Страница 25 из 30
И еще: «Современная цивилизация характеризуется несколькими базовыми особенностями, которых раньше не было. Например, концентрация огромной части населения в городах. Как следствие, высокая плотность контактов, межличностных взаимодействий и существенно более высокая скорость распространения информации благодаря интернету и телевидению. Для общества роль иммунной системы играет когнитивное окно. Когнитивное, то есть связанное с познанием, а «окно» в данном случае – это некоторые границы, круг понятий, которые в обществе остаются неизменными. И если человека пытаются убедить в том, что черное – это белое, то он просто блокирует эту информацию. По разным причинам – психоэмоциональным, семейным – у человека может произойти слом когнитивного окна. Снимается блокировка и информация о том, что черное – это белое, проникает в сознание. Есть технологии, позволяющие провести переполюсацию мнений от состояния «немыслимо» до состояния «так и должно быть», а взлом информационного поля на уровне стран приводит к тому, что принято называть «оранжевой революцией». Для нашей страны, да и для всего человечества, сейчас одной из самых важных задач является создание механизмов, которые позволили бы нам выйти из-под глобального контроля тех, кто на нас оказывает это воздействие».
Поднялся понятный скандал, ведь Новосибирск даже в советское время был очень свободолюбивым городом. Но на защиту поднялся зам. директора института генетики, заодно раскрыв, что на конференции присутствовали ученые Института теплофизики СО РАН, Института гидродинамики имени М. А. Лаврентьева СО РАН и Института нефтегазовой геологии и геофизики СО РАН [19].
Предложенная модель ясна – довести количество «правильно» думающих до 10 %, а дальше, как давно отмечено, идея зашагает сама без поддержки. Теория распространения инноваций Роджерса говорит о 10–25 % [20–21]. Интересно, что у него появилась также теория превентивных инноваций [22]. Как превентивные инновации он рассматривает такие новые идеи, которые вводятся в одной временной точке, чтобы избежать последствий в другой последующей временной точке.
Но, по сути, порог в 10–25 % делают сегодня и без ботов, ведь телевидение как раз «накачивает» правильными шаблонами, получая в результате явно больше процентов. А российское телевидение остается основным источником информации для жителей [23]. Оно находится первым по уровню доверия, получив 59 % граждан. На втором месте интернет-издания с 20 %, на третьем – друзья и родные (12 %). Наиболее объективную информацию, по мнению опрошенных, телевидение дает о внешней политике (так считают 58 %), о внутренней политике (27 %), о «жизни простых россиян и общества» (по 25 %). Как видим, разрыв между ТВ и Интернетом троекратный.
Л. Гудков, возглавляющий Левада-центр, следующим образом объясняет эффективность российской пропаганды, то есть реально российского телевидения, поскольку других более мощных источников пропаганды нет: «Почему пропаганда так эффективна? Потому что она ничего не придумывает (на это она не способна), она говорит то, что люди хотят слышать, она использует те стереотипы массового сознания, которые уже давно существуют, а потому воспринимаются как само собой разумеющаяся реальность. Что наши люди знают (могут знать) о действительности американской жизни, о резонах американской политики? Очень мало или ничего. Американцам приписываются привычные и потому понятные мотивы действия наших государственных мужей – от членов брежневского Политбюро до Жириновского или Лаврова. На них проецируется вытесняемая оценка самих себя. Когда мы вот так спрашиваем, а как, по-вашему мнению, люди на Западе относятся к России? И большинство говорит: с презрением, нас не уважают, либо безразлично. А как в России относятся к Западу? До Крыма – большая часть говорила: с симпатией, интересом, с уважением. Сегодня: в лучшем случае – без особых чувств, спокойно, а чаще – враждебно, неприязненно. Другими словами, воображаемому Западу (виртуальным США, Европе) приписываются внутренние вытесняемые самооценки нас самих» [24].
Его сопоставление ТВ и Интернета в России таково: «За коммуникатором стоит авторитет канала, в том числе и авторитет власти. В сетях вы общаетесь, ну, если не с равным себе, то, во всяком случае, с подобными себе, за ними не стоит авторитет конструирующего реальность суверена, как за Первым каналом. Поэтому интернет выступает как дополнение к ТВ, а не как его конкурент, даже у молодежи. Когда я слышу, что молодежь не смотрит телевизор – это самоутешение. Они его смотрят меньше, чем пожилые люди, но не настолько меньше, как думают. 75–85 % пожилых смотрят преимущественно только ТВ, среди молодежи эти цифры снижаются до 60–65 %, но это все равно большинство. Да, пожилые меньше пользуются интернетом. Но это не значит, что молодежь не смотрит телевизор. И смотрит, и доверяет ящику больше, чем информации по сетям или интернет-порталам. Вообще в интернете политическая, социальная тематики привлекает очень небольшую часть, где-то 12–15 % пользователей».
Однако интернет не является таким четким управляющим массовым сознанием средством. Он вводит информацию, но не может реализовать в полной мере мобилизирующую функцию. Например, последняя армянская революция, как и все другие, потребовала серьезного организационного компонента, как это было и в Украине. «New York Times» пишет: «Армяне до 30 лет, известные как поколение независимости, поскольку большинство их было рождено до отделения от Советского Союза в 1991, сформировали главную опору протестов. Внутри этой широкой группы работники технического сектора оказались наиболее эффективными в поддержке демонстраций. Они использовали приложения типа Телеграма для координации протестов. Они препятствовали движению, организовывая бесконечное движение пешеходов на уличных переходах, не контролируемых светофорами. Они давали деньги на простые вещи, такие как звуковая система и вода на площади Республики, центре протестов» [25].
Выше мы упоминали Фишера в контексте того, каким образом капитализм сделал себя безальтернативным вариантом. Однако о том же инструментарии говорил и А. Грамши, и даже «товарищ Жданов», создав из интеллигенции профессиональную группу людей, которые удерживают в массовом сознании нужную картину мира.
Фишер же постфактум стал читать психолога Д. Смейла, который приходит к тем же выводам: «По настоятельной просьбе одного из читателей моей книги «Капиталистический реализм» я стал изучать труды Дэвида Смейла. Смейл – психотерапевт, но вопрос власти занимает центральное место в его практике. Он подтвердил гипотезы о депрессии, к которым я осторожно двигался. В своей важнейшей работе «Истоки несчастья» Смейл пишет, что маркеры класса рассчитаны на то, чтобы от них невозможно было избавиться. Тому, кто с рождения приучен думать о себе как о человеке менее значительном, редко достаточно приобрести определенные квалификации или разбогатеть для того, чтобы избавиться от извечного ощущения собственной никчемности – существует ли оно в их собственной голове или в головах посторонних – ощущения, которым их жизнь отмечена с раннего возраста. Тот, кто выходит из социального круга, в котором ему «положено» находиться, всегда находится перед лицом опасности – головокружение, паника и ужас могут завладеть им» [7].
В своей книге Фишер пишет, что проблемой капитализма является сдерживание и поглощение внешней энергетики. Это интересная проблема для любой страны. Кстати, это было проблемой, которая разрушила СССР в сознании граждан. С одной стороны, соцстраны все время давали свои примеры решения проблем, к которым СССР боялся прикоснуться. С другой – нам придется признать, что энергетика капитализма в результате «раздавила» СССР, поскольку советский человек начинал понимать, что «неправильный» капитализм работает лучше, чем «правильный» СССР.
Все это странно, но, с другой стороны, достаточно просто. По сути, СССР все время пытался компенсировать этот разрыв «бытового» уровня прорывами в других областях: в космосе и т. д. Свой выигрыш на одном уровне он пытался переложить на другой. И этот эмоциональный «прорыв» эксплуатируется по сегодняшний день Россией, когда отставание в одной точке блокируется прорывом в другой. К сожалению, уровень жизни людей оказывается как раз тем, что затушевывается на фоне реальных или вымышленных побед.