Страница 1 из 42
Майкл Коуни
Здравствуй, лето... и прощай
Глава 1.
Я часто вспоминаю тот день в Алике, когда мы с отцом и матерью торопливо носились туда-сюда, складывая в кучу на крыльце наши вещи, готовясь к отпуску в Паллахакси. Хотя я был тогда еще мальчишкой, но уже достаточно хорошо знал взрослых, чтобы по возможности держаться в стороне во время этого ежегодного события, которое почему-то всегда вызывало состояние, близкое к панике. Мать бегала вокруг с отсутствующим взглядом, постоянно спрашивая о местонахождении жизненно необходимых предметов и затем отвечая на свои же собственные вопросы. Отец, высокий и величественный, спускался и поднимался по ступеням, ведущим в подвал, с канистрами для предмета его гордости - самоходного мотокара. Каждый раз, когда родители бросали взгляд на меня, в их глазах не было любви.
Так что я старался не попадаться им на глаза, тем не менее следя за тем, чтобы не были забыты мои собственные вещи. Я уже сунул в кучу свой слингбольный мяч, кругляшечную доску, модель грум-глиссера и рыболовную сетку. Во время тайного визита к мотокару я спрятал за задним сиденьем клетку с ручными бегунчиками. В это мгновение из дома появился отец с еще одной канистрой в руке. Он хмуро взглянул на меня.
- Если хочешь принести хоть какую-то пользу, можешь заправить бак. Он поставил канистру рядом с машиной и протянул мне медную воронку. - Не пролей. В наши дни это большая ценность.
Он имел в виду дефицит, возникший вследствие войны. Мне казалось, что вряд ли он когда-либо имел в виду что-либо другое. Когда он вернулся обратно в дом, я отвинтил пробку, вдыхая пьянящий запах спирта. Эта жидкость всегда привлекала меня; моему мальчишескому разуму казалось невероятным, что жидкость, особенно жидкость, очень напоминающая воду, способна гореть. Как-то раз, по предложению приятеля, я попытался ее пить. Спирт, говорил приятель, основа пива, вина и всех прочих возбуждающих, запрещенных напитков, которые подавали в забегаловках.
И вот однажды ночью я пробрался в подвал, крепко держась за теплый камень, чтобы отогнать страх, открыл канистру и отхлебнул из нее. Судя по тому, как спирт обжег мой рот и горло, я вовсе не удивился тому, что он может приводить в действие паровой двигатель. Но я не мог поверить тому, что люди пьют это для удовольствия. Шатаясь и испытывая тошноту, я какоето время стоял и стонал, прислонившись к стене, чувствуя, как вдоль позвоночника стекает холодный пот. Была зима, и холодная планета Ракс наблюдала за мной, словно дьявольский глаз; ледяные зимние ночи в Алике навевали ужас.
Но я всегда связывал Паллахакси с летом и теплом, и именно туда мы сегодня отправлялись. Я вставил носик воронки в горловину мотокара, наклонил канистру, и спирт с бульканьем потек в бак. Через дорогу за мной наблюдали три маленькие девочки. Они разинули грязные рты от восхищения и зависти при виде великолепной машины. Я поставил пустую канистру на землю и поднял другую. Одна из девчонок швырнула камень, который ударился о полированную поверхность, затем все три с воплями кинулись по дороге прочь.
За домами через дорогу виднелись высокие шпили зданий Парламента, где Регент возглавлял Палату Депутатов и где в маленьком темном кабинете работал мой отец в должности секретаря министра общественных дел. Мой отец - парл, а мотокар, во всем своем блеске, служил веским доказательством социальной значимости отца. Досада детишек была понятна, но чем же виновата машина?
Я повернулся и взглянул на наш дом. Это было большое сооружение из местного желтого камня. В окне промелькнуло встревоженное лицо матери. Mесколько разумных цветов охотились в саду за неуловимыми насекомыми, и, помню, меня тогда удивило, что сад выглядел в том году столь неухоженным. Повсюду росли сорняки - расползлись, словно раковая опухоль, удушая последние синеподы изумрудными гарротами. Их неумолимое наступление внушало необъяснимый страх, и я внезапно содрогнулся, представив себе, что к тому времени, когда мы вернемся из отпуска, они завладеют домом и, пробравшись ночью сквозь обшивку стен, задушат нас во сне.
- Дроув!
Надо мной возвышался отец, протягивая мне еще одну канистру. Я виновато поднял глаза, и он со странным выражением пожал плечами.
- Ладно, Дроув. - Он тоже разглядывал дом. - Я сам закончу. Иди собери свои вещи.
Быстрым взглядом я окинул свою комнату. В Паллахакси мне понадобится совсем немного вещей: там нас ожидает другой мир и другие занятия. В соседней комнате слышались быстрые шаги матери.
На подоконнике стояла стеклянная банка с моим ледяным гоблином. Я чуть не забыл о ней. Я внимательно рассмотрел ее, и мне показалось, что я вижу тонкую пленку кристаллов на поверхности густой жидкости. Я огляделся вокруг, нашел палочку и осторожно дотронулся до ледяного гоблина. Ничего не произошло.
Прошлой зимой, когда далекое солнце едва было заметно на небе и Ракс казался ночью жуткой холодной глыбой, среди соседских ребят возникло повальное увлечение ледяными гоблинами. Никто не мог в точности сказать, с чего началось это увлечение, но вдруг оказалось, что у всех есть стеклянные банки, наполненные насыщенными растворами, в которых с каждым днем росли удивительные кристаллы, пришедшие с болотистых прибрежных равнин, где жили ледяные дьяволы.
- Надеюсь, ты не собираешься брать эту гадость с собой! - воскликнула мать, когда я вышел из комнаты с гоблином в руках.
- Не могу же я его оставить, правда? Он почти готов. - Чувствуя страх в ее голосе, я развил свою мысль. - Я начал делать его тогда же, когда и Джоэло с нашей улицы. Гоблин Джоэло ожил два дня назад и чуть не откусил ему палец. Смотри! - Я покачал банкой у нее под носом, и она отшатнулась.
- Убери эту мерзлую дрянь! - крикнула она. Я с удивлением уставился на нее, так как до сих пор не слышал, чтобы мать ругалась. Я услышал шаги отца и, быстро поставив гоблина на стол, отвернулся и начал возиться в углу с кучей одежды.
- Что случилось? Это ты кричала, Файетт?
- О... О, все в порядке. Дроув меня немного напугал, вот и все. В самом деле, ничего страшного, Берт.
Я почувствовал руку отца на плече и с некоторым колебанием повернулся к нему лицом. Он холодно посмотрел мне в глаза.