Страница 3 из 42
Вернемся к дню нашего отъезда из Алики. Весь наш багаж был должным образом погружен в мотокар, от которого теперь интригующе пахло спиртом. Машиной пользуются редко; большую часть времени она стоит возле дома, молчаливо обозначая должность моего отца с помощью флага Эрто, изображенного на борту.
Я проскользнул обратно в дом, намереваясь сказать "до свидания" своей комнате, но меня остановила мать. Она намазывала хлеб ореховым маслом; на столе стоял кувшин сока кочи.
- Дроув, я бы хотела, чтобы ты что-нибудь поел, прежде чем мы поедем. Последнее время ты стал плохо есть.
- Послушай, мама, - терпеливо сказал я. - Я не голоден. Впрочем, у нас дома никогда не бывает того, что мне нравится.
Она восприняла это как критику ее кулинарных способностей.
- Как я могу накормить вас на деньги, которые приносит отец, со всем этим нормированным распределением? Ты понятия не имеешь, что это значит. В магазинах ничего нет - вообще ничего. Может быть, тебе стоило бы какнибудь самому сходить за покупками, молодой человек, вместо того чтобы все каникулы болтаться по дому. Тогда бы ты знал, что это такое.
- Я только сказал, что не голоден, мама.
- Еда - топливо для тела, Дроув. - В дверях стоял отец. - Так же, как спирт - топливо для мотокара. Без топлива в виде еды твое тело не сможет двигаться. Ты станешь холодным и умрешь. Благодаря моей должности в правительстве мы можем получать еду, без которой другим, кому повезло меньше, приходится обходиться. Ты должен понимать, какое это счастье для нас.
Я медленно закипал, пока мы ели жареную рыбу и сушеные фрукты.
Мать бросила на меня взгляд, который можно было бы даже назвать хитрым, и обратилась к отцу:
- Интересно, мы увидим этим летом ту девочку - как ее зовут, Берт?
- Дочь директора консервного завода, Конча? - рассеянно ответил отец. - Златовласка, или что-то в этом роде. Прекрасная девушка. Прекрасная.
- Нет, нет, Берт. Маленькая девочка - они с Дроувом были такими друзьями. К сожалению, ее отец - хозяин гостиницы.
- Вот как? Тогда я не знаю.
Я что-то пробормотал, быстро вышел из-за стола и взбежал по лестнице в свою комнату.
Девочка была не маленькая - она была чуть ниже меня ростом и одного со мной возраста, а имя ее - которое я никогда не забуду, пока жив, - было Паллахакси-Кареглазка.
С тех пор не было ни дня, чтобы ее лицо не всплывало в моей памяти; миловидные ямочки на щеках, когда она улыбалась, - что бывало часто; искренняя грусть в ее больших карих глазах, - что было лишь один раз, когда мы прощались.
Последнее, что я забрал из комнаты,- маленький зеленый браслет. Кареглазка однажды уронила его, а я подобрал, но не вернул. Он должен был послужить поводом для новой встречи. Я сунул браслет в карман и спустился вниз, к родителям, которые уже готовы были ехать.
Проходя через кухню, я заметил стеклянную банку. Я взял ее, внимательно рассмотрел и понюхал.
Мать выкинула моего ледяного гоблина.
Глава 2.
Последние приготовления проходили в молчании. Отец торжественно зажег горелки, в то время как я, все еще переживая из-за моего предательски уничтоженного ледяного гоблина, наблюдал за происходящим с безопасного расстояния. Послышался обычный приглушенный хлопок, когда пары спирта воспламенились, и вскоре пар пошел по трубам и цилиндрам, и шипящий звук из котла возвестил о том, что мотокар готов к поездке. Мы забрались внутрь; отец и мать рядом на переднем сиденье, а я сзади, рядом с котлом.
Мы проехали мимо последнего общественного калорифера, небольшого сооружения из вертикальных труб, над которым клубилось легкое облачко пара, и оказались на открытой местности. Отец и мать о чем-то беседовали, но я на своем заднем сиденье не слышал слов; прямо позади меня шипели и стучали клапаны.
Перед нами простирались холмы, словно медленные волны моря, когда грум достигает наивысшей точки. Тут и там виднелись возделанные поля корнеплодов, но большей частью вокруг была открытая равнина, где мирно паслись локсы под незаходящим солнцем раннего лета. Все вокруг было свежим и зеленым после долгой зимы, ручьи и реки все еще несли свои воды; позже они высохнут от жары. Невдалеке группа из четырех локсов тащила тяжелый плуг; между ними шагали два лорина, время от времени похлопывая их по гладким бокам и, несомненно, мысленно их ободряя. Наверху плуга на непрочном возвышении сидел фермер, издавая бессмысленные крики. Как и большинство людей, жизнь которых прошла под солнцем Фу, он был мутантом, и у него была одна лишняя рука с правой стороны. В этой руке он держал кнут, которым постоянно размахивал.
После нескольких дней пути по почти безлюдной пустыне мы наткнулись на застрявший на обочине грузовик. Рядом с разбитой машиной сидели двое. Как обычно, из пустыни появились несколько лоринов и сели рядом, дружелюбно подражая людям.
Отец что-то сказал матери; я не сомневался в том, что он намеревался ехать дальше, но в последний момент затормозил и остановился в нескольких шагах от грузовика. От машины невыносимо несло рыбой.
- Я могу подвезти вас до почты в Бекстоне, - крикнул отец, когда двое поспешили к нам. - Оттуда вы сможете сообщить о том, что случилось. Вам придется ехать на багажнике, внутри места нет.
Они что-то благодарно пробормотали, устроились позади меня, и мы поехали дальше.
- Привет, сынок, - крикнул один из них сквозь лабиринт сверкающих трубок. Перебравшись через бортик, он уселся рядом, заставив меня придвинуться ближе к котлу.
Он сунул свою руку мне под нос, и я заметил, что на каждой руке у него всего по два пальца - гигантские клешни, начинавшиеся от запястья. Я пожал этот странный предмет, больше из интереса, чем из вежливости.
Его компаньон с риском для жизни просунул свою узкую голову между движущимися частями механизма. Я подумал, что лишь человек с очень длинной шеей мог проявить подобные чудеса ловкости.
Путешествие продолжалось, и компания странных попутчиков хоть как-то развлекла меня. Мужчина рядом со мной представился как Паллахакси-Гроуп, а его товарищ - Джуба-Лофти, и время в их обществе пролетело незаметно, пока впереди не появились дома и мечущиеся в небе птицы не возвестили о том, что мы прибыли в Бекстон-Пост.