Страница 39 из 58
32
Шон взял с собой совсем мало: одеяло в скатку, винтовку и сменную лошадь. Дорогу к краалю Мбежане он терял в темноте дважды, но оба раза лошадь сама находила путь. Из толстых стеблей травы Мбежане построил себе большую круглую хижину в отдалении от жилищ остальных слуг, ведь он был зулус не простой, а царской крови. Когда Шон наконец добрался до нее, несколько минут за стенкой слышалась какая-то возня и сонное бормотание, и только потом на крики Шона вышел завернутый в одеяло по плечи Мбежане со старой парафиновой лампой в руке.
– В чем дело, нкози?
– Я уезжаю, Мбежане.
– Куда?
– Куда глаза глядят. Едешь со мной?
– Сейчас, принесу копья, – сказал Мбежане.
Когда добрались до Ледибурга, старик Пай еще сидел в своем кабинете позади банка. Он пересчитывал соверены, ставя их аккуратными золотыми столбиками, и пальцы его касались монет так же нежно, как они касаются тела любимой женщины. Стоило Шону плечом открыть дверь, как хозяин быстро протянул руку к открытому сбоку ящику стола.
– Вот это совсем ни к чему, – сказал Шон, и Пай с виноватым видом убрал руку от пистолета.
– Боже мой! Я и не узнал тебя, мой мальчик! – воскликнул он.
– Сколько у меня на счете? – Шон опустил обмен любезностями и перешел сразу к делу.
– Сегодня банк уже не работает.
– Послушайте, мистер Пай, я очень тороплюсь. Сколько у меня на счете?
Пай выбрался из кресла и подошел к большому железному сейфу. Закрывая его собой, он набрал комбинацию и раскрыл дверцу. Осторожно достал журнал и положил на стол.
– Картер… Клёт… ага, Кортни… – бормотал он, переворачивая страницы. – Так, Ада, Гаррик, Шон. Вот они. Значит, так: тысяча двести девяносто шесть фунтов и восемьдесят восемь пенсов; счета магазина за последний месяц, разумеется, еще не оплачены.
– Будем считать, тысяча двести, – сказал Шон. – Я хочу получить их немедленно, а пока вы считаете, дайте мне перо и бумагу.
– Пожалуйста, все на столе.
Шон уселся за стол, сдвинул в сторону столбики золотых монет, окунул перо в чернильницу и стал писать. Закончив, поднял голову и посмотрел на старика Пая:
– Прошу вас заверить мою подпись.
Пай взял документ и принялся читать. Когда прочитал до конца, лицо его обмякло от удивления.
– Свою долю Теунис-Крааля и все стада ты отдаешь первенцу своего брата! – воскликнул он.
– Все верно, подписывайте.
– Да ты с ума сошел! – запротестовал Пай. – Ты отказываешься от целого состояния! Подумай хорошенько, подумай о своем будущем! А я-то надеялся, что вы с Одри… – Он не закончил фразу. – Не глупи, парень.
– Пожалуйста, подпишите, мистер Пай, – стоял на своем Шон.
Банкир, бормоча что-то под нос, быстро подписал бумагу.
– Благодарю вас.
Сложив документ, Шон сунул его в конверт, запечатал и убрал во внутренний карман плаща.
– Где же мои деньги? – спросил он.
Пай с отвращением подтолкнул к нему холщовую сумку. С дураками он не хотел иметь никакого дела.
– Пересчитай, – промычал он.
– Я вам верю, – сказал Шон и подписал расписку.
Шон направил лошадь мимо торговых загонов, вверх по склону и дальше по дороге на Питермарицбург. Мбежане бежал рядом с его стременем, ведя на поводу сменную лошадь.
Наверху подъема Шон остановился. Ветер разогнал облака, и земли достиг звездный свет. Внизу раскинулся город, в домах кое-где светились окна.
«Эх, с Адой не попрощался», – подумал Шон.
Он перевел взгляд в долину, туда, где находился Теунис-Крааль. Там царила тьма – ни огонька не было заметно. Шон притронулся к конверту во внутреннем кармане плаща.
– Отправлю из Питермарицбурга, – проговорил он вслух.
– Нкози? – не понял Мбежане.
– Я сказал: дорога длинная, пора ехать.
– Да, – не стал спорить Мбежане, – пора ехать.
Часть вторая
Витватерсранд
1
От Питермарицбурга они повернули на север и по открытой всем ветрам, заросшей высокими травами равнине стали неуклонно подниматься к горам. На третий день на фоне неба показались вершины Дракенсберга, выщербленные и черные, как зубы старой акулы.
Похолодало, и Мбежане, закутавшись в кароссу[21], плелся далеко позади. Миновав Питермарицбург, они не обменялись и парой дюжин слов. Шон все о чем-то думал, и Мбежане, зная, что в такие минуты его лучше не трогать, благоразумно держался в сторонке. Он не обижался: человек, который покинул собственный дом и все свои стада, имеет право поразмышлять. У Мбежане была своя печаль – он тоже покинул дом, а в доме постель, а в постели одну аппетитную толстушку.
Мбежане вынул затычку из тыквенной бутылочки с табачком, отсыпал щепотку и осторожно втянул ее носом. Потом посмотрел на горы. На закате снег на вершинах окрасился в розовый цвет. Это означало, что скоро привал. Хотя, с другой стороны, может, и нет. Впрочем, какая разница.
Скоро совсем стемнело, а Шон и не думал спешиваться. Дорога пересекла еще одну впадину вельда, и внизу, в глубокой долине, показались огни.
«Город Данди», – равнодушно подумал Шон.
Приближаясь к городу, он не стал пришпоривать лошадь, и она продолжала идти все тем же легким шагом. Уже доносился запах дыма из угольной шахты, смолистый и оставляющий горький привкус во рту и в горле.
Войдя в город, они двинулись по главной улице. В таком холоде все люди куда-то попрятались, и город казался пустынным. Останавливаться Шон не собирался, привал можно устроить и за городом, но, проезжая мимо гостиницы, он призадумался. Там тепло, оттуда слышится смех, мужские голоса… до него вдруг дошло, что пальцы его совсем окоченели.
– Мбежане, возьми-ка ты мою лошадь и найди за городом приличное для стоянки местечко. Да костерок разведи, а то не найду тебя в темноте.
Шон сошел с лошади и прямиком направился в бар. Он был полон, и основную часть посетителей составляли шахтеры – угольная пыль глубоко въелась в их кожу. Шон прошел к стойке и заказал бренди. Все повернули к нему голову, хотя и без всякого любопытства. Он пил медленно и молча, не делая никаких попыток присоединиться к звучащим вокруг громким разговорам.
Вдруг к нему подошел какой-то выпивоха, приземистый, сбитый плотно, как Столовая гора, – этакий невысокий, квадратный крепыш. Чтобы положить руку Шону на плечо, ему пришлось приподняться на цыпочки.
– Выпей со мной, а, boetie?[22]
От него несло кислым перегаром.
– Спасибо, не стоит. – У Шона не было никакого желания разговаривать с пьяными.
– Да брось ты, давай выпьем, – продолжал приставать выпивоха.
Он пошатнулся, и напиток Шона пролился на стойку.
– Отстань! – Шон сбросил с плеча его руку.
– Ты что, меня не уважаешь?
– Уважаю. Но выпивать хочу один.
– Может, тебе моя морда не нравится?
Выпивоха подвинул морду поближе. Шону она не понравилась.
– Ну-ка, подвинься, будь хорошим мальчиком. – Выпивоха хлопнул ладонью по стойке. – Чарли, налей-ка этому горилле. Двойной. А не выпьет, забью ему стакан в глотку.
Перед Шоном возник еще один стакан, но он и бровью не повел. Проглотил остатки из своего и повернулся к двери. Выпивоха схватил этот стакан и выплеснул бренди ему в лицо. От спирта защипало в глазах, Шон обиделся и, недолго думая, вонзил свой кулак этому шкафу в живот. Тот согнулся пополам, и Шон добавил прямо в морду. Шкаф покачнулся и рухнул, окрасив пол кровью, хлестнувшей из носа.
– За что ты его? – спросил еще один шахтер, помогая выпивохе принять сидячее положение. – Он же тебя угостить хотел, мог бы и выпить…
Со всех сторон на Шона смотрели недобрые глаза, – понятное дело, он тут чужак.
– Сам напрашивается парень.
– Крепкая обезьянка… а с обезьянами мы знаем, что делать.
– Ну-ка, ребята, разберемся с этим мордоворотом.
21
Каросса – накидка из звериных шкур или кожи, которую носят туземцы в Южной Африке.
22
Братишка (африкаанс).