Страница 12 из 13
Игра эта была популярна и среди простого народа, и среди знати. Историки считают, что такой карнавал способствовал умягчению сердец, народному единению. Тот, кто вдоволь нашутился над псевдокоролем, не станет покушаться на настоящего.
Вообще фламандцы любили пировать и меры не знали (я бы чувствовал себя комфортно в этой стране). Отмечали все подряд и с размахом: например, ежегодный обед гильдии святого Луки, объединяющей живописцев, стоил 1300 флоринов, при этом доход гильдии составлял от силы 2000.
Всамделишные местные правители не знали, что делать с этим неукратимым буйством жизни.
Штатгальтеры Альберт и Елизавета Габсбургские официально запретили фламандцам приглашать в гости больше 32 пар и пировать дольше двух дней, так как «собрания в 500 и 600 человек по поводу свадьбы, кроме того что приводят к обеднению и разорению, неизбежно ведут к ссорам и дракам».
Но зато сколько картин! Мало было бесконечного праздника в жизни, его еще и начали рисовать. Якоб Йордонс писал много и быстро, одних «бобовых королей» написано около десяти. Все персонажи в теле, все полны жизни и безобразно пьяны.
Кстати, обычно Йорданс изображал королем своего учителя живописи – Адама ван Ноорта. Женщина с ребенком на руках посреди вакханалии – жена и дочь художника. Себя Йорданс помещал на переднем плане, как самого веселого и отвязного, будто кричащего «эгегей!».
Тем удивительнее, что к концу жизни художник перешел в кальвинизм – самое строгое и радикальное ко всяческим удовольствиям ответвление протестантизма. Нашел Якоб Йорданс своего темного муравья, и темный муравей приютил гуляку.
Один из «Бобовых королей» висит в Эрмитаже. Короля уже перекосило, все в дым, какой-то старик положил руку на грудь какой-то женщине, женщина эта поит ребенка вином. Кто-то играет на волынке, другой надрываясь орет, заливается младенец на руках у матери-алкоголички. Все в движении, в ритме, в круговороте. И я смотрю на эту картину и думаю: жалко, что я не король. Согласен и на бобового. Положите мне фасолинку в пирог.
Ельцин
Ну а что же с настоящими правителями? Как управлять страной, не принимая на грудь? Как бороться со стрессом? Как бороться с соблазном: ведь все могут короли, все могут короли и судьбы всей земли вершат они порой. Каково это, когда любая прихоть будет исполнена? А будь вы обычным продавцом, вы бы осмелились не продать бутылку президенту, если б он пришел после 23 часов?
Вот возьмем, допустим, Ельцина. Я родился в 1995 году и ничего не помню, кроме легендарного: «Я устал, я ухожу». Хотя и это наверняка ложное воспоминание.
Но то ли из разговоров родителей и воспитателей в детском саду, то ли из первых прочитанных газет, то ли откуда-то из небесных сфер я всегда знал, что Ельцин алкоголик. Да кто об этом не знал. Весь мир следил за первым президентом России, и бедный президент отвечал на это внимание трогательными выходками.
Например, в 1994 году Борис Николаевич начал дирижировать военным оркестром при выводе российских войск из Германии.
Или вот, Билл Клинтон рассказывает историку Тейлору Бранчу о том, как в 1995 году, во время визита в Вашингтон, Ельцин напился до того, что ночью агенты американских спецслужб обнаружили его стоящим чуть ли не в одних трусах посреди улицы. Он буянил, не желал возвращаться домой, требовал отвезти его в пиццерию.
«…двумя ложками Ельцин стучал себя по лбу и по лбам рядом сидящих президентов. Это выглядело ужасно», – вспоминает вице-премьер Крыма Лентун Безазиев о банкете после подписания Бишкекских соглашений в 1992 году. Я-то могу понять президента, сам так иногда делаю. Мне вся эта клоунада кажется милой, смешной. Поэтому я презрительно смотрю на Геннадия Зюганова, руководителя известной оппозиционной партии, который пьянство не уважал и всячески унижал бедного Ельцина, а вместе с ним и всех нас – алкоголиков.
«Президент на прошлой неделе два дня был абсолютно пьян и невменяем… У нас президента нет, есть спившийся, невменяемый человек», – подбрасывает Зюганов с трибуны, и реплика эта отравленной стрелой летит в наши сердца.
«Мы считаем, что должен быть подготовлен документ, который бы ограничил самовластье одного беспомощного, безвольного, спившегося лица, который сидит в Кремле», – не унимается оппозиционер. Сильному легко обидеть слабого. Человеку здоровому никогда не понять алкоголика. Держитесь, Борис Николаевич.
И Борис Николаевич держался из последних сил. То есть из последних сил его держали кремлевские врачи. В 1995 году Ельцин до инфаркта напробовался 40-градусного ликера. Один из докторов пошел ночью проведать президента, а президент едва живой лежал в ванной комнате. Не слушал президент ничьих советов, не соблюдал диету, крыл матом медицину. И есть в этом что-то надрывное, почти декадентское, панковское.
Бедные врачи, которые не могли ничего сделать. Бедное сердце, уставшее от таблеток, операций, чисток. Размякшее от водки сердце. Бедная страна, катившаяся в тартарары.
Начальник президентской охраны Александр Коржаков в своей книге «Ельцин: от рассвета до заката» пишет:
«Он пил каждый день. Его обычное утро начиналось всегда одинаково. Приезжаем в Кремль. «Дима, ланч!» – вызывает он повара Самарина. Тот на подносе несет 100 граммов водки в аэрофлотовском стаканчике, яичницу, маленькую баночку икры и 4–5 кусков бородинского хлеба с обрезанной коркой».
И президент добрел, становился податливым, щедрым, но совершенно при этом неуправляемым, как дитя. Лучше его в это время не тревожить. Приближенные уже были закалены и обучены, знали когда с чем лучше прийти, умели пить и не напиваться.
Ельцину нужны были собеседники. Так фаворитами становились только обладатели железной печени и крепкой поджелудочной железы.
Политики разрабатывали методики и стратегии: сколько рюмок, чтобы подписал; сколько тостов, чтобы повысил. Американцы тоже спаивали нашего президента. После двух бокалов калифорнийского вина Ельцин был готов все простить Клинтону, все отдать, обняться и сидеть.
Наркологи утверждают, что вылечить алкоголизм без осознанного желания пациента невозможно. В агитке «57 вопросов президенту», выпущенной к выборам, один избиратель как бы задает вопрос:
«Борис Николаевич! Правда ли, что вы злоупотребляете алкоголем?»
Борис Николаевич не без кокетства отвечает:
«Скажу «да» – это будет неправдой. Скажу просто «нет» – тоже покажется неубедительным. У нас ведь пока сами не проверят, все сомневаться будут, да еще скажут: «Какой же ты русский мужик, если выпить не можешь». Так что скажу одно: «Выпить могу, но не злоупотребляю».
Как мне нравится беззащитность этого ответа. «Да, но нет. Нет, но да. Только отстаньте». Чего, правда, привязались.
То, что полководец пьет, еще не означает, что это плохой полководец. Потом – квасит вся страна. А как иначе это все пережить? Смена эпох все-таки.
Наверное, хорошо, что девяностые прошли, хотя я жил там всего пять лет и не помню никаких ужасов, кроме детского сада. Может быть, поэтому-то время кажется мне романтичным и захватывающим. Представьте, как я стою в цветастой куртке, с пепси-колой в руке, слушаю «Ласковый май» и плачу. А мимо проносятся джипы с бандитами, проходят девочки с зелеными веками и вздыбленной челкой, группа «Мираж» едет в гастрольный тур, все рушится, всем страшно и смешно. А Ельцин еле держится на ногах, но отчаянно ведет нас в светлое посткоммунистическое будущее.
Черчилль
Британские ученые, как мы знаем, отчаянно грызут гранит науки. Чем бы мы себя утешали, чем бы обнадеживали без британских ученых. Всяко легче жить, когда все обоснованно, расставлено по полочкам. Целую ваши мозги, дорогие исследователи. Спасибо, например, что доказали вред спиртного даже в самых малых дозах, но все равно оставили нам щель, из которой бьет свет, все равно разрешили пить по 14 единиц алкоголя в неделю. А 14 единиц это не так уж и мало. Это 7 банок пива или столько же бокалов вина, 14 рюмок той же водки. С одной стороны, можно это растягивать на семь дней, пить по капле. С другой – можно выжрать все в раз и оставшееся время возвращать человеческое лицо. Щадят нас британские ученые.