют увильнуть. Но обычно со студентами посылают. А этот как-то исхитрился, к сотрудникам пристроился. Это, конечно, проще, ответственности, считай, никакой, – объяснил Почивалин.

Через полчаса мизансцена не изменилась: автобус, большая группа у него, стайка девушек из второго корпуса, щебечущая в сторонке, одиноко стоящая Алла с сигаретой в руках, растворившийся в пространстве Штырь. Изменились декорации. Исчезли остальные автобусы, ворота пионерского лагеря, осталась грязная проселочная дорога на краю широко разметавшейся деревни, полуразвалившийся коровник справа, а слева, метрах в пятидесяти от дороги, довольно новый дом с высокой, крытой шифером крышей и большими окнами.

– Я думаю, – сказал Манецкий Сергею, – что это и есть предназначенная нам резиденция. Забора нет, никаких построек вокруг, кроме сортира, ни занавесок, ни флага, ни людей. Кстати, вон и общественная умывальня. Видишь – трехметровая горизонтальная труба над таким же корытом.

Из-за автобуса появилась старуха и, заглянув в дверь, спросила у водителя, мол, не поедет ли он в сторону города и не прихватит ли ее до следующей деревни. Услышав ответ, она радостно закивала головой и забормотала: «Да я что, я подожду, мне, чай, спешить некуда».

– Бабуся, здравствуйте, – подошел к ней Сергей, – мы вот из Москвы приехали, картошку убирать. Не подскажете, жить в этой хате будем?

– Здравствуйте, соколики-помощнички. В этом, милые, в этом доме жить будете. Уж, почитай, годков восемь, как выстроили, так все ваши, приезжие, в нем живут. Очень удобно. Там, за мостками, столовая есть, Нюрка, внучка моя, там поварихой, кормиться у ей будете, и магазин, хлебушек, консерва всякая и прочее по мужской вашей части. Перерыв с двенадцати до двух, когда сюда шла, закрыт еще был, но к трем точно откроют. Очень удобно.

– А мы тут не утонем? – Сергей недоверчиво окинул взглядом пятидесятиметровую полосу грязи между дорогой и домом.

– Нет, тут не топко. В сапогах пройдете. Это на нижнем конце, там топко. Васькина машина, почитай, третий день стоит, увязла.

– Спасибо, бабуся, – остановил Сергей изголодавшуюся по разговору старуху, – давайте мы вас в автобус подсадим. Ноги не казенные, чего зря мять.

– Ох, милай, твоя правда. Особливо, как непогода, так и пухнут, так и пухнут, – причитала старуха, пока ее объединенными усилиями втаскивали в автобус Сергей с Механиком. – Дай вам… – конец фразы Сергей, выпрыгнув из автобуса, прищемил дверью.

– Двинемся, что ли, чего на дороге стоять, – предложил Почивалин.

Пока выносили вещи из автобуса, появился Штырь и повторил известные уже всем сведения.

– Идите к дому. Нашел я тут специального человека, который за него отвечает. Он на обед собирался. Обещал сразу после зайти. Полчаса подождать придется. Ничего, и побольше иногда ждем. Размещайтесь. Квартирьеры, как мне Антон Сергеевич сказал, два дня назад все завезли. Марина, – Штырь неопределенно мотнул головой в сторону девушек, – выдаст, она у нас за завхоза и кастеляншу. Мою сумочку не трудно будет захватить? Вот и ладненько. А я сгоняю в лагерь, еще кучу дел надо решить.

Так тараторя, не дожидаясь ответов и вопросов, Штырь ввернулся в автобус. Тот с трудом развернулся на узкой дороге, обдал всех напоследок удушливым облаком выхлопных газов и вскоре исчез за взгорком.

Вокруг самого дома было достаточно сухо. Слева от крыльца стоял навес, под которым валялось несколько десятков сосновых и березовых чурбаков. Рядом с навесом – старое кострище с вбитыми в землю рогатками; с трех сторон кострище было окружено лавкой и двумя длинными колодами. На дверях дома висел большой амбарный замок. Почти сразу от дома утекало вниз по склону, до самого леса, поле с низкорослой широколистной растительностью – неузнаваемыми корнеплодами.

Первый час ожидания прошел достаточно спокойно. Люди разведывали близлежащие окрестности, осваивали надворные удобства и, заглядывая в окна, пробовали оценить удобства внутренние.

– Барак как барак, – резюмировал Почивалин, – я в гораздо худших живал, а здесь раковина, значит, есть надежда на воду, газовая плита, сушилка оборудована, батареи. Даже печка в сушилке. В крайнем случае, отогреемся. Жить можно.

Пошел мелкий нужный дождь, разом смазав и без того блеклые краски и потушив все разговоры. Первым не выдержал Като.

– Я, в конце концов, эсть хочу. Я всегда обедаю в тры, у меня рэжим.

– Так сходи в столовую, – предложил Манецкий, – слышал, бабка говорила. Возьми с собой единственное наше имеющееся в наличии начальство. Марина, откройся!

Марина оказалась молодой сотрудницей, той, что грузная и с серьезным лицом и, как впоследствии выяснилось, добрая, работящая и безотказная.

– Конечно, сходим, – сразу откликнулась она, – заодно все посмотрим. В крайнем случае, зайдем в магазин, купим чего-нибудь.

– И кой-чего еще. Деньги есть? – спросил Механик.

– Пока есть. Сколько?

– Почти двадцать человек. Прикинь…

– Ладно уж, – усмехнулась Марина.

За Като с Мариной увязалось еще несколько человек, включая всю группу из второго корпуса.

– Завхоз у нас – что надо, – заметил при молчаливом одобрении присутствующих Механик. – Молодая, но все понимает. Я таких люблю. Все это хорошо, конечно, но… – продолжал он. – Хорошо бы выпить! Холодно, мокро, опять-таки, у меня рэжим, – передразнил он Като.