Табу

Марк утопал в голубых глазах, когда она провела языком от основания фаллоса и обратно. Смотрел в голубые глаза, когда она облизывала, посасывая, его яйца. Вперился в голубые глаза, когда она шлепала головкой члена по своим губам. Голубые! Мать твою за ногу, а?! Чертовы голубые глаза!

Рывком поднял ее и рванул ворот халата. Шелковые полы, легко соскользнув, распахнулись, и идеальное нагое тело предстало во всей красе. Значит, ждала его не с пустыми руками. Видно, тоже подвыучила его.

Сжал округлые груди, упругие и твердые, как мячики. Она застонала, призывно глядя ему в глаза. Чуть откинула голову и сексуально прикусила нижнюю губу, ластясь к нему всем телом. Он надавил большим пальцем, освобождая закушенную плоть, и погрузил его в покорный ротик. Тут же заменил палец языком, целуя жадно, почти кусая и наверняка больно. Он хотел забыться, раствориться в теле подруги. Руки хаотично, рывками ласкали ее тело, путались в волосах, будто он сам себя заставлял чувствовать ее, Оксану. Полные губы страстно отвечали на поцелуи-укусы. Налитая грудь вдавливалась в его твердую. Из недр ее рта вырывались заученные, хорошо поставленные и очень возбуждающие – с этим не поспоришь – полу всхлипы, полу стоны.

Пальцы с силой впились в ее спину и попку, оставляя следы, пока он надвигался на нее, понуждая пятиться. Сам с себя сорвал раздражающую рубашку – Оксана никогда его не раздевала. Не прерывая бешеного поцелуя, напоролись на стол. Крутанул ее и прижал спиной к себе. Наклонился, сметая разложенную еду на пол и, оставив ее распластанной на столе, сам выпрямился.

Грубо, по-хозяйски, расставил ее ноги шире. Свои присогнул в коленях и чуть отклонился под нужным углом. Поводил головкой члена у ее промежности, увлажняя и то, и другое, и ворвался в нее до отказа. Услышал ее вскрик, что, как кнутом, подстегнул его, и стал двигаться в ней – мощно, глубоко, заполняя ее до предела.

Стол ходил ходуном, ножки жалобно скрипели. Провел рукой по ее позвоночнику, по натренированным мышцам спины. Спустил ладони на ягодицы и слегка раздвинул их. Вид его члена, исчезающего в ней, срывал крышу. Она стонала. Громко, призывно, местами наигранно. Да где же гребанное непритворство? Где?? Черт бы это все побрал!

С силой шлепнул по ягодице, услышав болезненный вскрик. Вот теперь по-настоящему. Его рука на ее коже – гладкой, нежной, безупречной. Его рука на ее коже… твою мать!

Вышел из нее и снова рывком развернул к себе. Схватил рукой за подбородок, пусть и грубо, она стерпит. За такие побрякушки все стерпит – таков между ними негласный уговор.

– Смотри на меня, – выдохнул ей в лицо и оттеснил к стене. Закинул ноги себе на пояс, вдавливая в стену. Руками обхватил тугие ягодицы и насадил на себя. Оксана послушно смотрела, не отрываясь. Позволяла любоваться своей безупречной красотой, слегка поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, не забывая при этом стонать, облизывать и покусывать губы, и вытворять прочие штучки, безотказно действующие на него возбуждающе.

Марк знал, что она не кончит, поэтому не беспокоился о ее ощущениях, удовлетворяя лишь свою дикую похоть. Она кончала только от оральных ласк. Не сегодня, солнышко. Не сегодня.

Он врывался в нее снова и снова, чувствуя приближение своей разрядки. Она начала подсыхать, видно, ей не очень удобно. Или думает уже о другом… плевать!

Уткнулся в ее шею, вдыхая… аромат ее духов. Черт! Да где же она? Настоящая она? Где ее запах? Ее вкус? Ее цвет?

Протаранил ее в последний раз, хрипло застонав, изливаясь в нее. Его оргазм – вот что сейчас настоящее.

* * *

Он съездил в поселок на девять дней, а затем и на сорок, отдавая последний раз дань уважения усопшим. Оксана не поехала, да он и не настаивал. Малая пришла в себя. Не мудрено – юный возраст дает о себе знать. Жажда жизни вновь пробудилась в ней и нереально зеленые глаза снова засверкали. Ей предстоял заключительный год обучения в школе. Она уже выбрала учебное заведение и профессию, которую пойдет осваивать дальше – учитель младших классов. Как она сама выложила, учителей начальных классов в школе, где учится она и дети из близлежащих деревень и так не хватает, к тому же двое вскоре уходят на пенсию. Да и вообще, она очень любит детей и хочет связать с ними свою жизнь, помогая, чем может. Право, конечно, ее, но… учитель? Миллионы она точно не заработает. Хотя, ей и не нужно, судя по всему.

Марк завел скважину в дом и установил септик. Об этом они тоже поспорили, но он был непреклонен. Теперь дом обустроен теплым туалетом и постоянным водоснабжением. Как ни крути, а с такими удобствами жилось и проще, и комфортнее. Особенно одной.

Он смирился с самим фактом существования у него сестры. Даже ловил от этого некоторый кайф, неожиданно открыв в себе задатки заботливого человека. Он звонил ей периодически, но, как ни хотел приехать, вырваться не удалось. Волна перестановки кадров захлестнула предприятие. Он ухватился за эти перемены, играя себе на руку, и к своим тридцати стал коммерческим директором. Выше – только учредители. Что ж, весьма не дурно. Он, конечно, попотел, но оно того стоило.

Отмечать свое повышение он улетел с Оксаной в Эмираты. Не удержался, набрал малой поделиться достижениями. Столько неподдельной радости и гордости за своего брата услышал в ее звонком голосе, что захотелось, чтобы она оказалась здесь с ним, а не Оксана. Та приняла эту новость спокойно, будто само собой разумеющееся. С матерью он не поддерживал отношения в последнее время, а потому не спешил ее просвещать в свои дела. Но был уверен, узнай она о его достижениях, потребовала бы путевку на другую планету с сервисом «все включено» за свой непосильный вклад в воспитание такого успешного мужчины.

Все шло как нельзя лучше, пока однажды, где-то во второй половине дня, когда он еще был в офисе, теплым летним днем, ему не набрала Эвелина. Первый раз она сама ему звонила. Все стеснялась отвлекать от важных дел своей болтовней, хоть он и уверял в обратном.

Он принял вызов, вольготно откинувшись на спинку стула, доставая сигарету из пачки.

– Привет, малыш, – сходу поздоровался он, уже давно так к ней обращаясь. После короткого молчания он услышал сдавленный вздох. Рука с сигаретой замерла на полпути ко рту. – Эва?.. – насторожился он.

– Марк! – всхлипнула она.

– Эвелина, что стряслось?! – напряженно подался вперед, сигарета окончательно забыта.

– Марк! Бабушка! – Эва снова захлюпала и сквозь еле сдерживаемые рыдания выдала на одном дыхании, – бабушка умерла!

Он неосознанно сжал руку в кулак, раскрошив сигарету, понимая, что она совсем одна вновь столкнулась лицом со смертью. Ее некому даже поддержать.

– Когда? – сипло уточнил он, уже лихорадочно соображая, что должен сделать, чтобы ей помочь.

– Только что. Она занемогла в последнее время, но в больницу ни в какую. Отказывалась и все! В обед прилегла отдохнуть, а когда я подошла проверить ее… – она не смогла договорить – рыдания душили ее.

– Я еду.

Раздав четкие распоряжения подчиненным на несколько дней вперед, он сел в машину, сильно хлопнул дверью и сорвался с места с визгливым скрипом шин по асфальту. Рванул в поселок как был, в костюме, даже домой не заехал переодеться. Уже из машины дозвонился полиции и врачу районной поликлиники, чтобы те констатировали смерть и составили протокол. Как он и предполагал, малая еще не занималась этим вопросом. Не удивительно. В семнадцать лет похоронить почти всех родственников, тут бы самой не свихнуться. Предупредил подругу, что будет в отлучке и только тогда закурил. Жадно и быстро.

Поздно вечером примчался в поселок. Бросив тачку у калитки, скорым шагом устремился в дом, где горело одно единственное окно. Свободно вошел через незапертые двери и сразу увидел Эву. Она сидела одна, такая маленькая, хрупкая за большим столом, где разложены документы. Обнимала себя за плечи и смотрела в одну точку перед собой. Медленно подняла заплаканные глаза и обреченно посмотрела на ворвавшегося мужчину. Страха больше не было. Принятие неизбежной судьбы, боль и опустошенность клубились в зеленых, потухших глазах.