Страница 5 из 10
– А почему так грустно?
– Потому что сегодня был мой последний праздник. И неделя последняя. Но ты об этом…
– Как это последняя? – не понял он.
– Последняя вообще. Я думала, что мы с тобой до осени…
– Как, последняя неделя?! Ведь сегодня уже воскресенье… – Обожжённый этой мыслью, он подскочил и сел на кровати. – Почему последняя?!
– Потому что русалками бывают только девушки, которые не знали настоящей любви. А я узнала. С тобой. Мне это сказали на празднике. Тот, Кто Управляет Всеми, сказал. Я не хотела тебе рассказывать, да вот не смогла умолчать.
– И что, что теперь с тобой будет?! – в его вопросе прозвучало столько горечи и одновременно боязни за неё, что Она грустно улыбнулась, успокаивающе провела ладонью по его волосам и постаралась произнести как можно спокойнее:
– Я просто уйду под воду. Совсем уйду, навсегда. Завтра на рассвете. Какое-то время я ещё буду здесь, попрощаюсь со своим плёсом, с рыбами своими, с любимыми местами. Потом поплыву вниз по Олёкме, по Лене, по морю Лаптевых – к далекому Месту в тёплом Океане, где со мной должно произойти что-то новое, но это знает только Тот, Кто Управляет Всеми. А моё место займёт другая девушка. Может, даже красивее и лучше. Но давай больше не будем об этом, у нас с тобой ещё целые сутки.
– Я… – голос Сергея дрогнул. – Я не хочу тебя терять. Я понял это сегодня ночью, когда тебя не было.
– Не надо, милый. Лучше прижми меня крепко-крепко и молчи. Молчи, милый. Поцелуй меня вот сюда и сюда…
Они вышли из дома, когда небо на востоке стало светлеть. Уже недалеко от плеса она повернулась к нему, потерянно молчавшему, и попросила:
– Возьми меня на руки. Помнишь, как ты нёс тогда на берег… Здесь уже близко, тебе ведь не будет тяжело?
Сергей поднял её и прижал к груди так, чтобы она не видела его повлажневших глаз.
По-детски прильнув к нему, Она то ли успокаивала, то ли снова убеждала и его, и себя:
– Тебе сейчас плохо. И мне тоже. Но это у тебя пройдет. Я знаю, пройдет. Гораздо хуже было бы с твоей мамой, если бы ты вдруг… Ты ведь у нее один, одна надежда. Она бы просто не перенесла, если бы с тобой такое случилось… – Шею Сергея обожгли две горячие капли, заскользили вниз под рубахой. – И у меня тоже пройдет. В конце концов, многие русалки уходят одни – и ничего…
Он осторожно спустился с нею к воде. Она хотела было соскользнуть с рук, но Сергей тихо произнес:
– Погоди. Не торопись. – И прямо в брюках и сапогах побрел к валуну.
– Но я всегда, я всегда буду помнить тебя! – Она спешила сказать то, что ещё не успела. – Ты самый лучший, самый красивый на свете, самый любимый!..
Сергей встал на край валуна и закрыл ее горячий шепчущий рот долгим-долгим поцелуем. А потом, не разнимая губ, шагнул в глубину. Она отчаянно пыталась разорвать объятия и вытолкнуть его на поверхность, но Сергей сжимал ёе сильнее и сильнее, медленно опускаясь на дно в ореоле серебряных пузырей…
Выйдя из вертолета и не увидев встречающего внука, Макарыч нутром почувствовал неладное. Оставив старуху с сумками во дворе, он торопливо зашагал вдоль берега. Едва дед вышел к плёсу, как в глаза ему бросился свежий, глубоко вдавленный в песок след сапог, ведущий к валуну. Обратного следа не было.
– Сергуня… Как же ты так?! – прошептал Макарыч дрожащим голосом, медленно оседая на берег. – Как же ты так не уберёгся, Сергуня? Сдёрнул тебя таймень проклятущий с камня!.. Сергуня, что же я теперь матери-то твоей скажу… – И он, кланясь вперёд, уронил лицо в мокрый песок.
А на крыльце избы в тревожном ожидании сидела старуха, не замечая, что к подолу её выходной чёрной юбки прильнул длинный золотистый волос.
Дефиле над пропастью
Капитан госбезопасности Сёмин, неспеша прихлёбывая крепкий чай, внимательно перечитывал приказ № 00477 от 30 июля 1937 года, подписанный наркомом внутренних дел Ежовым. За свои двадцать лет службы Сёмин прекрасно усвоил, что распоряжения высшего начальства надо помнить назубок, особенно в последнее время, когда людей по разные стороны решётки порой отделяет лишь один шаг. Стоит чуть промедлить, не разглядеть вовремя врага – и ты уже сам враг… «А за 477-й приказ товарищу Ежову, конечно, большое спасибо от всех чекистов, – мысленно поблагодарил капитан далёкого московского наркома. – Наконец-то дал нам настоящую власть!» Теперь вместо обрыдшей тягомотины и препираний с судьями и адвокатами, все дела по репрессиям безо всяких обжалований и кассаций, прямо на месте будет решать областная тройка. И он, Сёмин, в этой тройке главный. Как говорится, сам раскусил гадину, сам осудил и сам без проволочек ликвидировал. Быстро и чётко, как на хорошем производстве. И даже план «производственный» сверху спущен. Правда, их области лимит маловатый дали, видно, посчитали, что на дальнем севере врагов меньше. А зря…
Размышления Сёмина прервал негромкий стук. Дежурный сержант, заглянув в приоткрытую дверь, произнёс извиняющимся голосом:
– Товарищ капитан, к вам посетитель просится…
– А ты что, Попов, не помнишь, что у меня перерыв?! – недовольно отреагировал Сёмин.
– Помню, товарищ капитан… Только он говорит, что иностранец… По одежде похож и вежливый… Киноаппарат при нём…
– Вежливый, говоришь, а стакан чая допить не даёт… Ладно уж, чёрт с ним, зови…
Сержант распахнул дверь, оглянулся в приёмную и сделал жест рукой, приглашая посетителя. В кабинет вошёл высокий молодой мужчина с пышной шевелюрой и коротко постриженной бородой. Одет он был в клетчатую куртку на меху с диковинной длинной молнией снизу доверху и в бриджи цвета хаки, заправленные в толстые полосатые гетры. Завершали экипировку ярко-жёлтые кожаные меховые ботинки и такая же шапка, которую посетитель держал в левой в руке.
– Рот фронт! – с радостной улыбкой произнёс иностранец, вскинув вверх правую руку со сжатым кулаком и приветствуя капитана, словно давнего друга и соратника.
– Здравствуйте, товарищ, – не в тон ему сдержанно ответил Сёмин, – проходите, присаживайтесь. Судя по всему, вы из Испании?
– Нет, из Франции, но в Испании тоже бывал.
– А русский язык где выучили?
– В Париже. Чтобы читать в оригинале труды Ленина и русскую классику. Знаете, Лев Толстой, Гоголь и Достоевский потрясли меня с ранних лет… И Владимир Ильич, конечно, с его теорией революции!.. Да, извините, я не представился!.. Андрэ Вели – художник-модельер…
– И по каким же делам вы пожаловали в наш модный салон? – мрачно сострил Сёмин. – Кто нас порекомендовал? Госпожа Шанель?
– О, великая госпожа Шанель, с которой я имею честь быть знакомым, пожелала мне удачи в этой поездке в Сибирь! И несравненная Эльза Скиапарелли тоже, – с улыбкой оценил шутку Вели. – Но рекомендацию к вам я получил от генерального комиссара товарища Ежова…
– Ежова?!. Самого Ежова?!. – поражённо переспросил Сёмин.
– Да, Николая Ивановича, – как можно обыденней подтвердил Вели. – Вот его письмо. – Расстегнув наполовину молнию и достав из внутреннего кармана куртки аккуратно сложенный лист бумаги, он протянул потрясённому капитану служебный бланк наркомата НКВД с несколькими строчками текста, скреплёнными узнаваемой подписью и печатью.
Сёмин быстро пробежал взглядом по листку, невольно повторяя вслух самое главное:
– Начальнику управления… …оказать максимальное содействие французскому коммунисту… большому другу… Андрэ Вели… в изучении обычаев, костюмов и верований коренных народов… на территории вашего управления… обеспечить встречу… оленеводами… шаманами…
«Судя по всему, – мелькнуло в голове капитана, – этот пёстрый попугай оказался непростой птицей, иначе бы сам Ежов бумагу не подписал. Интересно, почему он по своим делам в Академию наук не обратился?..»
Словно прочитав мысли Сёмина, француз произнёс:
– Я бы мог, конечно, попросить помощи учёных, которые у вас в России занимаются подобными вопросами, но у НКВД, на мой взгляд, гораздо больше возможностей, особенно по встречам с шаманами. Насколько я осведомлён, они находятся на учёте именно у вас…