Папочка

Трахается. После того, как он отбил её у каких-то мудаков на Ауди, полночи откачивал, вытирал её блевотину, умывал, спать укладывал. Она трахается. На следующий же день. Трахается. С кем-то другим.

И, конечно, всё логично и закономерно, ведь он для неё просто сосед, престарелый к тому же, в отцы ей годится, папочка он для неё, вот и все. А вокруг неё молодые, высокие, загорелые, в мускулах все так и роятся, куда уж ему до них.

Проклятье.

И почему вообще подобные мысли лезут ему в голову? Какая ему разница, что она делает и с кем? Ну да, трахается, и что? В конце концов, ей не пятнадцать лет, и она не его дочь.

Так почему же ему так хреново?

Петир наливает коньяк в хрустальный бокал и выпивает его залпом. Нет никакого желания смаковать элитный напиток, как он делает это обычно, когда решает выпить немного субботним вечером.

Плевать. Насрать на всё. И на неё тоже.

Надраться и лечь спать. Всё.

Конец истории.

Звуки сверху становятся ещё громче, от этих стонов и рычания у него начинает болеть голова, и он пьёт, пьёт и терпит, сцепив зубы, и твёрдо решает продать эту грёбаную квартиру, а ещё лучше переехать в другой город.

Спустя два часа и полбутылки коньяка всё стихает.

- Папуля, слушай, тут такое дело…

Она. Как ни в чём не бывало. Стоит перед ним одетая во что-то непонятное, то ли платье такое с кружевами, то ли пеньюар ночной, стоит, смотрит глазищами своими и говорит:

- Папуля, алё, у меня тут к тебе просьбочка есть, ты слышишь?

- Убирайся.

- Папулечка, ты чего…

- Убирайся, я сказал. И чтобы я тебя не видел больше, тебе ясно?

Голос у него почти срывается, но он очень старается держать себя в руках.

Она не понимает.

Она подходит к нему так близко, что он ощущает лёгкий аромат её цитрусовых духов. Берёт его лицо в свои ладошки и заглядывает в глаза.

- Папочка, - шепчет. - Ты что? Что с тобой случилось? Это из-за прошлой ночи, да? Ты переволновался за меня? Ну прости, я так больше не буду, обещаю, папулечка…

Его трясёт.

- Убирайся отсюда вон!! - Орёт. - Слышишь?! И никогда! Никогда больше не приходи!

Её голос дрожит, и она спрашивает несмело:

- Папуля, ты напился что ли?

- Никакой я тебе не “папуля”, и не смей меня так называть! Если бы у меня и была дочь, она никогда не была бы похожа на тебя! Убирайся! Дрянь! Мерзавка наглая! Вон отсюда!

По её щекам текут слёзы и она исчезает, он даже не понял толком, в дверь она вышла или в окно. Её просто нет, и теперь уже можно не сдерживать себя, можно позволить себе садануть кулаком в стену, а потом тыльной стороной ладони размазывать по лицу солёную воду, смешанную с кровью, костяшки разбиты, ну да и наплевать, не имеет значения. Ничто теперь не имеет значения.

Всё.

Кончено.

========== Глава 2 ==========

- Мистер Бейлиш, можно?

Рос, секретарша, симпатичная, с рыжими волосами приоткрыла дверь его кабинета и никак не решится войти. Надо бы её уволить. Ну, или хоть приказать волосы перекрасить. Рыжие его бесят.

- Входи. Говори, что там, только быстро. Времени нет.

Она топчется у порога и опасливо поглядывает на него. Боится. И правильно делает. Его многие боятся, а в последнее время особенно.

- Ну? Что у тебя?

- Мистер Бейлиш, тут несколько рукописей, редакторы утром прислали. Посмотрите?

Он недовольно морщится.

- Клади на стол и оставь меня в покое. Кофе свари. Покрепче.

- Конечно, сэр, сию минуту.

Дрожащими руками она пристраивает несколько папок на край стола и как можно быстрее выскальзывает из кабинета.

Издательский дом “Пересмешник” существует уже пятнадцать лет и считается одним из самых успешных и солидных в области книгоиздательства. За эти годы они открыли много новых и ярких имён современных авторов, и Петир в тайне очень гордится своими достижениями. Да, все успехи своего бизнеса он неизменно считает своими личными, поскольку абсолютно все рукописи, которые они берут в печать, прочитываются им лично, и он один решает, подписывать в итоге контракт с автором или нет. Конечно, это занимает уйму времени, но зато он полностью уверен, что проходная муть никогда не будет издана под логотипом с птичкой пересмешником, ему нужны только бестселлеры, и никак иначе.

Все сотрудники издательства в курсе, что у владельца крутой нрав, и те, кто доставляет ему слишком много неудобств, надолго на этой работе не задерживаются. Неудобство для мистера Бейлиша - это трата его драгоценного времени на прочтение плохих текстов. Если редактор присылает ему две рукописи, которые мистер Бейлиш в итоге не одобряет - его неизменно ждёт увольнение.

За годы совместной работы Рос уже научилась определять, понравится ли боссу текст или нет, иногда она даже пытается спасти шкуры тупых редакторишек, подсунувших ему невесть что. Сама отбраковывает откровенный бред, из того, что ему прислали, и выбирает только самое стоящее. Зарплату ей поднять, что ли… Да, и волосы пусть перекрасит.

Мысли о рыжих волосах Рос снова возвращают его к тяжким воспоминаниям о ней.

Он не видел её уже три месяца, ни разу не видел с того самого вечера, когда выгнал её и приказал больше никогда не появляться в его жизни.

Она и не появлялась.

С того дня в её квартире было тихо и ни он, ни соседи, больше её не видели. Он спрашивал. Ненавидел себя за это, но спрашивал. И за то, что постоянно прислушивался в надежде услышать цокот её каблучков над головой, тоже ненавидел себя до одури. Но сверху не доносится ни звука.

Санса просто исчезла.

Ему не хочется признаваться в этом, но за три прошлых месяца он сильно постарел, осунулся весь, под глазами мешки, лицо опухшее какое-то. Надо бы меньше пить, но как не пить, когда в квартире такая оглушительная тишина, только Варис топает из угла в угол, смотрит на окно и тяжко вздыхает. Тоскует.

Петир пьет коньяк, реже виски, и пытается не думать.

А ещё ему снятся сны. Сны, в которых она так же, как тогда, нежно держит его лицо в своих ладошках и шепчет, шепчет ему прямо в губы “Папулечка, ну что ты…”, и тогда он уже не отталкивает её, не орёт, нет, он прижимает её к себе, вбирает её в себя всю, без остатка, так, что дышать невозможно и накрывает её мягкие, чуть припухшие губы своими. На вкус она невероятная, и она не сопротивляется, наоборот, она сама льнёт к нему, притягивает его лицо к себе и целует, целует, зажмурив глаза от счастья.

Каждый раз после такого сна он начинает пить с самого утра.

И он понимает, конечно, понимает, что всё это очень, очень глупо, ведь у них всё равно ничего бы не вышло, и дело даже не в том, что он старше неё на целую жизнь, а, скорее, в том что она по сути своей всё ещё ребёнок, пусть даже и совершеннолетний, но ребёнок. Как можно всерьёз строить отношения с кем-то, кто без остановки кривляется, отпускает дурацкие шуточки, может в любой момент сотворить какую-нибудь несусветную глупость и говорит что-то вроде “ну триндец внатуре ваще”.

Спать с ней… От этой мысли его знобит. Чувствует себя каким-то конченым педофилом. Даже подташнивать начинает. Не от неё, нет. От себя. Потому что он этого хочет. Не смотря ни на что, хочет её.

Есть ли какой-нибудь смысл отрицать очевидное?

Он любит её.

Он, Петир Бейлиш, любит грёбаную Сансу Старк.

Но любовь эта неправильная. Невозможная.

Любовь, у которой нет будущего.

***

Хуже всего ему приходится по выходным, когда офис закрыт и рабочие вопросы уже не отвлекают от мыслей о ней, поэтому он берёт несколько рукописей на дом и убивает время за чтением очередного детективного или философского опуса с претензией на культовость. Чаще всего практически все рукописи оказываются совершенно негодным материалом, и он пытается понять, то ли авторы стали хуже, то ли ему стало сложнее угодить. Придирается к каждой мелочи, всё ему не то и не так.

Папки, подсунутые Рос, он тоже взял с собой и к вечеру воскресенья перечитал почти все, только одна осталась, последняя.