Страница 28 из 30
То, что осталось от хутора внезапно предстало перед глазами людей: покосившиеся столбы на месте прясла, обвалившийся овин, остов дома, а перед бывшим крыльцом - голый стволик засохшей рябинки.
- Всё, приехали, - сказал Добрыня, - Вот здесь, в воротах, и буду копать. Только вот что: Свит мне сказывал, будто у ракшасьего цвета есть хозяева, и они могут захотеть забрать свою игрушку. Так что ты, Торвин Валькйоутсен, сделай милость, посторожи. Может, ничего и не будет, а может…
- Что может? - нахмурилась Торвин.
- А, не важно. Поживём - увидим. Ты, главное, саблю в ножны не убирай.
Нарок остался на месте, а Торвин отошла к первым яблоням, чтобы лучше видеть подходы к хутору. Торжественно и неторопливо Добрыня вынес из возка мешок, встал в створе ворот и высыпал зерно на землю. В то же мгновение словно очий луч озарил и мёртвый сад, и убогие развалины: показавшийся из зерна каменный цветок светился ярким живым заревом, притягивал к себе и манил. Он был дивно красив: прозрачная, многоцветная друза размером с небольшого гуся. Кристаллики-листья сверкали сочной и свежей зеленью, какой не встретишь в опалённом сушью лесу, алые бутончики на их фоне казались язычками пламени. А единственный раскрывшийся цветок… От алых кончиков лепестков к небесно синей сердцевинке камень менял цвет и породу плавно, незаметно глазу, словно на лепестках живого цветка. Не смотреть на него было невозможно. И Добрыня смотрел, не в силах оторваться и начать работу, ради которой пришёл в это гиблое место. И Нарок смотрел восхищённо, позабыв обо всех своих печалях. Даже Торвин на миг задержала взгляд на каменном чуде… Ей казалось, будто на миг.
Их спас Тууле. Увидев приближающегося к возку незнакомца, конь вскинул голову и тревожно заржал. Торвин, вздрогнув, обернулась на звук. Да, хозяин пришёл за своей игрушкой. Уверенным, широким шагом через мёртвый сад прямо к Добрыне, застывшему с каменным цветком в руках, шёл ракшас. Не лесной клыкастый дичок, хоть они тоже очень опасны, а взрослая пустошная тварь в серебристом плаще. “Стоять!” - гаркнула Торвин так, что у неё самой зазвенело в ушах. Напарник услышал , вмиг очнулся от наваждения и выхватил саблю из ножен. А вот ракшас даже не подумал остановиться. Но вопль Торвин, без сомнения, услышал. Мягким движением он отбросил плащ за спину и извлёк из ножен меч.
Как ни быстра была Торвин, она ясно видела, что не успевает встать между ракшасом и Добрыней. Умница Нарок сделал это за неё. Будь противник человеком, у молодого стража даже достало бы умения его остановить. Но ракшасий страж был нечеловечески быстр, ему не составило труда избавиться от помехи: он легко отклонил удар Нароковой сабли, затем, не останавливаясь, полоснул противника изнутри по предплечью вооружённой руки и добил коротким прямым уколом под рёбра. Нарок отшагнул назад, поник и медленно опустился на землю. Всего один миг. Но именно этого мига хватило Торвин, чтобы бросить нож. Он вошёл ракшасу точно в глаз, по самую рукоять.
Зная не по наслышке, насколько живучи и опасны ракшасы, прежде всего Торвин отрубила их незваному гостю башку, потом, добежав до Тууле, отстегнула от седла целительский кошель, взяла из возка свой плащ и войлочную скатку, на которой спала в лесу, и только после этого подошла к Нароку. Добрыня, уронив свой ракшасий цвет на кучу зерна, тоже подошёл, присел рядом.
- Придержи, - сказала Торвин, осторожно поворачивая раненного на спину, подсовывая ему скатку под колени и расстёгивая кошель. Кроме бинтов и средства для промывания ран у неё имелся секретный флакончик с каплями, приглушающими боль. Использовать их следовало крайне бережно, иначе вместо облегчения они могли погрузить человека в смертельный сон. Помня об этом, Торвин для начала уронила Нароку за щеку всего пару капель. Затем расстегнула на нём пояс, распахнула куртку и принялась щедро прокладывать рану на животе чистыми бинтами.
- Зря, - тихонько сказал Добрыня, - Кончается он.
- Не каркай, - оборвала его Торвин. Видя, как губы Нарока понемногу становятся не просто бледными, серыми, она тоже не испытывала особых надежд, но пока парень дышал, следовало сделать всё возможное для его спасения. - Приподними его немного.
Откромсав от подола своей сменной рубахи широкую ленту, Торвин плотно обернула ею тело Нарока и закрепила повязку бинтом. Оставалась ещё рука. Её Торвин просто забинтовала, решив не мучить человека лишними ковыряниями в ране: целитель сам обработает, когда станет смотреть, что там да как. На этом с перевязками было покончено. Торвин осторожно провела кончиками пальцев по щеке Нарока. Он открыл глаза, но посмотрел словно куда-то сквозь неё.
- Держись, парень, - сказала ему Торвин уверенно, - Сегодня в лазарете дежурит Венсель, а он и не такое чинил.
- Ох, не довезём…
- Довезём, как миленькие. Давай, Добрыня, пошевеливайся, закапывай уже свои лютики-цветочки и повалили домой. Только нам потребуется коридор сразу к Хребтецким воротам, не к Нерским. Туда, где лазарет. Сможешь?
Добрыня неопределённо пожал плечами и побрёл в возок за лопатой.
Пока он ковырялся в створе ворот, копая яму, Торвин переложила груз так, чтобы можно было удобно разместить лежащего человека и при необходимости присесть с ним рядом. Выглянув из возка, она увидела, что Добрыня снова отвлёкся от дела. Вместо того, чтобы копать, он сидел на корточках над Нароком и внимательно вглядывался ему в лицо.
- Что там? - спросила Торвин.
Добрыня тяжко вздохнул и стянул с головы шапку.
- Не дышит. Отмучился, бедолага…
========== Когда закрылись все двери ==========
Торвин присела рядом с Нароком, прижала ухо к его груди. Сердце не билось, не было слышно и дыхания.
- Эх, Нарок, - грустно сказала Торвин. Пару мгновений она позволила себе просто посидеть рядом со своим бывшим напарником, держа в руках его холодную руку и думая о нём. О том, каким он оказался славным парнем, смелым, но в то же время покладистым и терпеливым. А ещё о том, что, пожалуй, он действительно был очень хорош собой. И, к сожалению, умер, едва успев глотнуть настоящей жизни. Но теперь всё это не имело никакого значения. Плотно завернув тело Нарока в плащ, Торвин уложила его в возок. Туда же Добрыня закинул лопату. Всем, и живым, и мёртвым, настала пора возвращаться домой.
Пока Торвин с Добрыней готовились открыть себе лесной коридор, по лесу, не разбирая дороги, легко и резво бежали двое, и деревья сами расступались перед ними, а стёжки послушно ложились под ноги, освобождая и спрямляя их путь. Это были парень и девушка. Оба очень смуглые, красивые и ладно сложенные, но притом босоногие и простоволосые, одеты они были весьма легкомысленно: на парне болтались лишь холщёвые портки, а простенькая туника девушки не закрывала ни её рук, ни колен. Глаза у обоих блестели ночной кошачьей зеленью, из густых волос виднелись заострённые кончики ушей. Эта странная парочка волокла на носилках из веток голого человека, плотно завёрнутого в плащ. На ходу они болтали между собой.
- Как ты думаешь, Майви, - спросил парень, - Скоро Торвин догадается о нашей проделке?
- Не догадается, - уверенно улыбнулась девушка, - Я хороший морок наложила, продержится дней пять. Надеюсь, у диких хватит ума за это время похоронить погибшего. Ну а если нет, будет забавно, когда вместо тела они обнаружат соломенную куклу.
- Ага, хотел бы я тогда взглянуть на их рожи! Может, не пойдём в Ночную падь? Далековато. Поволокли его сразу ко мне, в Кленовый лог. У меня там Омелка сидит… Она обрадуется.
- Зачем она у тебя?
- Да из дому сбежала.
- И ты ей разрешил остаться?
- Ну да. А что? Исту с Марой, значит, можно держать у себя в избе человека, а мне нельзя? Будет за Нароком ухаживать, пока тот болеет. И пироги печь. Потом приведу в порядок Яблочную горку, и пускай себе живут. Думаю, у них детишки получатся красивые. Я Омелке велел пока прибраться в избе и сварганить чего-нибудь поесть.